Hаверно, в том или ином виде эта тема никогда не выходила из моды. Мы смотрели об этом фильмы, обсуждали это и шутили на эту тему. Рассматривали теоретические варианты и знали, что такого никогда не случится. Некоторые, наверняка, даже мечтали об этом. Потому что тогда это казалось уссаться как смешно.

Я тогда работал курьером и, можно сказать, входил в потенциальную категорию риска. Нет, я был не из тех отморозков, кто постоянно думает исключительно о подобной ереси. Просто, когда весь день шатаешься по городу, появляется много времени на мысли о всякой чепухе.

Ульяна работала в офисе. Ну, в офисе как в офисе. Сами себе представляете, курьер – он и есть курьер, вне зависимости от того, возит ли он документы, детские ванночки или анализы. Ну, и офисная работа примерно такая же в своём смысле. Не столь важно, чем именно ты занимаешься, важнее то, как это выглядит со стороны.

Конечно, я расскажу о том, что случилось. Хотя, каждый и сам это знает. Так или иначе, испытал на своей шкуре. В прямом или в переносном смысле. Сложно объективно оценивать то, как я воспринимал окружающий мир до всего этого. Кого ни спроси, вам ответят: о да, с самого утра чувствовалось что-то очень недоброе в тот день. Скажут: «Я встретил соседа возле лифта, да так ему и сказал». Может, и вы тоже сейчас припомните, как с самого утра вас мучила беспричинная тревога.

Может, и я тоже что-то чувствовал. Но не могу за это поручиться. Потому что всегда так говорят после того, как совершается что-то значительное.

В тот день я проснулся до звонка будильника оттого, что солнце светило прямо в глаза. Каждый день рассвет наступал всё раньше и раньше. Была середина мая, и, наверно, только в это время не находится недовольных погодой.

Ульяна спала лицом к стене. Мне удалось встать, не потревожив её. Я тихо собрался и перед уходом поцеловал её в тёплую щёку. Солнце освещало её лицо и золотило волосы.

Вот, о чём я и говорил, сложно объективно оценивать. Сейчас всё представляется в эдакой дымке, как в фильмах показывают воспоминания. Как будто мою память обработали кинематографическим эффектом.

Да, значит, я её поцеловал, и помню, как она улыбнулась, почувствовав прикосновение моих губ сквозь сон. Но не проснулась. Это у нас было что-то вроде ритуала. Она давала мне понять таким образом, что почувствовала моё приветствие и сама здоровалась таким способом. Тогда я выходил из квартиры и шёл на работу.

Больше я не видел её живой.

Кто бы что ни говорил про зловещие предзнаменования, день начался обыкновенно. Все мы сильны задним умом, кажется, так говорят. Задний ум, блин.

День был в самом деле, погожий, хотя, конечно, в седьмом часу утра ещё прохладно.

Не знаю, что надела на работу в тот день Ульяна, но на мне была светло-зелёная весёленькая рубашка в мелкую клетку и штаны карго оливкового цвета, потому что у них есть дополнительные карманы сбоку на коленях. Я тогда мечтал о специальных тактических сверхпрочных джинсах, но… разве штаны могут СТОЛЬКО СТОИТЬ? Словно их шьют из золота и красят чернилами моллюсков!

И обыкновенные грошовые кеды, которые пару дней после покупки обычно выглядят новыми, потом затираются, пропитываются пылью и смотрятся весьма стильно. Эдак по-рок-н-ролльному. А потом у них что-то где-то отваливается или рвётся. И ты их выбрасываешь через два месяца и покупаешь себе такие же. Потому что они настолько дешёвые, что стоят меньше билета в кино или десяти поездок на метро.

Я догнал троллейбус, дремал в метро, приехал на работу, собрался и вышел на маршрут. С каждым часом солнце поднималось всё выше, разогревая воздух. Дороги были заполнены машинами, я топал в людском потоке с рюкзаком, лавируя между зазевавшихся пенсионеров и замечтавшихся школьников, молчаливых дворников и деловитых молодых офисных сотрудников, которые выглядели так, словно картонный стаканчик с кофе и очки в пластиковой оправе изобретены не для того, чтобы пить и лучше видеть, а для того, чтобы являться частью дресс-кода.

Мы с Ульяной перекидывались сообщениями по телефону. Тоже всё как обычно. Она писала: что проснулась; что как обычно, не выспалась; собирается. Потом, что доехала на работу, опоздала на пятнадцать минут. Ну, и я рассказывал, что бегаю, что у меня всё нормально, работы не много, что погода хорошая. И прочее тра-ля-ля. Опять контейнер с обедом забыл в холодильнике, как выяснилось.

Так и шёл день, солнце уже перестало подниматься и теперь ползло по небу. Утро уже закончилось, и народу на улицах поубавилось.

Я шёл бодрым шагом с рюкзаком на плечах к очередному адресу. Идти было легко и приятно. Разглядывал красивые автомобили и примечательных людей.

Мужик в пробковом шлеме на голове. А главное, рожа такая серьёзная, словно не замечает смеющихся взглядов, обращенных на него. Или вот, например, дедок в толстенных очках. У него штанины заправлены в носки. А облысение вкупе с лохматостью образовывали какую-то дикую скульптуру на его голове, напоминающую причесон Мистера Ти. А ещё была девушка с белыми контактными линзами. Нет, никого сейчас этой дребеденью не удивишь, но выглядит всё равно неприятно как-то. Задроты и городские сумасшедшие порой не знают меры в стремлении показать равнодушному миру, какие они непосредственные и жутко оригинальные. Видел пару окровавленных людей, лежащих на асфальте. Я не пытался им помочь или вызвать скорую. У меня рюкзак здоровенный за спиной. И время тикает. Насколько я видел, не пытался им помочь никто.

Некоторые люди шли по улице, словно в шоке от боли или от потери крови. Я поймал пару-тройку взглядов идущих по своим делам людей. Такие странные были взгляды. Они будто ЗАГЛЯДЫВАЛИ мне в глаза, а не просто смотрели на одного из прочих прохожих. Как будто хотели убедиться, знаю ли я что-то, что их беспокоит, или наоборот, сами хотели намекнуть на что-то, поделиться знанием. Даже не уверен, правильно ли выражаю то, как это выглядело.

Я не склонен к каким-то мистическим предзнаменованиям. К тому времени уже давно не гадал на утреннем троллейбусе (если успел, догнал, значит, всё отлично; если троллейбус ушёл от меня, значит, в этот день мне не надо расслабляться, нужно быть активнее. И прочая ерунда, у меня была целая система нюансов, пока я не сказал себе, что это всё полная чепуха). А тут все эти взгляды.

Пыльный комок тревоги засел у меня в солнечном сплетение от всего этого и потихоньку там ворочался.

Идиотское сравнение, конечно, но представьте, что вы на вечеринке, и вот вас озаряет: я слегка увлёкся, перепил и щас сблюю. Вы икаете, пытаетесь или расслабиться, или наоборот, напрячься, скрепить свой организм. Выходите подышать «свежим воздухом», надеясь, что, если сейчас вести себя разумно и следить за ситуацией, то всё обойдётся, потому что блевать неприятно. Вы делаете то, другое или третье, стараетесь сохранить при себе содержимое желудка и всё вроде бы получается, НО. Но, пытаясь надышаться воздухом, вы УЖЕ знаете, что сблюёте, хоть и пытаетесь отогнать от себя эту мысль. Вы расслабляете мышцы живота и шеи, но знаете, что УЖЕ перепили, и что поздно контролировать ситуацию. Вы можете продолжать попытки обмануть своё собственное сознание и организм, но ваши глаза расширяются, зубы скрипят в последнем усилии, и вас тошнит.

В те пару-тройку часов, когда всё уже было необратимо, я ещё не раз ловил одинаковые встревоженные взгляды людей, совершенно незнакомых мне. Их взгляды спрашивали: «Ты тоже всё это видишь? Что происходит? Я схожу с ума? Или это взаправду?» Теперь мне кажется, что у меня был такой же взгляд. Может, если бы люди задавали эти свои вопросы вслух, было бы не так угнетающе, но город и без того полнится сумасшедшими. И я не понимал, что это «тоже всё» я вижу. Но почему-то некоторые люди беспокоились. Значит, повод для беспокойства был и у меня, хоть я и не знал, в чём дело. Не будешь же хватать за плечи какого-нибудь мужика, трясти его и спрашивать: «Ты чего на меня так смотришь? Признавайся, что произошло? Почему у всех такой вид?»