– Значит, ты живешь с отцом?

– Да, – искренне надеюсь, что Станислав не спросит что-то про отца или его работу. Не станет уточнять, почему я еду одна. Не хочу рассказывать слезливых историй. – А вы к кому едете? – стало невыносимо интересно мне.

– К Рику, он лежит там в отделении хирургии вроде бы, весь поломанный, бедняга, – вздыхает Авдеев, заворачивая на парковку. – Номер мой запиши, если освободишься раньше – позвони.

Поднялась на нужный этаж, провела все необходимый стерильные процедуры, надела халат. Как-то слишком печально в этот раз смотрела на меня дежурная медсестра, пропуская в палату.

– Доктор скоро подойдет к вам, – коротко говорит милая женщина и оставляет меня наедине с самым родным и близким человеком.

Куча разных трубок, проводов, лампочек и каких-то показателей. Когда я в первый раз увидела маму в таком состоянии – мне стало до ужаса страшно, не могла смотреть на нее без слез, рыдала днями и ночами. Но со временем человек способен адаптироваться ко всему в его жизни, при этом надеясь на лучшее.

Рассказываю маме про работу, про Виктора, про своего начальника – все, что произошло со мной за эти пару дней. В ответ получаю лишь размеренное пиканье медицинского прибора.

– Добрый день, – заходит в палату пожилой доктор. – Лия, нам с вами нужно поговорить.

Сердце словно чувствует неладное, а по позвоночнику бежит холодок. Мы выходим в коридор, где доктор обрушивает на мою голову слишком тяжелую для принятия правду.

– Жизненные показатели вашей мамы стремительно падают, – словно обухом по голове, а перед глазами в миг все расплывается от нахлынувших слез. – В силу отсутствия должного финансирования и материальной части, мы не сможем больше ничего сделать.

– Чем ей можно помочь? – стараясь сдержать всхлип, спрашиваю я. Снова чувствую холодный страх, пожирающий душу изнутри.

– В наших условиях ничем, – грустно пожимает плечами врач. – Если бы вы смогли транспортировать ее в какую-то коммерческую клинику, а лучше всего – заграницу…

– Сколько это может стоить? – в ответ получаю страшную сумму. Тут даже продажей себя на органы не расплатиться. – Вы мне предлагаете сидеть и ждать, смотреть, как моя мама медленно умирает? Неужели нет никакого другого пути?!

– Простите, но мы и так делаем все возможное, – вздыхает врач.

Не помню, как выбралась на улицу. Задыхаюсь от бессилия, мне катастрофически не хватает воздуха. Трясущимися руками расстегиваю воротник блузки, безжалостно отрывая неподдающуюся пуговицу. Прислоняюсь к стене спиной, размазывая по щекам горькие слезы, а в голове лишь одна отчаянная мысль:

Как же так, Господи, за что, почему?!

Стас

Я зарекался больше не работать с помощницами. Но тут в мой кабинет робко стучит маленькое чудо с разноцветными глазами и умоляет дать ей работу.

«Я могу даже уборщицей!» – жалостливо просит она, а мне хочется поскорее скрыться и уйти прочь, лишь бы не попасть под магию этих завораживающих глаз. Но уже слишком поздно.

«Дети дьявола» – так раньше говорили про людей с разными глазами, но тут дьяволом и не пахнет. Маленький хрупкий ангелочек с подрезанными жестокой жизнью крылышками.

Пока поднимаюсь на лифте на нужный этаж больницы, постоянно прокручиваю образ ассистентки в голове. Невероятная – одно слово, которым я могу описать всю Лию Яновицкую.

Эталон скромности, нежности и доброты. Неизбалованная и честная, что редкость в ее возрасте. Ох, как же не хочется, чтобы это сокровище досталось кому-то другому… Был бы помладше – приударил бы, забрал себе этот подарок судьбы.

Черт! Попахивает первой стадией одержимости!

А хороших девочек всегда тянет к плохим парням, таким как Виктор. Он чуть старше ее, красивый, гонщик, горячая кровь – все как любят девушки в этом возрасте.

Непроизвольно скривился, словно от зубной боли.

Это она еще меня лет в восемнадцать не видела. Чертом не просто так прозвали!

Я никогда не отличался сдержанностью в своих чувствах, если что-то или кто-то западал в душу, то это уже никак не выковырнуть и не стереть.

Зачем взял девчонку на работу?

Затем, что не хочу, чтобы она пошла к какому-нибудь другому озабоченному мужику, а она бы пошла. Вижу и чувствую, что в ее семье не все так гладко и очень нужны деньги. Так что, лучше уж у меня под боком на хорошей зарплате, чем у какого-нибудь придурка в постели за те же бабки. Мне так спокойнее и, объективно, приятнее.

Захожу в палату и вижу старого друга с перевязанными загипсованными ногами.

– Привет, Рик! – подбадривающе улыбаюсь я ему, хотя понимаю, что мое веселье для него послужит лишь дразнилкой.

– Привет, друг, – хрипло отвечает Рик. – Прости, что так вышло перед аккредитацией трассы…

– Забудь, все нормально, – сажусь напротив друга и рассматриваю до сих пор опухшее сине-фиолетовое месиво вместо лица. – Рассказывай, что произошло.

– Да так, попался на пути четырем придуркам с битами, – хрипло кашляет Рик.

– За что они тебя? – выпытываю я. Уверен, что друг что-то старается скрыть и даже догадываюсь, за кого отхватил знатных пиздюлей.

– Да не важно, так, мелочи, – старается не смотреть мне в лицо Рик.

– Вот это мелочи? – киваю на разбитое лицо друга. – А вот это, тоже мелочи? – осторожно тыкаю загипсованные ноги. – Ты слышал заключение врача? Три года, Рик, три года ты не сможешь кататься!

– Не очень-то и хотелось, я уже слишком стар для этого дерьма, – фыркает друг. – Пора пересаживать свою жопу с байка на тачку.

– Мне-то можешь не врать! – рычу я. – Говори, кому задолжал и сколько?

– Никому, – отпирается Рик, но, по нервно сжимающим край одеяла пальцам, я понимаю, что уже на верном пути.

– Задолжал не ты, да? Виктор?

Мужчина переводит взгляд, наполненный болью, на мое лицо и старается набрать побольше воздуха в легкие, чтобы сказать правду.

– Тор вписался в какую-то мутку и похерил почти десять тысяч баксов, – отвечает Рик.

– Какую мутку?

– Вот этого не знаю, – качает головой друг. И вижу, что действительно не в курсе.

– Что сказали про бабки? Когда и кому отдать? – стиснув зубы, спрашиваю я.

– Дали неделю и если Виктор не вернет долг – нам обоим пиздец. Отдать должен сам Виктор, я не знаю кому.

– А Виктору насрать, да?

– Ты сам все прекрасно понимаешь, – вздыхает Рик. – Он привык, что я выгребаю за ним любое дерьмо… Промашка моего воспитания, чтоб ее…

– Я заплачу его долг, но это в последний раз, Рик, – тыкаю в грудь мужчины, вкладывая в свою речь как можно больше металла и угрозы. – Я не нефтяной магнат и все, что только можно было угрохать в трек – я угрохал.

– Спасибо, Стас, – пытается подняться мужчина, но кривится от боли и вновь опускается на подушку. – Стас, ты… Спасибо! Я буду работать бесплатно, как вернусь…

– Я ещё как-нибудь зайду, давай выздоравливай, а то смотреть тошно, – усмехаюсь я и вижу подобие улыбки на опухшем лице друга. – Но шибко не торопись, я нашел тебе отличную замену.

– Быстро как! Кто он?

– Она, – растягиваюсь в слишком широкой улыбке я. – Ассистенткой к тебе хотела попасть, а попала…

– К Черту в загребущие руки, – заканчивает фразу Рик и хрипло смеется. – Красивая, судя по всему?

– Есть такое, – ухмыляюсь я, а Рик многозначительно улыбается и выгибает бровь.

– Ну так, чего ж ты тут сопли жуешь? Вперед на штурм!

– Ей восемнадцать, придурок!

– Ох ты ж, – беззастенчиво ржет друг, – ну, девочки любят постарше.

– Но не в два раза.

– А ты у нас правильный добрый дядя, значит? – подкалывает Рик.

– Типо того, – тему продолжать уже совсем не хочется, на душе от этого становится как-то погно. – Я пойду, меня уже наверное заждались.

– Лети, лети, – ухмыляется друг.

Возвращаюсь к машине, но ассистентки не наблюдаю. Проверяю телефон – пусто. Ладно, подождем, хотя мне показалось, что я просидел у Рика достаточно долго.