Из комнаты, облепленной непонятными яркими картинками, на меня таращилась валяющаяся на кровати девчонка лет пятнадцати, с волосами кислотно-розового цвета и такими же ногтями.

– Ну? – в её восклицании было сразу всё – раздражение, брезгливость, осуждение и недоумение. – Чего тебе надо?

Отметин от укусов я не увидела, но мне не понравился её настрой, слишком враждебный. Другие домочадцы явно любили меня прежнюю, но вот сестра?.. Похоже, мы не очень-то ладили, и почему-то это показалось мне крайне обидным.

– Зашла узнать, как твои дела, – бросила максимально небрежно и прикрыла за собой дверь, чтобы родители не подслушивали. Они и правда отчаянно напрягали слух, но без толку.

– С чего бы это?

«Меня-то ты не обманешь, я видела тебя с тем мужиком. Он горячий, хотя и старый. Ох, он такой офигенный…»

– Ты видела меня с профессором?

– Боишься, что я заложу тебя? – она скривилась, – Не дрейфь, я не стану.

Судя по картинке в её голове, он был какой угодно, но только не старый. Видимо, в пятнадцать лет возраст оценивается немного иначе, но я бы сказала, что профессор возмутительно молод и обладает незаурядной для человека внешностью – животный магнетизм соседствует с немного детским ощущением, что он всё-всё на свете знает. Неужели только мне он показался немного… опасным? Потому что я практически уверена, что он не человек, даже через призму восприятия моих родных, беспокоившихся вовсе не о том, о чём следовало.

И ещё – сестрёнка явно уже начала мечтать о нём самым неподобающим образом, что вообще ни в какие ворота не лезло.

Парочка наводящих вопросов, и она живо вообразила, а я смогла рассмотреть подробности того самого свидания, знанием о котором она нахально козыряла.

В тот день Сонька выскочила, чтобы вынести мусор по маминому требованию, и с порога замерла в восхищении – высокий брюнет в дорогом пальто стоял недалеко от подъезда, небрежно облокотившись о машину, и с самой потрясающей улыбкой смотрел в сторону улицы. Кажется, я начала догадываться, почему те парни так реагировали на меня – сверхпривлекательность явно идёт в копилку вампирских приёмов. Ха-ха, теперь ясно, даже меня слегка пробрало.

Сонька невольно повернула за ним голову и разглядела меня, остолбенело разинувшую рот от радости и за пару шагов буквально запрыгнувшую на приветливо раскрывшего объятия профессора. М-да, поворот не из ожидаемых, но куда больше меня поразило другое – моё собственное лицо светилось обожанием, не идущим ни в какое сравнение с непонятной мягкостью, проступившей на его лице.

Придирчиво поискала в себе отголоски этих зашкаливающих чувств и не нашла ничего, кроме настороженности.

Дальше Сонька спряталась за углом и наблюдала, как мы о чём-то жарко спорим, а потом я пошла домой, наткнулась на шпионящую сестру и выдала несколько дежурных оскорблений и угроз, всерьёз не воспринятых.

Хм, моя следующая остановка – университет. Что бы ни было у меня с тем профессором, стоит выложить карты на стол и оценить расклад. И если он тронул мою мать… То он мне уже не нравится. Но кто ещё мог это сделать? Или тут настоящий проходной двор для чудовищ?

Сонька выставила меня из своей комнаты и я ещё раз оценила ужасно расстроенное и уставшее мамино лицо, мелькнувшее в коридоре, но сосредоточилась на том, чтобы изучить любые подсказки среди своих вещей. Содержимое моей комнаты показалось мне банальным и скучным – никаких зацепок, и я просто переоделась и покидала в рюкзак кое-что из одежды. На дне сумки нашёлся выключенный мобильник и я тут же реанимировала его и бросилась изучать историю звонков.

Лидировал некто Жора – настойчиво же я ему названивала, а ещё Караваева – понятно, лучшая подружка, а к мажору Тишинскому был всего один исходящий, и как раз в тот злополучный вечер. С волнением нажала на имя Жора, но он мгновенно сбросил звонок, прислав сообщение: «Я на лекции. Встретимся позже». Дай угадаю – это и есть мой любимый профессор. В расписании стоял матанализ у Георгия Ивановича Романова, успею к концу пары.

Лекционный зал наполнял сильный и уверенный баритон, почти не дрогнувший при моём появлении. В жизни, а не через пелену чужих мыслей, профессор Георгий Иванович выглядел ещё сногсшибательней, а добрая половина студенток с трудом фокусировалась на теме занятия.

– Вы всё-таки почтили нас своим присутствием? Тогда садитесь, – профессор скользнул по мне взглядом и отвернулся к доске равнодушно, с лёгким оттенком осуждения. Я слышала мысли всех присутствующих – они пялились на меня и недоумевали, зачем я явилась к концу, но вот за непроницаемыми глазами профессора я не смогла прочесть ничего, даже намёка на доступ к чужому сознанию не было, и это разозлило меня.

Подсев к Караваевой, я принялась рассеянно рассматривать остальных студентов, уже переставших тупо глазеть на меня и повернувшихся к преподавателю. И когда я уже погрузилась в собственные думы, то вдруг осознала, что вижу. Почти на каждом были те самые отметины – следы клыков. Скорее всего, для людей они еле-еле различимы, просто тёмные пятнышки, но для меня всё было очевидно, как божий день. Кто-то кормился здесь, не стесняясь, и я убеждена, что смотрю на него прямо сейчас.

От звонка я чуть не подпрыгнула, а одногруппники повскакивали с мест, громыхая сиденьями, и потянулись на выход. Профессор задержался у кафедры и одна из девчонок танцующей походкой приблизилась к нему.

«Надеюсь, он обратит внимание на мою новую стрижку. И на то, какая короткая у меня сегодня юбка. Он же не может быть таким недотрогой, каким кажется».

Профессор изящно наклонился к её запястью и вскользь припал к пульсирующей синей жилке, на секунду прикрыв глаза и тут же отпрянув. Я застыла, не в силах поверить в эту наглость, но Караваева уже тянула меня прочь как ни в чём не бывало. Любопытно – никто ничего не понял, даже сама жертва. Вот это талант!

Профессор посмотрел мне прямо в глаза и вдруг подмигнул с озорством, как будто нас не разделяли бесконечные ряды освобождаемых студентами парт. К счастью, Караваева этого не заметила, её мозги были под завязку забиты вопросами насчёт другого парня. Я холодно скривилась и выразительно склонила голову, давая понять, что жду объяснений, и профессор кивнул, будто продолжая беседу с неудачливой девушкой, наивно думающей, что наконец единолично завладела его вниманием.

Караваева выискивала в толпе Тишинского и выстреливала нетерпеливые вопросы:

– Ну что у вас, колись! Ой, он прямо сейчас пялится на тебя! Ты же подойдёшь, да? Скажи, что подойдёшь, а то я сама вмешаюсь и намекну, что ты скучаешь в одиночестве.

Тишинский стоял у дальнего выхода и презрительно смотрел на нас двоих сверху вниз, словно и правда ждал, что я подойду поболтать.

«А она не отвяжется. Может, сразу отвести её в гаражи? Там есть яма и её как раз собирались залить бетоном. Всё складывается как нельзя лучше. Даже слишком, и это начинает навевать скуку. Она такая… Безвольная. А вот её подружка гораздо веселее».

Покосилась на профессора – даже отсюда видно, как он стиснул зубы. Ага, ему не плевать и он тоже слышит, ну конечно же.

– Представляешь, я нашла свой рюкзак с телефоном дома, профессор Романов завёз его вчера. Сказал, что я забыла на лекции.

Караваева потеряла дар речи, а профессор недовольно поморщился.

«Ничего себе! Она и Романов! Но она целый месяц делала вид, что сохнет по этому мажору, вот обманщица. Или это он на неё запал, наш горе-педагог? Да что в ней такого? Ну, Тишинский сейчас смотрит скорее на меня, чем на неё…»

Я решительно направилась к профессору, а студентка недовольно поджала губы.

«А ей чего надо? Ишь, как вылупилась, лучше бы шла, куда собиралась».

Приблизившись вплотную, я заглянула в её прищуренные глаза и вложила в свой взгляд максимум угрозы, и она чуть не закричала от нахлынувшего ужаса.

«Вот жуть! Да она чокнутая, эта Егорова. Ей лечиться надо».