Услышав щелчок открывающейся двери, я вздрогнула от страха, хотя именно этого звука и ждала вот уже битый час. Сердце бешено заколотилось, я еще плотнее прижалась к дверному глазку, но обзор через него был весьма ограниченным. Сначала мелькнула какая-то размытая тень справа, но в следующую секунду я увидела, как Джулиан пробежал мимо моей двери к лестничному пролету.

В спешке я схватила лежавший на полу рюкзак и рывком открыла дверь.

Джулиан испуганно обернулся и замер.

Его взгляд, зеленые глаза – все казалось таким знакомым и в то же время таким чужим. Десятки раз он приходил ко мне в воспоминаниях, десятки раз я видела этот заостренный нос, полные губы и ямочки на щеках. Правда, его волосы были короче, чем в нашу первую встречу, а вместо униформы официанта он надел застиранные джинсы и черный свитер – слишком теплая одежда для конца лета в штате Вашингтон.

– Привет, – поздоровалась я с улыбкой, стараясь вести себя как можно более непринужденно.

– Привет, – ответил Джулиан и коротко кивнул. Он выглядел застигнутым врасплох, но не удивленным: видимо, Аури и Кэсси уже рассказали обо мне.

– Как дела? – улыбнулась я.

– Неплохо. – Он помедлил. – А твои?

На секунду задумавшись, а не выдать ли всю правду, я быстро отбросила эту идею. Вдруг Джулиан, чего доброго, решит, что я совсем спятила.

– Не жалуюсь.

– Отлично, – невозмутимо ответил он. Не успела я сказать что-то еще, как он повернулся спиной и ретировался. Вот так просто – взял и ушел.

Растерявшись, я уставилась ему вслед. Что за ерунда? Я ведь прождала этого парня больше часа, гадая, принесет ли ожидание хоть какие-то плоды. Целых два месяца я изнывала от чувства вины, а теперь все закончится вот так? Ну уж нет. Вероятно, Джулиан и вовсе не узнал меня, а притворился, потому что постеснялся спросить. Тогда на мне было платье Louis Vuitton, сейчас – рубашка с комиксовым принтом, считай, два разных человека.

Торопливо заперев дверь в квартиру, я ринулась за Джулианом. Ступени скрипели под быстрыми шагами, а замедлилась я, только догнав его.

– Привет, – еще раз выпалила я. – Помнишь меня?

Я сама слышала, как неуверенно произнесла это, не представляя, что буду делать, если Джулиан скажет «нет».

Джулиан и не подумал остановиться, поправив лямку сумки, обернулся на меня через плечо.

– Ага.

Какое облегчение! И все-таки что-то не то. Я пялилась на его затылок в надежде, что он продолжит говорить. Но Джулиан хранил молчание, и с каждой пройденной ступенькой оно становилось только тягостней.

– И? – наконец вставила я.

– Что и?

– Ты не собираешься меня обругать?

Джулиан остановился на первом этаже перед почтовыми ящиками и отпер маленькую дверцу с табличками Брук, Кинг и Ремингтон.

– Вообще-то нет.

– Точно не собираешься? – настаивала я, наблюдая, как он достает письма из ящика. Джулиан просмотрел их и убрал в карман те, на которых стояло его имя, а остальные положил на место.

– Тебя же из-за меня уволили.

– Точно, – отозвался Джулиан, сохраняя спокойствие.

Я нахмурилась. Как ему удавалось оставаться таким невозмутимым? На его месте я уже вскипела бы от ярости.

– И ты совсем не сердишься?

Джулиан вздохнул и повернулся ко мне. Впервые с того случая в гардеробной мы встретились лицом к лицу. Он стоял так близко – я почувствовала бы его присутствие даже с закрытыми глазами. Он внимательно рассматривал меня.

– А что, я выгляжу сердитым?

Я покачала головой. Джулиан казался расслабленным, а может, он уже заскучал.

– Нет.

– Вот видишь, сама и ответила. – Его губы изогнулись в невеселой улыбке, которая исчезла через мгновение после того, как появилась. И так же быстро Джулиан прошел мимо и толкнул входную дверь, оставив меня в одиночестве.

Юриспруденцию я ненавижу, а вот Мэйфилдский колледж люблю и не могу представить более приятного места для учебы. Без сомнения, Йель замечательный и делает много заманчивых предложений. Там преподают лучшие профессора страны, а кампус, который мы с Эдрианом посетили весной, чтобы познакомиться с нашим будущим, произвел на меня неизгладимое впечатление. Старые кирпичные здания переносили в другую эпоху, и каждая деталь напоминала о гениальности и таланте таких людей, как Синклер Льюис, Джудит Батлер и Мерил Стрип. Эдриан же с большим энтузиазмом говорил об архитектурной школе. Это, вероятно, и стало главной причиной того, что мы выбрали Йель, а не Колумбию, Дартмут или Гарвард; да и Йельскую школу изящных искусств не хотелось сбрасывать со счетов. Тогда я еще питала надежды, что мне удастся уговорить родителей на изучение искусства и живописи. Но, невзирая на все достоинства элитного университета, я была рада, что учусь в Мэйфилде. Этот колледж оказался для меня более подходящим. Люди здесь гораздо меньше заморачивались. Никто не тратил каждую секунду каждого дня на то, чтобы показывать чудеса продуктивности, никто не сваливался лапками кверху от одного только вида переполненного расписания всего через две недели после поступления – в отличие от Таннера и остальных студентов Лиги плюща, кого я знала. В конце концов, за свои деньги нужно что-то получать и чего-то достигать. Сомневаюсь, что кто-то из студентов элитных университетов мог бы позволить себе праздно шататься по территории кампуса, как это сейчас делаю я.

Первые две лекции закончились, и я расположилась в тени дерева, прислонившись спиной к стволу, листала графический роман в ожидании Ализы. Мы ходили на одни и те же занятия, а подружились после того, как обе пропустили лекции в первый день. Я не пошла на них главным образом из-за нежелания учиться, она – из-за Курбан-Байрама. Ализа не религиозна, но ее воспитывали мусульманкой, и для всей семьи этот праздник значил очень много, поэтому она проводила его с семьей. На другой день мы встретились в лекционном зале, обе ничего не понимающие, – тут разговор и завязался.

Я закрыла книгу и прислонила голову к дереву. Не вышло у меня сосредоточиться на картинках и диалогах. Мысли так и норовили уплыть вдаль: я вспоминала Джулиана и странную встречу, которую и растолковать-то не удавалось. Праведный гнев Джулиана я бы еще пережила, но вот безразличие совершенно сбило меня с толку.

– А вот и я!

Я взглянула вверх и тут же ослепла от сияющей синевы неба. Прищурившись, я заморгала от яркости – только так я смогла разглядеть подошедшую Ализу, одетую в светлую блузку и черные джинсы. Ее темные волосы мягкими волнами спадали на плечи, а шею украшали длинные ожерелья. На глазах идеальные стрелки, и даже не сразу догадаешься, красится она тушью или нет: ресницы у нее от природы невероятно длинные. А моим не помогут и три слоя туши.

– Идем? – спросила я.

Ализа энергично закивала.

– Умираю с голоду.

– Тогда вперед.

Сунув роман в рюкзак, я вскочила на ноги. Уже полчаса как живот недовольно урчал, но Ализа все никак не возвращалась с лекции, которой у меня в расписании не было, и я предпочитала ждать подругу: кому придется по душе обед в одиночестве.

Я отряхнулась от прилипшей к штанам травы, и мы направились в «Дикую оливку» – вегетарианский ресторан в двух кварталах от колледжа, где обедали почти каждый день, потому что еда из столовой доверия не вызывала.

– Прочитала задание на сегодня? – полюбопытствовала Ализа, вытаскивая из сумки солнцезащитные очки. Утром я так спешила и суетилась, пытаясь поймать Джулиана, что, конечно же, забыла свои и теперь щурилась на ярком солнце.

– А ты как думаешь?

– Даже не открывала? – ахнула Ализа.

– А вот и нееет, – пропищала я, как сирена. – Не угадала. Разумеется, я прочитала всю эту чушь. А ты уже всерьез решила, что я оставлю тебя один на один с Лоусон?

Профессор Лоусон нас ненавидела. Она унизила нас перед всем курсом, отчитав за те прогулы в первый день. Стопроцентной посещаемости она якобы не требовала, но студенты, недостаточно мотивированные даже для того, чтобы появиться на первом занятии (это она ясно дала нам понять, с нажимом выделяя каждое слово), не стоили ее профессиональных усилий. В моем случае она, может, и могла так сказать, но Ализа назвала вескую причину, почему она отсутствовала, – Лоусон это признала, пренебрежительно фыркнув. Мама точно так же фыркает.