– Теперь я прекрасно понимаю, доктор Говард, почему вы предоставили мне в числе прочего и такие варианты. Я это все обязательно обдумаю, более того, я даже думаю побеседовать с кем-то из дам, страдающих от эмоциональных расстройств, – обнадежил я профессора.

– Замечательно, коллега, так как изначально я видел, что вы хотели получить описание как раз таки чокнутого маньяка, о взглядах которого будет интересно узнать читателям, но зачем делать героев из тех, кто и так смертельно болен, лучше дать эту возможность тем, кому это поможет выжить.

– Сложно не согласиться, мистер Говард, – улыбнулся я.

– Ну что же пойдем смотреть следующего кандидата? – профессор снял очки и протер глаза, видимо с возрастом они стали уставать быстрее и сильнее. Я немного привстал, чтобы увидеть текст в еще открытом личном деле Салли Джонсон, а ведь действительно шрифт набитого текста был очень мелким, и его чтение сильно изматывало глаза.

– Джереми, как вы смотрите на то, чтобы сделать небольшой перерыв? – поинтересовался профессор, продолжив:

– Давайте выпьем по чашечке чая? К слову, у меня сейчас есть превосходный пуэр, который быстро приведет нас в чувства, учитывая, что вечер у нас маленько затянулся.

– Да, поддерживаю, мистер Говард, я бы тоже немного передохнул, – поддержал я, понимая, что изучение информации о психически нездоровых людях высосало из меня достаточно сил и энергии.

– Так, моя помощница уже ушла домой, поэтому чаем мне придется заняться самолично, – произнес профессор, вставая из-за стола.

– Я могу вам чем-то помочь, профессор? – из вежливости поинтересовался я.

– Джереми, если не трудно, достаньте, пожалуйста, чайную пару, она в шкафчике, что висит позади вас, – бросил Говард, а сам тем временем вышел из кабинета. Я открыл шкафчик, в котором стояла чайная посуда, какие-то пакетики, возможно, что с чаем или с чем-то подобным, сложенное полотенце и небольшая аптечка. Я взял две чашки и поставил их на стол, а через мгновение вернулся и доктор, который нес в руках заварник для чая и вазочку с конфетами.

– Так, Джереми, там еще есть пакетик с пуэром, достаньте, пожалуйста, – попросил зашедший профессор. Я вновь открыл буфет и стал перебирать пакетики, которые выглядели абсолютно одинаково, за исключением надписей на них, которые все же немного отличались, но были написаны на китайском языке, которого я не знал.

– Джереми, пакетик с короткой золотистой надписью, – подсказал профессор.

– Да, такой пакетик имеется, – обрадовался я, найдя запакованный пуэр.

– Давайте его сюда, сейчас мы его заварим, – произнес мистер Блэк, который за это время уже успел приготовить чайник и поставить кипятиться воду.

Вскоре чай был заварен, а мы сидели в ожидании, когда он настоится, профессор же, чтобы немного скрасить ожидание, рассказывал об особенностях клиники "Обитель надежды", о том, как здесь помогают людям и какие забавные случаи здесь происходят.

– Но ничего ужасного и пугающего в этих стенах никогда не происходило, кроме фантазии самих людей, которые порой рассказывают всякие небылицы про нашу клинику, хотя сами даже не были в стенах этого здания, а если и были, то лишь в административных помещениях, а вовсе не на тех этажах, где располагаются сами пациенты, – произнес доктор Блэк.

– Я думаю, что многие люди любят связывать клиники вашего профиля с какими-нибудь страшными и мистическими событиями, ведь подобные места обладают особой славой, – поддержал я профессора, вспоминая свое прошлое посещение клиники, когда охранник по имени Боб травил мне скаутские байки о происходящих здесь необъяснимых явлениях.

– Вы, как мой коллега, прекрасно это понимаете, а для обычного человека это что-то непонятное, ведь людей с психическими заболеваниями в наше время считают какими-то прокаженными, словно они не часть нашего общества, а ее больная язва, гнойный нарыв, от которого они хотят избавиться, так как оно уродует их общее лицо. К слову, оно всегда так было, люди хотели достичь совершенства своего социума, отказываясь от больных, немощных, безумных, а так же от тех, кто имел другой цвет кожи или верил в других богов. Всех в общем, кто был не похож на них по тем или иным критериям, делая неугодных изгоями, ссылая их на рудники, в тюрьмы, на плантации. Они считали, что тем самым они сами станут чище и красивее, но нет, никогда не будет красивым искусственное лицо, фальшивая маска, которая рано или поздно слетит с морды ужасающего чудовища, являющего миру свое истинное естество.

– Да, теперь я прекрасно понимаю, почему вы так заботитесь о своих подопечных, ведь они для вас не просто больные люди, они жертвы социальной несправедливости и пренебрежительного отношения общества, которое ранит и вас в том числе, но не как специалиста, в определенном смысле связанного с данной категорией людей, а как, прежде всего, человека, думающего и сочувствующего, – поддержал я профессора. В разговоре с ним я понимал, что этот врач действительно фанат своего труда, что он видит в своей работе не просто выполнение должностных обязательств, а он видит в ней некое спасение нашего несовершенного общества.

– Спасибо большое вам, Джереми, вы действительно глубоко поняли суть моих взглядов и отношения к моим больным, в которых я не вижу места для смеха или страха, я лишь вижу в них неизбежность борьбы, как единственного спасения из лап беспощадной и жестокой судьбы, жертвами которой они невольно стали.

После нескольких минут профессионального откровения, профессор разлил чай по чашкам, и мы молча внимали вкусу и аромату знаменитого восточного чая. Да, это был действительно настоящий пуэр, тот самый земляной чай с таким необычным и непривычным для обывателя вкусом. Его суть нужно было понять и прочувствовать, ею нужно было проникнуться, только тогда цветок этого чая распускался внутри самого человека, даруя ему новые, ранее незнакомые ощущения.

– Ну как вам чай, Джереми? – поинтересовался профессор.

– Это просто превосходно, – произнес я, чувствуя, как обретаю состояние максимальной ясности.

– Замечательно, значит вы полностью прониклись его вкусом, – обрадовался профессор.

– Иначе и быть не могло, – улыбнулся я.

– Ну что же, пора продолжить, сегодня стоит завершить рассмотрение оставшихся личных дел, – профессор подтянул очередную папку, одновременно поправляя очки на носу.

– Профессор, можно кое-что у вас спросить? – в моей голове вдруг возник один любопытный вопрос.

– Да, конечно! – отвлекся от документа профессор.

– Все те люди, дела которых вы отобрали, являются пациентами третьего этажа, верно? – спросил я.

– Абсолютно, верно, Джереми. Пациенты с четвертого этажа опасны, о чем я уже ранее говорил, поэтому взаимодействие с ними невозможно. Если вы хотите убедить меня в том, чтобы рассмотреть кого-то из них, то я вам отвечу категорическим отказом.

– Но ведь они такие же люди, как и все остальные, просто они сильнее больны, чем другие, разве нет?

– Понимаете, Джереми, те, кто содержатся на четвертом этаже, не просто сильно больны, – профессор чуть-чуть наклонился ближе ко мне.

– Они чудовищно сильно больны, – произнес он полушёпотом. – Общение с ними не сулит ничего хорошего, поверьте мне. Там содержатся те, кто, к великому сожалению, уже никогда не будут способны покинуть эти стены, так как их пребывание среди людей невозможно, оно чревато массовым безумием и полнейшим хаосом, – лицо профессора выглядело немного взволнованным, даже, можно сказать, испуганным.

– Хорошо, профессор, но я не настаивал на том, чтобы привлечь кого-то с четвертого этажа, нет, я лишь хотел уточнить у вас – пациенты с какими диагнозами и болезнями содержатся там, – слукавил я.

– Джереми, там находятся люди с крайне тяжелой формой шизофрении, которые не поддаются никакому лечению. Но помимо всего прочего, они не просто отстранившиеся от нашего мира, как, к примеру, Питер Адамс. Нет, у них все, наоборот, они всячески пытаются ворваться в наш мир, распространив чуму своих страшных и извращенных мыслей, вот, что действительно страшно. Поэтому я вас предостерегаю от любых порывов познакомиться или заговорить с кем-то из них. Не надо нарушать равновесие своей собственной жизни.