Когда четвёрка друзей вышли из Культурхауза после дискотеки и выдвинулась к центру города, Симона вдруг сообщила, что здесь недалеко, прямо на берегу Эльбы в своём доме проживает её тётушка. Немецкая девушка, глядя в глаза советскому прапорщику, добавила, что у неё есть ключ от входа в отдельную комнату с торца дома, где она иногда остаётся ночевать в городе после вечерних занятий.
Толик недаром отслужил целых три года прапорщиком, понял всё мгновенно и со словами «Айн момент!» отвёл боевого товарища в сторону, вручил свой ключ и объяснил, что сегодня Тимур со своей подругой могут воспользоваться всем, чем послал им в этот вечер саксонский бог в его холостяцкую комнату.
Пока жизнь молодых и здоровых людей складывалась весьма удачно. Пока у них всё было, как: «Wie eine Made im Speck leben» Дословный перевод: «Жить, как червяк в сале». По-нашему получается: «Кататься, как сыр в масле»
Этот год у друзей-прапорщиков мотострелкового полка, не смотря на все сложные перипетии военной службы, оказался самым благоприятным и удачным во всех отношениях. Юный прапорщик Кантемиров благодаря знакомству со «старым» прапорщиком Тоцким быстро вошёл в круг «особо избранных» военнослужащих не только своего полка, но и всего гарнизона.
Появились новые деловые связи, и многие вопросы армейской жизни и секретного бизнеса решались просто и быстро за одним совместным фуршетом на свежем воздухе городского парка или на танцах в ГДО. Финансовые возможности скромного начальника войскового стрельбища Помсен легко преодолели планку зарплаты генералов штаба армии. Прапорщик даже не успевал тратить свои деньги, т. к. был очень осторожен.
Вдобавок ко всему Тимур познакомился с Дарьей и на зависть всем холостякам гарнизона был принят в доме генерал-лейтенанта Потапова, командующего гвардейской 1 Танковой Армии. Всё шло просто замечательно в жизни молодого человека…
Прапорщик Тоцкий на удивление всем холостякам и холостячкам гарнизона, а также немецким подружкам, вдруг остепенился и уже целых полгода встречался только с одной подругой — немкой по имени Симона. Что уже казалось рекордом в личной жизни начальника вещевого склада. Похоже, Анатолий, в самом деле, влюбился всерьёз и уже не представлял свою жизнь без немецкой подруги с её маленьким сыном.
Всё же в жизни советского военнослужащего появилась женщина, которая смогла не только обуздать его, но и пробудить в молодом человеке ранее неизведанные прекрасные чувства интернациональной любви.
И к тому же у нашего Толяна из тайных глубин загадочной славянской души вдруг поднялся и развился отцовский инстинкт. Ясный пень, что сынок Симоны по имени Дедрик никак не мог быть родным советскому прапорщику, но новый друг его мамы по-настоящему привязался к малышу.
Хотя у Дедрика был свой папа, которого звали Дитмар и который в настоящее время отбывал наказание за хулиганку с дракой в местах не так уж и отдалённых от Дрездена, а конкретнее — там же в Саксонии, в тюремном изоляторе города Торгау.
Срок отсидки подходил к скорому завершению и саксонский уголовник, вставший на путь исправления, должен был вскоре выйти с честной бюргерской совестью на свободу. Хотя Симона успела через суд оформить развод со своим теперь уже бывшим супругом, у Дитмара сохранились все права на отцовство.
Информация о новом дружке его бывшей проникла через тюремные стены демократического изолятора ГДР. Сиделец с удовлетворением считал дни до встречи со своим сыном (по-нашему будет — Дедриком Дитмаровичем), а заодно и с новым русским хахалем Симоны по имени Tolik.
Прапорщик Тоцкий тоже считал последние месяцы до своей замены, срок его сверхсрочной трёхлетней службы заканчивался в начале мая. Что очень сильно огорчало советского военнослужащего, и он в настоящее время ни о чём другом не мог думать и говорить со своим другом. А с кем ещё Толик мог поговорить в гарнизоне о непростой и глубоко личной ситуёвине кроме Тимура с Дашей?
Прапорщики в форме пили чай в тайном закутке вещевого склада мотострелкового полка. Скинутые шинели лежали рядом на стеллажах. Пахло солдатским мылом и молью. Анатолий с блеском в глазах рассказывал Тимуру о впечатлениях вчерашней поездки в выходные вместе с Симоной и Дедриком в Лейпцигский зоопарк, и сам же по-детски радовался за предоставленный им праздник сынишке немецкой подруги.
Начальник войскового стрельбища, помешивая ложечкой чай, слушал молча и хмуро. Затем вздохнул и резко прервал друга на полуслове:
— Тормозни, Толян! Ты помнишь, при нашем самом первом знакомстве я заехал тебе здесь же на складе левой снизу в печень?
— С чего это вдруг вспомнил? — обиделся старослужащий тыловой службы.
— А то, что сейчас, когда я слышу от тебя «Ах, Симона!», «Ах, Дедрик!» — мне очень хочется повторить удар… И не раз.
Кантемиров глотнул чаю и посмотрел на компаньона:
— Ты вчера с подругой и с её сыном в зоопарке развлекался, а я весь день потратил на поездку за товаром. В твоей комнате сейчас лежит полная сумка вещей на продажу. Товар надо скидывать, а не немецких животных за решёткой разглядывать.
— Да успеем, Тимур, ты чего? Оставишь у себя марок больше, — прапорщик потупился, понимая, что не прав.
— Братан, у меня нет никакой предъявы по поводу денег. Мы их с тобой даже тратить не успеваем. Но, если мы делаем дела вместе, то и надо идти вместе до конца. А у тебя замена через месяц.
— Да успеем всё сделать, говорю! — Тоцкий хлебнул чая. — Сегодня вечером займусь товаром. Ещё надо будет успеть к Симоне в фахшуле заскочить…
Прапорщик Кантемиром посмотрел на друга, покачал головой и улыбнулся:
— Так говоришь, в Лейпцигском зоопарке были вместе с Симоной и Дедриком? Знаешь, там осел есть, который при встрече с советскими военнослужащими в форме тут же начинает реветь на весь зоопарк, распугивая местных старушек и детишек. А знаешь почему?
— Варум? (почему?)
— Дарум! (потому!) Слышал, что два местных прапора в форме, скорее всего из ОДШБ, на такое только десантники способны, поспорили по пьяни, что вырубят этого осла с двух ударов. После очередной допитой бутылки водки один из «гвардейцев» залез в вольер, подошёл к мирному ослу и нанес ему неожиданный удар ногой по яйцам. После второго удара в лоб ногой этот представитель семейства лошадиных упал на бок без сознания и с тех пор прибытие в зоопарк лиц в советской военной форме постоянно сопровождает дикими воплями, повергавшими остальных посетителей в ступор.
— Да ну нах! — Толик отодвинул кружку в сторону.
— Вот тебе, товарищ прапорщик, и да ну! И сейчас этот немецкий осёл форму советских прапорщиков не хуже тебя отличает от униформы местных полицейских и военнослужащих немецких войск. Вот так вот!
Начальник войскового стрельбища подлил себе чаю и взглянул на коллегу:
— Анатоль, я тебе сейчас один умный вещь скажу, ты только не обижайся.
Начальник вещевого склада на вес определил, что чайник пуст, вздохнул и изобразил полное внимание и готовность слушать.
Тимур продолжил:
— Толик, ты сейчас на этого осла похож. Без обид! Я же вижу, что у тебя всегда перед глазами только Симона со своим сыном. И думаешь постоянно только о них. Братан, спустись на землю! Уже через месяц ты в Союзе будешь, и хрен его знает — где? А подруга твоя останется здесь. И дней для наших с тобой дел остаётся всё меньше и меньше. А ты по зоопаркам гуляешь…
Тоцкий выслушал товарища спокойно, не перебивал и думал о чём-то своём, глубоко интимном. Затем допил чай, встал, потянулся и улыбнулся своему собрату по службе и бизнесу:
— Тимур, ты не прав! Во-первых, я знаю, где я буду служить по замене и где я буду через месяц…
— И где же, если это не военная тайна? — невежливо перебил Кантемиров.
— По замене я попаду в город Николаев. Тимур, это на Украине, портовый город. Я уже обо всём договорился и в дивизии, и в штабе армии. И ещё, буквально через пару недель после моего отъезда по замене, я вернусь обратно в Саксонию. Тимурка, ты даже не успеешь по мне соскучиться.
