Идти и выяснять отношения мне не хотелось, и я искренне надеялась на то, что Сакура просто струсит, да пошлет меня на три веселые, известные только русскому человеку, буквы. Но нет, эта особа стоит себе, волосы в косу заплетает, игнорируя порывистый ветер. Покахонтас хренова.
Но, стоит признать, держится она более чем уверенно. Все такая красивая, ухоженная, стоит и смотрит вдаль. А рядом я, замызганная, с чернильной пастой на щеке, от усердной учебы, а не из-за того, что я на ручке заснула, в мятом, украденной у Чифуи (бедный пацан, я у него еще и футболку скамуниздила) толстовке, в спортивных штанах под мятой юбкой и, кривоватой вишенкой на торте, - пучком сальных волос на голове, потому что сранные дополнительные во внеурочное время меня уже заебали.
Она заметила меня сразу, но усиленно делала вид, будто бы и нет меня здесь вовсе.
— У меня всего два вопроса. — Ходить вокруг да около это не мое. Я не умею и не люблю это делать, — Первый: зачем ты вылила мне в шкафчик кисломолочку? — Сакура нервно дернулась, разворачиваясь ко мне лицом, — И второй: нахуя тебе мои балетки? Они же стременные. — Просто отвратительные, но пизды дома мне за них вставили такой, словно сшиты они были алмазными нитками.
Она молчала, и я вижу, как презрительно, с неприкрытым отвращением пробегается по мне взглядом.
— Почему именно ты? — Блять, да что это за привычка вопросом на вопрос отвечать? Балетки мои где? — Из всей школы, из всей Сибуи, из всего, чтоб его, Токио, именно ты?
О чем идет речь я усиленно не понимала, ровно так же, как не понимала почему у нее не мерзнут ноги. Уж извините, но эта юбка, – два пальца от бедра, — мало спасает от ноябрьского холода.
— Конкретнее. — Блин, как же руки от ветра чешутся.
Мне казалось, что более презрительного взгляда, чем она состроила до этого, не бывает, а нет, вот оно — Лицо Брезгливости. Ну да, я не первой свежести сегодня, но ты поживи с мое и тогда поговорим.
— Майки и ты. — На "ты", делает скрипучий акцент — Это же даже звучит как паршивый анекдот! — А руками то как эмоционально сплеснула. Актриса.
Стоп. Что? Мне не послышалось? То есть весь этот ссаный спектакль был из-за того, что я стала девушкой Манджиро? Я полчаса отмывала свой ящик лишь потому, что какая-то среднегодка не справилась с собственной ревностью?
— Ты ебнутая? — Извините, но у меня накипела.
Три недели назад у меня умер друг, две наделе назад я, чтоб его, созналась человеку, у которого и так проблем по пояс, в том, что, блять, оказывается, я все знала заранее, но язык в жопу засунула и побоялась сказать неминуемое будущее. Моя собственная мать буквально ненавидит моих друзей и всячески пытается от них меня, неуравновешенную, огородить. А ты, блять, заревновала?! Приревновала человека, который не проявлял к тебе малейшего интереса на протяжении трех лет, к его же девушке?!
— Посмотри на себя. — Нос воротить тут должна только я. — Ты же выглядишь просто…
— Прекрасно. — Ну уж нет, не нужно меня тут в грязь носом тыкать. — Я выгляжу прекрасно, Сакура. А еще Майки нравится как я выгляжу. — Я не собираюсь ей угрожать, не собираюсь соперничать и, уж тем более, выяснять отношения. Нет. Просто не хочу. — А ты, просто не можешь понять, чем именно я его зацепила и бесишься из-за этого. — Я никогда не была сукой, но сейчас, именно в этот момент, мне чертовски захотелось ею стать. — Ты не любишь Майки, — Не вздумай меня перебить, — Потому что ни черта о нем не знаешь. Тебе нравиться лишь красивый фасад, а не разгромленная вдребезги изнанка. — А я знаю. Я видела и чувствую эту его внутреннюю борьбу и пытаюсь помочь. — Так что пошла ты…
Пэяна я ждала около получаса, и собака уже успела пометить забор школы. Хорошо, что охранник не заметил.
Пришел этот, крайне неоднозначный человек, в цветастой рубашке и школьных шаровары, и я правда пыталась сдержать истерический смешок, но он вырвался с уст быстрее чем я успела подумать.
— Че смешного? — Насупился, как еж в холодную зиму.
— Да так. — Зеленая рубашка с попугаями, но я тебе об этом не скажу. — Держи свою лохматую. — Собака подозрительно рычит, когда я передаю поводок. — Вы не ладите?
— Мне кажется она любит всех, кроме меня. — А сколько вселенской скорби в этом голосе.
В нос ударяет резкий запах цитрусов, и я залпово чихаю. Ну и резкий же у него парфюм, словно пол флакона на себя вылил.
— Ты, это, просто духами не злоупотребляй. — Нос предательски чешется, и я чихаю еще раз. — Собаки не любят резкие запахи. — Их никто не любит.
Очевидно желая проверить правдивость моих слов Пэй принюхивается к собственному вороту, фырчит и вяло кивает, а после, бурча о том, что у нас у всех просто нет вкуса, уходит.
Всегда рада помочь, Пэян, всегда рада… Так, когда мы там с Дракеном встречаемся?
Я ожидала всего: Такемичи в слезах, перепуганного до усрачки, Наото с абсолютно каменным лицом, Хинату, решившую, что она бы сошла за хорошего сыщика, Эмму, которая, кажется, сейчас лопнет от счастья, потому что Дракен, уже пафосно удалившийся в закат, просто посадил этого сраного медведя, которого вытаскивал час из автомата, ей на голову.
Я ожидала всего, но не Майки с ПАЛЬМОЧКОЙ на голове. В манге этого не было и поэтому я, не стесняясь, орала в голосину, согнувшись в три погибели и чудом ещё не свалившись на холодную бетонную плитку кафе.
— Прекрати. — Он насупился как самый настоящий снегирь, а этот кривоватый хохолок на макушке совершенно не придавал ему серьезности. — Нео-чи. — Строго, скрестив руки на груди. — Мне челка в лицо просто лезла. — Он передо мной оправдывается! — Да хватит ржать!
Я слышала, как Такемичи старательно сдерживает похрюкивания, потому что я с Эммой и, возможно, Хиной, единственные, кто не получит пизды за подтрунивания над Майки. Но если Эмме он просто покажет язык и что-то недовольно буркнет, то меня, этот дебил, укусил за плечо, да так больно, что истерическое хихиканье переросло в громкий вскрик.
— Ты чего?! — Моему возмущению нет придела. Он даже наклониться не поленился.
— Хватит. — Бурчит, но резинку стягивает, неизменно дуясь.
Светлые волосы падают на лицо неровными прядями и теперь Майки похож на лохматого домового.
Такемичи хрюкает, булькает что-то на прощание и тащит Хину за руку, уползает в закат. А я только хотела ему сказать, что приду завтра. Ладно, скину вечером смс.
Майки, все такой же лохматый и недовольный, вздыхает, в попытке вернуть волосы в прежний пучок. Я мысленно умиляюсь его неуклюжим действиям, но молчу. Плечо по прежнему неприятно ноет.
— Эмма~ — Потягиваю имя, как сок из трубочки, — У меня тоже есть для тебя подарок.
Сумка у меня бездонная, поэтому на поиски небольшого праздничного конверта я трачу минуту. Эмма с интересом рассматривает открытку, открывает и вытягивает из него красиво стилизованный билет в кино.
— Билет на сегодняшний ночной сеанс. — Я усмехаюсь наблюдая на лице подруге полнейшее непонимание происходящего. — Второй билет у Дракена, встретитесь у входа за десять минут до фильма.
А следом я слышу оглушительный писк и, кажется, у меня лопается барабанная перепонка, а ребра, от крепких объятий, тихо хрустят.
Эмма все вторит свое восторженное «Спасибо!» и эта реакция стоит бессонной ночи и двухчасового выгуливания пса Па-чина (потому что билет Дракен взял только после того, как я согласилась ему помочь).
К разговору с Такемичи настраивала себя далеко не один день. Я все прокручивала и прокручивала в голове возможные вопросы с его стороны, строила сюжет своего повествования, но из головы вылетело абсолютно все, как только я пересекла порог его комнаты.
Здесь, как и летом, было просторно и чисто. Такемичи удивительно чистоплотен в юношестве, но вспоминая его квартиру через двенадцать лет, хочется выть подстреленным волком.
Стул вертится вокруг своей оси, и я пододвигаюсь ближе к кровати, на которой уже устроился Такемичи.
