Владыка Лафлареил стоял у окна в своих покоях и размышлял, глядя на раскинувшийся перед ним эльфийский город, на широкую долину, простирающуюся за городскими воротами, и на догорающий на горизонте закат.

Мог ли он предположить, что все его действия в течение последних трехсот лет приведут его сюда, в пустой зал безжизненного дворца. Избери он тогда другой путь, его жизнь давно была бы окончена, но прошла бы рядом с той женщиной, что единственная из всех смогла дать ему ощущение счастья. Однако пришлось подчиниться традициям и воле отца: взять жену-эльфийку и взойти на трон. Лафлареил так и не смог полюбить жену всем сердцем, он принял этот союз как должное и неизбежное. Зло? Благо? Безразличие просилось на язык более всего. Сейчас, спустя годы, рядом не было ни жены, которая со временем завоевала если не его любовь, то безграничное уважение, и которую он не смог (да и не сильно старался) уберечь, ни их троих детей.

Старший сын, Элсаелон, его долгожданный первенец и наследник, чуть не угас вслед за матерью, которую любил всем сердцем, и был отправлен в людские земли, чтобы пробудить угасающие жизненные силы, ведь всем известно, что человеческие эмоции положительно влияют на душевную энергию эльфов. Решение обернулось роковой ошибкой – его Леон, его мальчик, безвозвратно сгинул. За последние две сотни лет со дня его исчезновения, Владыка не получил ни одной новости и знал лишь, что сын пока еще жив.

Второй сын, Этриан, швырнул в лицо отцу корону и отрекся как от престола, так и от всего эльфийского, после того случая с гувернанткой. Ушел из дома в ту же ночь, когда Лафлареил, как и его отец когда-то, избавился от человечьей девицы. Вот уже почти полвека Этриан живет среди людей. Владыка следил за его перемещениями и знал, что тот пока успешно избегает крупных неприятностей. Все дело в семейной магии. Благодаря тому, что Этриан не лишился ее поддержки, Лафлареил мог ненавязчиво наблюдать за сыном с помощью артефакта семейного контроля.

Владыка приблизился к небольшому столику и внимательно посмотрел на юз артефакт, словно тот мог показать ему его детей. На специальной доске лежали камни, каждый из которых имел связь с одним из членов семьи. Когда в семье рождался ребенок или один из эльфов женился, то на доске появлялся новый камень. Когда же эльф терял свою магию и отключался от реальности, погружаясь в себя, то его камень покоился в левом углу доски, белый и гладкий, безликий. После смерти камень, связанный с эльфом, падал с доски в специальную корзину.

Сколько здесь было различных камней, означавших ушедших из этого мира эльфов. Здесь были и родители Лафлареила, и его братья и сестры. А камень, принадлежавший его жене, он смог бы описать в мельчайших подробностях даже во сне: немного шершавый, в мелкую разноцветную крапинку.

На доске сейчас располагалось четыре камня. Его собственный камень, обознал, что он находится в своем дворце в Гвинаре, камень его младшего сына, показывал, что тот за пределами эльфийских земель, но с ним все в порядке. Лафлареил провел пальцем по нежно-перламутровому камню дочери Раениссы, теперь уже единственной его наследницы. Сейчас принцесса гостила у своей подруги Митреллы, которая недавно стала матерью второй раз.

Дети… Как давно они не рождались в эльфийских землях. Раенисса все свое свободное время посвящала возне с малышами, но сама замуж не спешила.

Лафлареил снова перевел взгляд на доску, где все еще находился камень его старшего сына – абсолютно белый с глянцевой поверхностью. Камень лежал на той части поля, что означала людские земли, но вот уже два века он не передавал информации о состоянии Элсаелона. Лафлареилу хотелось верить, что его сын действительно жив и однажды вернется. Именно поэтому эльфийский король каждый вечер на протяжении стольких лет смотрел на расчерченное поле и надеялся увидеть хоть какое-то изменение.

И вот этот день настал. Камень его сына Элсаелона загорелся легким светом, знаменуя, что тот жив, а его магия вернулась к нему. Владыка Лафлареил был не в силах сдержать вопль, разорвавший тишину дворца. Его сын жив! Слаб, в отчаянии, ранен, но жив! После стольких лет.

Эльф заметался, стараясь придумать, как ему найти сына, если тот не сможет самостоятельно выйти с ним на связь. Для начала надо было вызвать своего советника.

Спустя несколько минут после мысленного призыва в комнату вошел Инглор, занимающий должность советника уже почти полвека с тех пор, как Мирихар покинул этот пост.

– Владыка Лафлареил, – начал было говорить Инглор.

– Мой сын…

– Что с Этрианом? Он в беде?

– Нет! Артефакт показал, что Элсаелон жив, но в плохом состоянии.

Вместе они принялись изучать артефакт, стараясь уловить сигналы, которые передавал камень старшего сына эльфийского короля.

Выйти на связь с пропавшим принцем не получалось, было непонятно, получает ли он мысленные сообщения от отца, но ответа не приходило. По закону, у Элсаелона были всего сутки на то, чтобы переместиться во дворец после обретения магии. Но что если он был в беде или у него не хватит сил на перемещение?

Хоровод тревожных мыслей захватил разум эльфийского Владыки и не дал ему сомкнуть глаза этой ночью. Лафлареил каждую секунду вслушивался, не раздастся ли звук шагов его старшего сына.

***

Принц Элсаелон перенесся от двери домика в горах, где мгновение назад расстался с Катериной, прямо к воротам дворца. Густой туман, скрывающий его родной Гвинар от посторонних, рассеялся и пропустил эльфа внутрь, стоило ему подойти ко входу.

Принц шел по пустынным мостам и висящим над зелеными садами галереям. Вид его мог бы испугать встречных эльфов – в грязной порванной одежде, со спутанными волосами и следами крови, словно только что вернувшийся с поля боя. Но он не встретил ни единой живой души, пока шел от ворот до королевских покоев. Словно опустел дворец за те две сотни лет, что он отсутствовал дома. Лишь только глухое эхо сопровождало его в перемещении по эльфийскому городу.

Элсаелон в волнении подошел к знакомой двери королевских покоев. Он не знал ни того, кто сейчас встретит его за этой дверью, ни того, что здесь изменилось за эти годы. Жив ли отец? Где его брат и сестра? Кто сейчас занимает трон Гвинара и каков его собственный статус в этом дворце, ведь не мог он после двухсот лет отсутствия все еще быть наследным принцем.

Тянуть больше было нельзя, и он толкнул двери и вошел в королевские покои. Проходя первые пустующие, как и все до этого, залы он отмечал даже незначительные изменения, которые произошли здесь за время его отсутствия: заменили кресло, переставили диван, убрали цветы – ничего особенного, что могло бы подсказать ему, что он увидит за последней дверью. Там, где он все еще помнил отца и мать вместе.

Элсаелон вошел и замер на пороге, оглядывая комнату. Навстречу ему с кресла устало встал Лафлареил, бессонная ночь сказалась на его внешнем виде – под глазами проступили тени, одежда потеряла свой безупречный вид, а идеальная прическа растрепалась.

– Отец, – с волнением произнес Элсаелон, делая шаг в сторону родителя и ожидая его реакции.

– Леон, сын мой, – владыка Лафлареил почти пробежал те несколько шагов, что разделяли их, и порывисто обнял сына.

“Леон” – как давно он не слышал этого простого домашнего имени. Кажется, так звали его родители целую вечность назад. За это время он сменил сотни имен, кличек, прозвищ. И лишь на одно ему хотелось откликаться. То, которое он выбрал совершенно случайно, но которое так сладко звучало из уст Катерины: “Елисей”.

Лафлареил, наконец, разорвал объятия и внимательно осмотрел повзрослевшего сына. Тревога, радость и невероятное облегчение смешались в лихорадочно блестящих глазах отца в дикий коктейль.

Волнение было так сильно, и было столько слов, которые обоим хотелось сказать, что разомкнуть уста и начать говорить было очень сложно.