Дракон был ужасен.

Огромные крылья едва вмещались в парадную залу, покрытая наростами и бородавками пасть то и дело испускала струи огня, а когти чудовища чертили на мраморе пола глубокие царапины. Дракон был в бешенстве.

Но Лекса только вздохнула и сказала скучающим голосом:

– Отец, примите уже своё обычное воплощение! Это становится смешным.

Дракон икнул и практически сразу сдулся до размеров обычного человека. Оправив чёрную тогу, ставшую слишком просторной, проворчал:

– Дети! Беспринципные и непослушные существа…

Вместо морды у него появилось лицо – такое родное и знакомое с детства. Лекса улыбнулась:

– Ваше Императорское Величество, вы же знаете, что я не боюсь вашего гнева! Я же ваша любимая и единственная дочь.

– Ты вероломно этим пользуешься, ящерка, – фыркнул император. Сел на трон и немедленно получил по руке от матушки:

– Курт! Разве можно так меня пугать?!

– Машенька, а как ещё ты хочешь договориться с этой девчонкой? Замуж она не хочет…

– Не хочу, – подтвердила Лекса кивком.

– Замуж не напасть, лишь бы замужем не пропасть, – раздался за спиной скрипучий старушечий голос, потом охнул и захохотал. Но никто не обратил на него внимания.

– В академию она не хочет!

– Что я там не видела, в этой академии, отец? – воскликнула она. – То, что изучают студиозусы, я знаю давным-давно. С детства знаю!

– Это лучшая академия магии восьми присоединившихся миров!

У отца был оскорблённый вид, и матушка похлопала его по руке:

– Ну-ну, не будь таким строгим, Курт. Лучше спроси у Лексы, чего она хочет.

С тяжким вздохом император помотал головой. Потом откинулся на спинку трона и, грозно сдвинув брови, осведомился:

– Чего же ты хочешь, Александриэлла?

Лекса возрадовалась. Этого вопроса она ждала уже давно. И знала, что матушка обязательно уговорит отца согласиться. Подобрав подол платья, она грациозно скользнула к трону и в почтительном реверансе протянула императору красиво разузоренную бумагу:

– Вот, Ваше Императорское Величество. Не сочтите за тягость ознакомиться.

– Что это? – его императорское величество нахмурило брови, с трудом читая изысканную вязь каллиграфии Танкема. – Каждый может найти дело по вкусу? Маша, по какому вкусу? Что тут написано?

Матушка взяла бумагу и, водя пальцем по строчкам, прочитала по складам:

– Любой молодой предприниматель, располагающий небольшим капиталом, приглашается на «Неделю коммерции за два ком… лей… кса». Ох, как трудно переводить! Лекса, девочка, в чём суть?

– Суть в том, что я могу стать хозяйкой собственного отеля или ресторана в Танкеме! – ответила Лекса, пытаясь безуспешно спрятать торжество в голосе. – Там отчаянно не хватает молодёжи, ведь все уезжают в Академию или выходят замуж!

Ехидство последней фразы заставило отца грозно сдвинуть брови. Но матушка сказала таким нарочито-весёлым тоном, каким обычно говорила, чтобы отвлечь отца от какой-нибудь детской проделки:

– Наша дочь – молодой предприниматель! Курт, мне кажется, что это прекрасное начало взрослой жизни для Александриэллы! Тебе не кажется?

– Мне кажется, что ей лучше выйти замуж, – пробурчал император, отбирая у императрицы листок. – Но ни один принц из нашей империи не кажется твоей дочери достойным кандидатом в мужья!

– Мне кажется, что тебе это только кажется, милый друг, – ласково улыбнулась матушка, и отец сразу успокоился. Лекса всегда хотела выведать у неё секретную магию, с помощью которой императрица так воздействовала на своего супруга, но матушка только улыбалась. Не выдавала…

– Так что, я могу ехать в Танкем? – спросила Лекса нетерпеливо. Отец вздохнул так тяжело, словно она просила позволения утопиться в море. Матушка весело подмигнула.

Ура! Позволение практически в кармане!

– Кто-нибудь знает, что такое ком… лейк… сы? – сверившись с бумагой, громко спросил император. Из-под Лексиных ног вынырнул зелёный попугай и противным голосом советника Эвиксандори процитировал:

– Комлейкс – валюта в ходу в большинстве государств мира Танкем. Один комлейкс составляют десять лейксов и сто шматиков. Комлейкс котируется во всех присоединившихся мирах, а также в большинстве неприсоединившихся.

– Пашка, – укоризненно шикнула матушка.

– Сколько это в нашей валюте? – недовольно протянул император, повысив тон. Придворные, стоявшие по обычаю вдоль стен, зашушукались, переглядываясь, но никто не ответил. Ответила Лекса, сияя от предоставленной возможности:

– Один империал стоит двадцать пять комлейксов, Ваше Императорское Величество!

– А! – отец поднял бровь. – Два комлейкса это очень дёшево.

– Пожа-алуйста, Ваше Императорское Величество! – Лекса умоляюще сложила руки и надула губки. Губки всегда действовали на отца – почти как матушкина магия. Но ими можно было только добить. И отец сдался:

– Хорошо, Александриэлла. Мы позволяем тебе испробовать себя в коммерции Танкема. Но как только тебе надоест играть в бирюльки, помни, что мы ждём нашу дочь во дворце!

Едва удержавшись, чтобы не броситься отцу на шею, Лекса присела в великолепном, просто идеальном реверансе, пряча блестящие от радости глаза. Ура-ура! В Танкем! Её ждёт прекрасный отель всего за два комлейкса!

* * *

Уставший всадник спешился, достигнув центра лагеря. Спрыгнув с лошади, он бросил поводья первому попавшемуся варвару и побежал к самому высокому шатру. Откинув полог, влетел, как вихрь, внутрь и упал на колени перед мужчиной, лежавшим на топчане. Ковры и одеяла из козьей шерсти укрывали его некогда большое и сильное, а теперь исхудавшее и иссохшее тело.

– Дед! Я успел, дед!

– Вик, – старик пошевелился и протянул руку. Вик схватил её и прижался к ней лбом:

– Дед, ты ещё встанешь!

– Не говори глупостей, – тот растянул в улыбке рот. Закар Безбородый, великий варвар, гордившийся сотнями завоеваний, умирал. Не от болезни – от старости. Вик вытер внезапно увлажнившиеся глаза и разозлился. Нельзя плакать! Он не какой-нибудь слабый жеренто! Он варвар, сын и внук варвара, наследник янтарной крови, второй по старшинству наследник империи!

Полог женской половины зашуршал. Вик оглянулся и тут же попал в крепкие объятия женщины, которая любила его больше всех других братьев и сестёр.

– Мой мальчик… – шептала она, покрывая поцелуями его щёки. – Мой маленький мальчик…

– Бабушка! Я давно вырос, – Вик смущённо вывернулся из её рук. – Я приехал повидать деда и выпить чашку улуна.

– Садись к огню, погрейся.

Бабушка Роза подала внуку пиалу, полную горячего прозрачного чая, пахнущего травами и степными цветами. Коснулась его плеча и шепнула на ухо:

– Дед будет против, не говори ему, но волхвы хотят тебя видеть.

– Зачем?

– Внучок, волхвы скажут это только тебе, – усмехнулась бабушка, чмокая его в макушку.

– Волхвы… – пробормотал Вик. – Кто слушает этих праздных странников?!

– Когда-то я их послушала, милый, и прожила славную жизнь, полную счастья и побед.

Он пожал плечами. Ладно, от него не убудет, если он потеряет несколько минут, посвятив их странникам. Проглотив в два глотка вкусный чай, Вик вскочил на ноги:

– Пойду сразу, а потом вернусь к деду.

– Они в шатре Оливки, – заговорщицки подмигнула бабушка.

Вик вышел наружу, выпрямился, вдыхая пряный запах степи. Он родился здесь, здесь научился ходить и сидеть на лошади, а потом отец завоевал империю. Но жить в замке для ребёнка огромных просторов – мучение. Хотя и в Тоннехеде есть леса с полями, есть лошади, можно скакать с утра до вечера, ночевать под звёздным небом, однако всё не то. Нет запаха сухих трав, мешавшегося с дымом костров, нет мрачного очарования пустой равнины и журчания редких ручейков, за руслом которых всегда следовал лагерь варваров. Вот почему Вик любил приезжать сюда.