Дону полагалось сыграть ровно ту роль, которую наметили для него родители. Но уже тогда я видела, как он старается выйти из их тени, превзойти их звездные достижения. Ему с детства внушили, что слава – это единственная достойная стремления цель, и мне нравилось в нем то, что он всегда был готов стать центром внимания в любой компании, потому что все его обожали. И пусть в глазах одних наша свадьба была причудой, наши чувства любви и преданности друг другу были искренними и священными. Когда мы с Доном посмотрели в глаза друг другу и, держась за руки, произнесли «да» в зале отеля «Беверли-Хиллз», весь мир исчез для нас, хотя там собралась добрая половина Голливуда.
Ближе к концу вечера, уже после того, как отзвенели свадебные колокола и нас объявили супружеской парой, Гарри отвел меня в сторонку и спросил, как я себя чувствую.
– Прямо сейчас я – самая знаменитая невеста в целом мире. И чувствую себя великолепно.
Гарри рассмеялся.
– Будешь счастлива? С Доном? Он позаботится о тебе?
– Нисколько в этом не сомневаюсь.
В глубине души я верила, что нашла того, кто понимает меня или во всяком случае ту меня, которой я старалась стать. В девятнадцать лет мне казалось, что Дон – это мой хеппи-энд.
Гарри обнял меня одной рукой.
– Рад за тебя, малышка.
Прежде чем он убрал руку, я успела схватить ее. После двух бокалов шампанского мне было легко и весело.
– Как так получилось, что ты никогда ничего не предпринимал? Мы же знаем друг друга несколько лет. Ты даже в щечку меня не поцеловал.
– В щечку, если хочешь, поцелую, – улыбнулся Гарри.
– Я не это имела в виду, ты прекрасно знаешь, о чем я.
– А ты хотела, чтобы что-то случилось? – спросил он.
Меня не тянуло к Гарри Кэмерону, хотя он, несомненно, был привлекательным мужчиной.
– Нет, не думаю.
– Но ты хотела бы, чтобы я хотел, чтобы что-то случилось?
Я улыбнулась.
– А если и так? Разве это плохо? Я – актриса, не забывай об этом.
Гарри рассмеялся.
– Что ты актриса, это у тебя на лице написано. Я об этом ни на один день не забываю.
– Тогда почему, Гарри? В чем дело? Скажи мне правду.
Гарри сделал глоток скотча и убрал руку.
– Это трудно объяснить.
– Попробуй.
– Ты молода.
Я качнула головой.
– Большинство мужчин, как мне кажется, не считают это проблемой. Мой муж, например, на семь лет меня старше.
Я посмотрела на мать Дона, танцующую в центре зала. Мэри и в пятьдесят с небольшим оставалась роскошной женщиной. Прославилась она в эпоху немого кино, но до ухода успела сняться в нескольких звуковых. Высокая, представительная, с лицом, характеризуя которое прежде всего хотелось сказать поразительное.
Гарри сделал еще глоток и поставил стакан на стол.
– История эта долгая и непростая, – задумчиво сказал он. – Что же касается твоего вопроса, то отвечу так: ты не мой тип.
По тому, как Гарри это произнес, я поняла, что он намекает на что-то. Он не интересуется девушками вроде меня. Он вообще не интересуется девушками.
– Ты мой самый лучший друг, – сказала я. – Ты ведь знаешь?
Он улыбнулся, как мне показалось, с облегчением. Пусть и не напрямик, Гарри признался и все объяснил, а я приняла его признание и объяснение.
– Знаю?
Я кивнула.
– Ну, тогда ты будешь моей.
Я подняла бокал.
– Лучшие друзья рассказывают друг другу все.
Он поднял стакан и усмехнулся.
– На это ты меня не возьмешь. И не надейся.
Продолжить разговор нам не дал Дон.
– Не против, Кэмерон, если я потанцую со своей невестой?
Гарри поднял руки.
– Она вся твоя.
– Так оно и есть.
Я взяла Дона за руку, и мы закружились в танце. Он посмотрел мне в глаза, в самую их глубину.
– Ты любишь меня, Эвелин Хьюго?
– Больше всего на свете. А ты любишь меня, Дон Адлер?
– Люблю твои глаза, твою грудь, твой талант. Люблю за то, что у тебя ничего нет сзади. Люблю в тебе все. Так что сказать да было бы преуменьшением.
Я рассмеялась и поцеловала его. Вокруг все танцевали. Отец Дона, Роджер, курил сигару в уголке с Ари Салливаном. Прежняя жизнь осталась далеко-далеко позади, как и прежняя я, та девушка, которой понадобился когда-то Эрни Диас.
Дон привлек меня к себе, прижался губами к уху и прошептал:
– Я и ты. Мы будем править этим городом.
Мы прожили в браке два месяца, прежде чем он начал меня бить.
11
На седьмой неделе брака мы с Доном отправились в Пуэрто-Вальярта, сниматься в слезливой мелодраме «Еще один день». Герои картины – богатая девушка Диана, которая проводит лето с родителями в их втором доме, и местный парень Фрэнк, который в нее влюбляется. Разумеется, вместе они быть не могут, потому что родители против.
Наши первые недели брака были блаженством. Мы купили дом в Беверли-Хиллз и украсили его мрамором и тканями. Почти каждый уик-энд мы устраивали поло-вечеринки, пили шампанское и коктейли и гуляли едва ли не до утра.
В сексе Дон был настоящий король и любовью занимался с уверенностью и властностью человека, в подчинении у которого целая армия. Я таяла и изнемогала под ним и в нужный момент исполняла все, чего он хотел.
Дон как будто щелкал во мне переключателем, менявшим женщину, для которой секс – инструмент, на женщину, для которой секс – потребность. Он был нужен мне. Я оживала под его взглядом. Брак показал другую сторону меня самой, ту сторону, которую я только начала узнавать. И она мне нравилась.
Когда мы приехали в Пуэрто-Вальярта, то несколько дней до начала съемок провели в городе, где арендовали лодку. Мы выходили в океан, плавали и ныряли, занимались любовью на песке.
Но потом начались съемки, ежедневный стресс, и в нашем новеньком свадебном коконе появились первые трещинки. Я почувствовала, что настроение меняется.
Последний на то время фильм Дона «Стрелок в Пойнт-Дьюме» прошел без ожидавшегося финансового успеха. Это был его первый опыт в жанре вестерна и первая попытка сыграть героя боевика. В «ФотоМоменте» как раз появилась рецензия, в которой говорилось, что «Дон Адлер не Джон Уэйн». «Голливуд дайджест» написал так: «С револьвером в руке Адлер выглядит глупо». Я видела, что критика его беспокоит, вызывает неуверенность. Утверждение себя в качестве образца мужественности было важной частью его плана. Адлер-старший играл в основном в сумасбродных комедиях; Дон же намеревался доказать, что может быть ковбоем.
Не помогал и тот факт, что мне достался приз зрительских симпатий как «Лучшей восходящей звезде». В день съемок эпизода прощания, в котором Диана и Фрэнк в последний раз целуются на пляже, мы с Доном проснулись рано в нашем арендованном домике, и он сказал мне приготовить завтрак. Не попросил, заметьте, а приказал. Тем не менее я не стала обращать внимания на тон и позвонила служанке. Служанкой была мексиканка по имени Мария. Когда мы только прибыли, я сомневалась, что смогу разговаривать с местными на испанском, а потом вдруг начала общаться на нем – медленно, смешивая с английским, – со всеми.
– Мария, будь добра, приготовь мистеру Адлеру что-нибудь на завтрак, – сказала я в трубку и, повернувшись к Дону, спросила: – Что ты хочешь? Кофе и яичницу?
Наша служанка в Лос-Анджелесе Пола готовила ему завтрак каждое утро и прекрасно знала, что ему нравится. Я же вдруг поняла, что не имею представления о его вкусах и никогда не обращала на это внимания.
Дон выхватил из-под головы подушку и, прижав к лицу, что-то закричал в нее.
– Что на тебя нашло? – спросила я.
– Если уж не можешь сама приготовить завтрак, постаралась бы, по крайней мере, уяснить, что мне нравится. – С этими словами он направился в ванную.
Было неприятно, но не скажу, что я сильно удивилась. Я уже успела понять, что Дон добр, только когда доволен, а доволен он только тогда, когда выигрывает. Я познакомилась с ним в тот период, когда он выигрывал, вышла замуж на его подъеме. Теперь же приходило понимание, что милый Дон – это еще не весь Дон.