Пьянство – отвратительная привычка вообще, а пьянство на рабочем месте – в частности. А если твоё рабочее место – медицина? Вот в медицине-то как раз пьянство особенно недопустимо! Отвратительные примеры злоупотребления спиртными напитками – едва ли не у постели больного – стоят перед моими глазами, стучат в сердце, как пепел Клааса стучал в сердце Тиль Уленшпигеля…
При этом антиалкогольная кампания в СССР как раз достигла своего апогея.
В интернатуре я как-то дежурил с зам. главврача по хирургии З-ко. Он брал дежурства только по пятницам, два дежурства в месяц. З-ко был цветущий 45-летний, брутальной внешности массивный брюнет ростом 190 см, незаурядность его так и бросалась в глаза. З-ко всегда председательствовал на хир.пятиминутках, а ездил на собственной “Волге” кремового цвета. У “зам.похира” имелась высшая категория и устрашающая репутация; суровая и немногословная манера, настраивающая на самый серьёзный лад; молодые хирурги и анестезиологи пред ним трепетали.
З-ко приглашали оперировать только самые серьёзные, самые каверзные случаи. Операции, которые он выполнял, надолго становились событием в местном хирургическом мире.
В первый раз решившись на дежурство с этим "зубром" (его так и прозвали из-за однокоренной фамилии) я очень волновался, не зная, как вписаться под это широкое крыло и ожидая разносов и зуботычин. Но всё оказалось просто – "зубр" пришёл, широким шагом сделал вечерний обход (я бежал за ним, как собачка), устроился на диване в ординаторской, включил телевизор с Горбачёвым и услал меня в приёмное отделение.
–Так, “тяжёлых” в отделении нет… zyablikov, я много о тебе слышал. Отзывы положительные! Надеюсь, что ты справишься сам. Меня звать только в самом крайнем случае…
Звать мне “зубра”, к счастью, ни разу не пришлось, ночью я положил двоих – с частичной ОКН и приступом желчной колики. Пока я писал в ординаторской истории при скудном свете настольной лампы, Зубр мощно храпел всем своим большим телом, сотрясая стены ординаторской, в которой висел густейший “выхлоп” minimum 0.5 пятизвездочного армянского коньяка самой редкой марки.
Было три часа утра.
Почувствовав затруднение с назначениями, я рискнул окликнуть старшего товарища по имени-отчеству. “Зубр” мгновенно проснулся. Дрожащим голосом я доложил о двоих поступивших.
– Там оперировать надо? – спросил он абсолютно трезвым голосом.
Я пискнул, что нет, не надо. “Зубр” чётко продиктовал мне назначения и мгновенно “отключился”, продолжая сотрясать стены храпом на той же самой ноте, как и в чём ни бывало. Мощь и сила продолжали незримо сопровождать каждое его шевеление, как будто находишься рядом с чем- то смертельно опасным, неизмеримо огромным, непредсказуемым- но именно поэтому чертовски, магнетически привлекательным…
Я же прилечь так и не решился, просидев весь остаток ночи на посту. Во-первых, щупал животы вновь поступившим каждые 15 минут, сознавая всю тяжесть возложенной на меня ответственности. Во-вторых, “клеил” молоденькую сестричку Таню, сознавая, что её твёрдые моральные принципы вряд ли рухнут перед моим обаянием, но такое поведение приветствовалось старшими товарищами. Больные спали в палатах, издавая различные звуки, но все их перекрывал могучий храп дежурного хирурга, несмотря на плотно закрытую дверь ординаторской.
Ровно в шесть утра “зубр” вышел из своего логова – свежий, выбритый до синевы, пахнущий одеколоном "Консул" (4.50 рэ флакон), тщательно выглаженный халат белее снега. Сразу вспомнился Маяковский:
"Нам, здоровенным, с шагом саженным…"
Он сразу же пошёл смотреть больных, я побежал следом ни жив ни мёртв. Старший товарищ тщательно осмотрел обоих (или обеих – сейчас не помню) поступивших, методично пропальпировал им животы своими мясистыми волосатыми пальцами, одобрительно кивнул.
– Молодец. Что ж, хорошо подежурили. Сам “сдашься”, – Зубр подмигнул, не читая расписался в обеих историях болезни, и ушёл в свой кабинет, произведя на меня колоссальное впечатление…
Позднее, в другой больнице, другой уже “зубр” объяснил мне эту философию:
– Чем крепче ты закалдыришь – тем спокойнее твоё дежурство…
Так началось моё знакомство с истинным миром отечественной хирургии и его отдельными представителями.
“Хирург- и тот знает!”
Хирург – это высококвалифицированный врач, который проводит динамическое наблюдение, диагностику, лечение, направленное на восстановление функций организма, путем инвазивного вмешательства. Сложно представить себе более ответственную профессию. Недаром ее представители пользуются особым уважением общества. Этот факт отображают рейтинги наиболее престижных профессий, где врачи занимают высокие позиции уже несколько лет подряд.
с медфорума
Закончив мединститут, я попал в интернатуру по общей хирургии на базе одной из медсанчастей 3-го Главного управления МЗ СССР. Наша группа интернов насчитывала 7 человек, причём хирургом был я один, а остальные терапевты… да ещё три семейные пары… у двоих пар уже было по ребёнку. Я же тогда довольствовался студентками местного медучилища, поэтому было мало общего, и я встречался с соинтернатурниками только на собраниях группы, которые начмед медсанчасти устраивал раз в неделю по четвергам.
Собрания эти носили чисто терапевтический характер, ибо начмед тоже был терапевтом. Хирург являлся здесь инородным телом, так как "терапия – искусство, а хирургия – ремесло".
Увы, существовала эта непроходимая пропасть между двумя ветвями медицины, и каждая из ветвей жила своей собственной и изолированной жизнью. Какая либо конструктивная коллегиальность была в принципе невозможна, зоны ответственности были чётчайше разделены, и хирурги лечили строго "своё", а терапевты – "своё". Крайне дурным тоном считалось попытаться понять чужую логику, или задавать вопросы, начать спорить, или каким-либо иным способом обнаружить компетентность в вопросах "конкурирующей фирмы". В таких случаях "враги" дружно поднимали вас на смех, и потом долго не могли успокоиться.
Коллегиальность существовала только внешне!
Подобная уродливая ситуация была следствием средневековой цеховой системы в отечественной медицине.
Хоть я всегда помалкивал на этих собраниях, чувствовалось, что я мозолю глаза серьёзным людям, и мне великодушно было намёкнуто, что я могу вообще не присутствовать, ибо "занят на операциях". Но я намёка не понял и дисциплинированно таскался на эти довольно тоскливые посиделки каждый четверг.
Прошло всего 2 месяца, и нам уже устроили какой-то зачёт. В этот раз, помимо начмеда, должны были присутствовать и заведующие отделениями. Поэтому со мной пошёл зав. ХО, а с терапевтами ихняя заведующая. Мой руководитель сохранял присущее хирургам спокойствие и высокомерие, а так же еле заметную корпоративную снисходительность благородных хирургов в отношении недотёп-терапевтов, которые я сразу же постарался у него перенять, от себя добавив лёгкого презрения. Зав. же ТО суетилась со своими воспитанниками, как наседка с цыплятами, но при этом всячески показывала, что нас с Владимиром Ивановичем в упор не видит, и вообще, ходят тут всякие.
Первый вопрос достался мне, что-то по калькулёзным холециститам. Вопрос был чисто хирургический, поэтому мало понятный терапевтам, да они и априорно не вникали. Получалось, что я отвечал одному Владимиру Ивановичу, и он, дослушав мой ответ, благосклонно смежил веки. Начмед спросил его – ну как, тот ответил – ответ исчерпывающий. Перешли к терапевтам. Там было намного каверзнее – им дали плёнку ЭКГ и спросили, какую патологию они тут видят.
Разумеется, все три семейные пары поплыли, как три каравеллы Колумба через Атлантику в 1492 году. Скосив взгляд на ЭКГ, я сразу же понял, в чем дело. Мои попытки стать терапевтом не прошли даром, и каждый раз, когда я медбратом в 19-й снимал ЭКГ, я спрашивал у дежурного врача, что тут такое, читал руководства Орлова и Кушаковского.
