Ответивший ему голос прозвучал одновременно безмятежно, хладнокровно и почему-то грустно.

– Меня многие полагают жестоким, хотя причины этого для меня загадка. Особенно в этом случае – что плохого в том, чтобы наказать слугу, причинившего вред гостю? Или там, откуда ты родом, слугам дозволено все?

– Начнем с того, что слуг у нас нет, – мрачно огрызнулся парень и, бросив застегивать пуговицы, оставив рубашку наполовину расстегнутой, покинул ванную комнату. Он остановился и, уперев одну руку в бок, предпочел сменить тему.

– Так понимаю, обувь у вас тут – лишние детали?

Султан безмолвно указал глазами куда-то на пол, чуть левее ног собеседника. Марк недоверчиво опустил взгляд… и, присев на корточки, поднял за ремешок одну из сандалий, прибывших сюда, похоже, прямиком из Древней Греции.

– Пол… – голос гостя зазвучал несчастно, – Ну, ты что, хочешь сказать, здесь все носят вот это?

Султан закинул ногу на ногу и слегка покачал изящной туфлей, похоже, свистнутой под шумок у старика Хоттабыча.

– Ну, быть может, не все… – в голосе его звучала искренняя задумчивость, – Но к тем вещам, что я принес, эта обувь подходит как нельзя более кстати. Между прочим, ты забыл надеть жилетку.

– Здесь, во-первых, жарко, а во-вторых, я не хочу смахивать на Синдбада-морехода, – огрызнулся журналист и, подхватив сандалии, без особого желания направился к креслам у столика. На последнем по-прежнему благоухала еда, и парень едва не застонал.

– Ты слишком не любишь море, чтобы быть мореходом, – отметил султан и, поднявшись из одного кресла, пересел в другое, как раз напротив гостя. Лицо его неожиданно вытянулось; глаза широко распахнулись.

– Вот это да… – и, не дожидаясь реакции недоумевающего юноши, мужчина воскликнул, – С тебя же можно картины писать!

Нельзя сказать, чтобы Пол хоть сколько-нибудь преувеличивал. Журналист, оказавшийся здесь столь странным образом, были и в самом деле красив, а худощавость придавала ему изысканности. Ко всему прочему он был высок, лишь немногим не дотягивая до полных двух метров; довольно бледен, что, в целом, было типично для представителей его нации; имел черные, как смоль, волосы, которые, ниспадая на высокий чистый лоб античного мыслителя, лишь подчеркивали белизну кожи, и светло-серые, но бесконечно глубокие глаза, сверкавшие звездами на тонком лице. Черты последнего были аккуратны, красивы и особенно четки, словно бы их долго и старательно вырезал из мрамора искусный скульптор. Черные, как и волосы, густые, но не широкие, изящно расположенные над глазами брови довершали портрет – лицо Марка и в самом деле буквально просилось на холст, и Пол, получивший в свое время прекрасное эстетическое воспитание и начисто лишенный современных предрассудков, просто не мог не заметить этого. До сей поры полноценно рассмотреть гостя ему не удавалось, он видел его все только сбоку или снизу, или еще под каким-нибудь неправильным углом, а теперь… Теперь султану почудилось, что к его порогу волны прибили какое-то неведомое божество, ибо от людей такой красоты ждать не приходилось.

Марк, сполна сознающий и признающий достоинства собственной внешности, в ответ на его слова только непонимающе сдвинул красивые брови.

– Чего?

Пол устало вздохнул и раздосадовано закатил глаза. Мимолетное очарование художника испарилось как сон, и неземное божество развеялось вместе с ним – в кресле снова сидел самый обычный парень, уже порядком утомивший своей дерзостью. Подумав, что в этом случае высокий лоб ума обладателю явно не добавляет, султан окинул его недовольным взглядом.

– Так красив, и так безнадежно глуп! – он прищелкнул языком и сочувственно покачал головой, – Марк, может, тебе врача вызвать? По-моему, после пережитого, ты несколько ослаб разумом.

Марк на мгновение лишился дара речи, открывая и закрывая рот в немом возмущении и пытаясь подобрать достойный ответ. Ему, журналисту, это всегда было просто, колкие слова сами прыгали на язык… но чертов султан постоянно сбивал его с нужного настроя.

– Знаешь, что!.. – гневно выдохнул, наконец, молодой человек и, резко затянув последний ремешок уже второй сандалии, рывком вскочил на ноги, – Сам с себя картины пиши!

Вряд ли Марк сознавал это, но, говоря так, он был ничуть не менее прав, чем сам султан, давая характеристику его внешности.

Пол был высок, выше своего гостя, которого, как известно, природа не обидела ростом, хотя до двух метров все равно не дотягивал. Тем не менее, Марку, стоящему рядом, приходилось взирать на державного властителя несколько снизу, что абсолютно ему не нравилось.

Султан был строен, хотя и не столь худощав, как его пленник, подтянут и заметно силен – рельефная мускулатура выделялась даже под тканью оригинального костюма. Кожа его казалась смуглой, однако, стоило лишь приглядеться, как становилось ясно, что это не естественный ее цвет, а всего лишь загар – следствие частого пребывания под безжалостным солнцем.

Что же до черт его лица, то все они были немного «чересчур» – глаза чуть великоваты, нос немного длинноват, да и губы, пожалуй, полноваты. Однако, в сочетании с довольно узким овалом, все это создавало столь умопомрачительный тандем, что для создания гарема сутану было бы достаточно просто выйти на улицу и поманить любую понравившуюся барышню пальцем. Девушки вверенного ему государства шли за своим владыкой беспрекословно, рвались к нему в гарем сами… В немалой степени этому способствовал и его взгляд.

Глаза мужчины, сами бывшие цвета темного шоколада, но с ореховыми искорками в них, кои имели обыкновение становиться ярче в минуты переживания им сильных эмоций, сводили слабый пол с ума совершенно. В темных очах владыки в такие минуты словно бушевало живое пламя.

Пожалуй, вздумай несостоявшийся художник писать портрет с себя, он бы вышел куда как более оригинальным и привлек бы куда как больше внимание, нежели изображение точеной красоты Марка.

Последний же, между тем, не прекращал негодовать.

– При своих подданных ты прикидывался вежливым! В чем дело? Куда делось королевское воспитание великого властителя? Совсем стыд потерял – хамит наедине, как свинья, а перед другими изображает вежливость! Лицемер!

– М-да? – султан, видимо, искренне озадачился, – Ах, какая непростительная ошибка с моей стороны. Я постараюсь исправиться.

Журналист подозрительно прищурился. Что-то подсказывало ему, что теперь султан начнет хамить и в присутствии подданных.

– Бедные слуги, – юноша сочувственно покачал головой, – Какое великое разочарование в господин и повелителе… Пол, зачем ты пришел? За вещи спасибо, да и за жизнь с тобой поболтать прикольно, но мне кажется, что тебе что-то нужно. Что?

Журналистское чутье не обмануло. Султан тонко улыбнулся и, не отрицая догадки собеседника, неспешно склонил увенчанную тюрбаном голову.

– Я хочу услышать, – негромко вымолвил он, – Хочу узнать историю, о которой ты умолчал в зале. Ты сказал, что попался в руки тем, кого хотел разоблачить. Кто это был?

Марк примолк, изучая собеседника внимательным, пристальным взглядом. Отвечать или нет, он пока не знал, стоит ли сообщать этому человеку то, что он хочет узнать – тем более. В конечном итоге, кто ему султан? Так, мимолетный знакомый, по какой-то причине проявивший благоволение и даже заботу.

Тряпки принес, еду велел подать… если, конечно, последняя все-таки не отравлена. А как пахнет, как пахнет! Ух, зараза.

Парень подавил голодный спазм и заставил себя отвлечься.

– Я расскажу… – неспешно вымолвил он, следя за реакцией собеседника, – Но только после того, как ты ответишь, зачем тебе это. Праздный интерес или у тебя есть более глубокие причины?

Султан на секунду задумался.

– Скажем так… – наконец, неспешно вымолвил он, едва заметно улыбаясь, – Я любознателен от природы, но у моего любопытства есть и скрытые причины. Я хочу узнать как можно больше о своем госте. Ты против?

Марк неопределенно пожал плечами. Против ли он? Пожалуй, что и да, конечно, хотя… Что с того, что султан узнает его историю? Может, и стоит рассказать, пусть действительно знает. Только зачем ему? Ох, подсказывает чутье, что не все тут так просто…