– А я и не отрицаю своей человечности, – Балдур резво размял щеки, дабы согнать противный соленый налёт пыли. ¾ Но голова на плечах не для того, чтобы есть да плеваться в подворотнях.

– Связывать нужно то, что имеет смысл связывать, остальное стоит отбрасывать в сторону, а не придумывать названия, только потому что нитки не подходят.

Сырник повернул голову таким образом, что казалось его шея вот-вот хрустнет. Он посмотрел на человека взглядом, который тяжело было описать однозначно. С одной стороны он совершенно не понял, что Балдур имел ввиду, с другой он пытался отыскать частичку безумия в его глазах и средневозрастного маразма.

– Что ты несешь? – наконец сорвалось с его маленьких уст.

– Я тебе покажу.

Балдур резко остановился и шуршал ногами по мокрой и рыхлой земле, распинывая в стороны кости мелких животных и осколки домашней утвари. Когда его взгляд остановился на небольшом комочке земли, он ехидно ухмыльнулся и поднял его. Очистив от земли, это оказался застекленевший и напрочь промерзший рыбий глаз размером с детскую пуговку.

– Ну и на кой чёрт он тебе сдался? – Сырник нахмурил брови, наблюдая за тем, как он очищает его от земли и играется на солнце.

– Видишь, вон бабка белье в озере полощет? – не привлекая к себе внимания, он кивнул в сторону берега.

– Ну вижу. – Коротко ответил Сырник

– Видишь рядом с ней торчащая с земли мачта, которую они под сушилку пользуют?

– Ну вижу.

Балдур широко и ядовито улыбнулся. – Давай-ка метнись туда вороньим крылом, да в клюве глаз рыбий держи.

– Ты совсем…

– Крути головой, как птица, – оборвал его Балдур. – Я знаю, ты умеешь, да смотри ей в глаза всё это время. Можешь пару раз крыльями взмахнуть для пущего эффекта, но думаю и без этого можно обойтись.

– Во-первых, я эту гадость к своему рту и близко не поднесу. Во-вторых, она скорее это за дурной знак или примету сочтёт. В-третьих, на кой чёрт мне это делать?

Балдур крутил рыбий глаз меж пальцев, и с улыбкой садиста продолжил:

– Если за примету дурную сочтёт, то она в тебя палкой или камнем швырнет, может пару фраз каких бросит в след, ничего страшного. В противном ты поймешь, что я имел ввиду.

– Или, – возмутился Сырник – Мы просто пойдем к корабельщику, и кобыле под хвост все эти рассуждения.

– Ясно, – изображая разочарование в голосе ответил человек. – Так и знал, что как только о палке или камне заикнусь, ты сразу струсишь. Ладно, пошли к твоему корабельщику.

Сырник напыжился как снегирь, а его огромные уши встали торчком. Балдур почувствовал небольшое давление вокруг шеи, которое говорило ему о том, что аури возбудился от эмоций.

– Я в волколаков обращался! – огрызнулся зверек. – Тобой с голым задом ходил по селу, не опасаясь дрыном по хребтине получить али стрелой в грудь! Пролезал в такие места, что меньше твоего мизинца, и ты думаешь я бабку боюсь с палками и камнями?

– Ну другого объяснения я не нашел, – с ехидной улыбкой соврал Балдур.

– Да как два пальца после кружки, – загордился Сырник. – Только и ты пойми, палка или камень для меня будет, как в тебя бросить валуном или деревом. Бьёт может и не так сильно, но, зараза, габариты пугают.

Стервятник почесал переносицу, качая головой, и ответил:

– Добавим интереса тогда, если ты окажешься прав, я тебе в ближайшем приличном кабаке закажу ведро твоего любимого.

– Балдур, я аури, если мне что-то надо, я могу обернутся кухаркой и жрать хоть с котла, предложи, чего получше.

– Ты хоть скотина языкастая, ¾ мужчина засмеялся в голос. – Но скотина порядочная, никогда красть не станешь, если того не потребует острая нужда. Так что предложение остается прежним, хочешь услышать, что я получу если окажусь прав?

– Валяй.

– Ты поклянешься у священного столбца Перуна, Рода и Матери Земли, что не будешь обращаться мною целый год.

– Месяц. – Запротестовал Сырник.

– Полгода. – Парировал человек.

– Два месяца.

– По рукам.

Сырник нахмурил брови, и облизав верхнюю губу, внимательно осматривал окрестности. Балдур прекрасно знал Сырника, как и он его. Оба отличались особой тягой к азарту и страстью к вызовам, которые подчеркивали их сильные стороны. Сырник протянул маленькую ручку, и через мгновение на ней оказался засохший рыбий глаз. Он еще раз посмотрел по сторонам, убедился, что никто не смотрит.

– Не довести бы до могилы старую.

С этими словами он зажал глаз меж зубов и его тело задрожало красками, пока он не вспорхнул с плеча Балдура в обличии черного ворона. Первые два взмаха дались ему тяжело, словно птенец, отважившийся на свой первый полет, он тянулся к ближайшей точке. Взмах, еще один и уверенной грацией он набрал высоту, и спикировал на мачту.

Старуха была поглощена стиркой и напевала себе меланхоличный мотив. Сырник приземлился туда, куда и планировал, однако внимания ему так и не уделили. Он хотел было раскрыть клюв, чтобы издать птичий крик, и едва не выронил глаз.

Балдур вновь ухмыльнулся и безвыходно развел руками в стороны. Сырник захлопал крыльями, но даже этого было недостаточно чтобы обратить на себя внимание занятой старухи. Стервятник подцепил носиком ботинка остроугольный камешек, который на самом деле оказался измазанным сажей осколком стекла, и пнул в озеро. Тот приземлился ровно перед старухой, что наконец заставило её поднять глаза.

Она, вытирая выступившую испарину, устало выдохнула, а затем ахнула. Взгляд её остановился на чёрном как ночь вороне, что смотрел на неё мертвыми ликом, а в клюве держал толи мутный хрусталь, толи чей-то глаз. Сырник взмахнул крыльями и закрутил головой. Старуха ахнула вновь. Она бросила не достиранное белье в кадку, и отползая назад, перевернула ушат со скисшим молоком прямо на золу от подсолнухов. Сырник широко расправил крылья и пригнул шею в угрожающем жесте.

Долго ждать не пришлось. Старуха, оставив пожитки на берегу озера, завизжала, что есть сил и пожилой рысью метнулась в сторону деревни, зовя на помощь. Балдур тут же осознал, что его практическая теория зашла слишком далеко, и он жестом подозвал Сырника.

Ворон в полете выплюнул рыбий глаз, и приземлился на плечо человека уже в своей истинной форме. Сырник первым делом схватил ворот Балдуровского плаща и принялся им отчищать свой длинный розовый язык. Через мгновение он почувствовал вкус грязи и соли, и громко выругавшись, отчищал рот маленькими лапками.

– Перестарался ты, – ухмыльнулся человек. – Я тебе говорил, усядься смирно, да гляди на неё прокачивая головой, а ты что там устроил? Бабка подумала, что ты бросишься на неё как сокол с небес.

– Я пытался обратить на себя внимание… тьфу… держал меж зубов, а привкус словно жевал… тьфу. Так кто из спора победителем вышел?

– Да никто, – огорченно вздохнул человек. – Не понятно, толи она проклятья испугалась, толи на приметы такая доверчивая, а может просто подумала, что ворон сейчас её в глаз заклюет.

– Так как решить то? – не успокаивался Сырник. – На кону приз увесистый стоит.

– Как решить?! Будем ждать, со временем ясно станет, какая молва по селу разбредётся, тот и будет прав.

Сырник, наконец избавившись от противного привкуса во рту, еще раз сплюнул, а затем навострив свои уши, произнес:

– Думаю, нам лучше поспешить к корабельщику, если мы не хотим стать частью этой молвы.

Глава 14

Все окна кабацкой были закрыты, а на двери висела вывеска с извинениями для редеющей толпы потенциальных клиентов. Дэйна спустилась со второго этажа, проверив певчего, который не выходил из крепкого хмельного сна, периодически посапывая, перешел в полноценную кому. Его сердце билось очень медленно, что заставило её торопится.

На первом этаже её ждал только сам владелец заведения, а старик удалился в свои покои, не желая иметь ничего общего с домовыми. На все вопросы о характере и поведении местного хранителя очага, кабачник отвечал неоднозначно, что ставило лишь новые вопросы.