И от этих мыслей стало как-то истерически смешно. Я ведь давно знаю ответ на свои вопросы. С первого дня знала, тогда почему каждый раз задаюсь ими? Почему я не могу просто отпустить ситуацию?

В комнате, а, если быть точнее, — в гараже, стилизованном под комнату Майки, неизменно тепло. Я уже тут бывала и меня всегда привлекала вот эта стена у входа на которой, неровными волнами, нацеплены фотографии. Десятки снимков, на которых вся Тосва, радостная и широко улыбающаяся.

Я всегда задерживалась на старой, слегка потрепанной фотографии юных байкеров, которые только-только обосновали свою, ставшей однажды великой, группировку. Здесь они, все шестеро, такие забавно-грозные и полностью уверенные в своем светлом будущем.

Сердце, в который раз за эти несколько месяцев, болезненно сжалось.

Светлое, непременно счастливое, будущее…

— Эмма ушла гулять с Дракеном, а дедушка ушел по делам. — Голос Майки, раздающийся откуда-то из далека выдергивает от череды печальных мыслей, возвращая в реальность.

Так. Стоп, что он сказал?

— Никого нет? — и столько искреннего удивления в голосе, что мне самой странно.

И сейчас, возможно, вы посчитаете меня полной, просто непревзойдённой дурой, но я не хотела оставаться с Майки один на один в его доме. В своем, если что, тоже.

Возникает вполне логичный и каверзный вопрос «Почему?», а я, будучи обделенной чувством стыда, отвечу — потому что ебаное подростковое тело с его отвратительными подростковыми заскоками. И вы понимаете, о чем я говорю, не нужно придуриваться, я знаю, что не одна такая.

Ком в горле встал сам собой и я, слегка сконфуженно, прошла к дивану, на который меня пригласили сесть.

Майки болтал. Болтал о чем-то, а я просто смотрела на него и думала о том, что мне, не много не мало, двадцать один и я взрослая, насколько это возможно, девушка, которая давно нашла себя и сейчас, просто пускаю слюни на пятнадцатилетнего парня, который, по ментальному возрасту, намного старше, и в голове крутится лишь один, крайне необоснованный вопрос, который мне жизненно необходимо задать, потому что я ни разу не слышала этого от него напрямую. Прямо в глаза. Поэтому я спрашиваю, просто чтобы убедиться:

— Майки, — он замолкает, вопросительно глядя на меня и я, в тысячный раз, просто утопаю в его глазах. — ты меня любишь?

Ну все. Антракт. Я спросила. А на кой черт, если не секрет? Вот мне мало всех этих его касании, фраз, поступков? Мне мало для того, чтобы понять?

И он молчит, тупо пялиться на меня, не моргая и я, неумолимо покрываясь красными пятнами стыда, просто отворачиваюсь.

— Забудь, просто… — просто хотела услышать это от тебя лично.

А он по-прежнему молчит и наверняка смотрит, прожигая во мне дыру. Мне не хочется поворачиваться, но я делаю это, натыкаясь на серьезное, как никогда строгое лицо. Он молчит, а его грудь мерно вздымается. Он дышит глубоко, и я слышу, его тяжелый вздох, от которого становиться стыдно, потому что нужно уметь держать язык за зубами, а свои желания в узде.

А дальше он льнет ко мне неожиданно касаясь своими губами моих, а рука его зарывается в мои волосы на затылке, и я чувствую, как их оттягивают назад, и эта неприятная боль расползается по всему телу.

Майки целует грубовато, покусывая мои губы и я чувствую, как на языке оседает привкус крови.

Он отстраняется недалеко, позволяя по-прежнему ощущать его дыхание на моем лице, и я смотрю ему в глаза, опьяненно, туманно и, кажется, я знаю, что будет дальше, словно чувствую это всем телом, а, возможно, просто читаю это в его взгляде. Он ведь не из тех, кто отказывается от собственных желаний, а я, к сожалению, не из тех, кто может ему в них отказать.

— Люблю, — хрипло, будто бы в себя и от этого голова приятно кружится. — Люблю.

И вот тут мне абсолютно плевать что будет дальше. Абсолютно плевать на то, что мне давно за восемнадцать и это впервые, когда я хочу человека. Абсолютно плевать на то, что Майки такой же неопытный (я надеюсь) как и я и, что сейчас эта романтическая сцена превратиться в акт комедии, мне абсолютно плевать на возможные последствия, потому что голова приятно кружиться, а колени дрожат и я чувствую горячие пальцы где-то под рубашкой.

Я слышу его неразборчивый шепот, отрывки фраз, кажется я что-то отвечаю в ответ.

Я чувствую его губы на моей шее и зубы, которые больно, абсолютно неумело впиваются в кожу посасывая, и стон слетает с уст совершенно не к месту. Манджиро замирает и, я клянусь, самодовольно усмехается.

Его руки невероятно приятные, чуть шершавые, бродят по телу задевая пальцами родинки, шрамы.

Он касается моей груди и тело словно окунают в кипяток.

Мне стыдно, ужасно стыдно и я прячу лицо в ладони в попытке сдержать неуместные, глупые реплики, а он, совсем по-хозяйски, забирает ладони от моего лица и закидывает мои руки наверх, сжимая запястье.

— Не отводи взгляд, — он не просит — приказывает и ноги напрягаются.

Я чувствую трение где-то там, внизу, ниже пояса и сознание катиться к чертям. Я просто ощущаю и догадываюсь о том, что происходит дальше и это. Если честно, просто потрясающе.

Он целует меня в висок и стягивает с себя футболку. И, о боже, я чертовски рада оказаться под ним, потому что такое зрелище увидеть не всем дано.

Руки сами высвобождаются от, не особо то и крепкой, как оказалось, хватки и тянуться к рельефу мышц. Моя очередь тянуться за поцелуем, но мои, в отличие от Майки, нежные, мягкие и робкие. И он рычит, тихо, неуловимо.

Мое тело горит, и я просто поддаюсь неуклюжему ритму. Все действия инстинктивные, вычерпнутые из рассказов друзей, строк книг и картинок фильмов. Они не к месту, но так желанны и я просто делаю то, что хочу, а хочется мне снять с него штаны.

Ремень упрямо не поддается и Майки, абсолютно наглым образом, отстраняется от меня, выпрямляется, коленями упираясь по правую стороны от моей талии, а левую ногу ставит на ковер. Дивана катастрофически мало.

Он усмехается и смотрит на меня мягко, вдохновленно, так смотрят на первый летний рассвет или, не знаю, на последний закат в своей короткой жизни. И от этого взгляда так тепло и хорошо, что я просто таю.

Брюки летят на пол, и я уже представляю, как мы, веселые и голые, будем рыскать по комнате в поиске собственной одежды.

— Нео-чи, — шепчет на ухо покусывая мочку. — ты ведь тоже меня любишь?

И я стону, потому что этот засранец планирует проколоть мне ухо.

— Да. — И это все, что я могу сказать прежде чем почувствовать его губы на моих ключицах.

Майки резкий, импульсивный и движения у него такие же. Он не любит ждать и это чувствуется нарастающим возбуждением между ног.

И он снова целовал меня, стягивая брюки вместе с бельем. Его сильные и нежные руки начали гладить меня. Его руки, его губы, его язык. Я щупала его, словно была слепой и все никак не могла остановиться, сфокусировать бегающий взгляд, пока не почувствовала, как что-то твердое, горячее и пульсирующее касается меня там, в уже давно влажном месте, и от этого становиться страшно.

— Ш-ш-ш, все в порядке, не волнуйся, — он шепчет, и я слушаюсь, игнорируя дрожь в коленях и странноватые спазмы внизу живота.

Он медленно, ритмично, нежно двигался вниз и я полностью отключаюсь от ситуации. Лишь ощущения. Картинка перед глазами мылится, и я не вижу его действий, но чувствую неприятную, резкую боль во всем теле, вздрагиваю, хочу кричать, но меня затыкают поцелуем. А после по телу ползет огонь, и я окунаюсь в тепло.

А следом сладкий спазм, я словно воспарила над землей, больше никакой боли, лишь сладость и похлопывающие звуки, нежные руки и мысль о том, что я совратила малолетнего.

Невероятно.

Мне было стыдно и некомфортно сидеть за накрытым столом и ужинать с семьей Сано после случившегося.

Мне было больно и крайне неприятно ходить и я, как новорождённый олень, стояла под горячим душем, раз за разом прокручивая в голове произошедшее.