Кроме того, вообще не существует «людей с аутизмом». Ибо аутизм – неотъемлемая, важная черта личности аутичного человека. Эту точку зрения разделяет также биолог, исследующий поведение, писательница и аутистка Темпл Грандин: «Если бы я могла щелкнуть пальцами и стать неаутичной, я бы этого не сделала… Аутизм – часть той, кем я являюсь»[198].

Представление о том, что аутизм с высоким уровнем социального функционирования является нормой, а не патологией, ведет к мировоззренческой напряженности и в самой «культуре аутизма». Наконец, немалое число сторонников восприятия аутизма как болезни надеются, что успехи в нейробиологии и генетике когда-нибудь сделают аутизм «излечимым» и реализуют общее стремление к «миру без аутизма». «Каждый мозг прекрасен», – отвечают на это последователи «движения за нейроразнообразие». Все больше и больше людей с синдромом Аспергера называют себя «нейроатипичными» по сравнению с «нейротипичными» неаутистами.

Даже неаутисты, например, шведские специалисты по медицинской этике Пир Йошма и Стеллан Велин, придерживаются точки зрения, что синдром Аспергера следует отличать от тяжелых форм аутизма и больше не считать патологией: «По нашему мнению, аутизм с высоким уровнем социального функционирования сам по себе не должен рассматриваться ни как болезнь, ни как проблема, ни как нежелательное обстоятельство. Скорее, это состояние с особой уязвимостью. Аутизм также может иметь желаемые и благоприятные проявления как для индивида, так и для общества»[199]. Давно имеет хождение легенда, что успех Силиконовой долины напрямую связан с высокой распространенностью синдрома Аспергера среди его сотрудников. Неужели Intel, Hewlett-Packard, Apple и Oracle – продукты умственной деятельности одаренных аутистов? Между тем призыв к нейроплюрализму поддержали и другие группы. Среди них люди с такими психиатрическими диагнозами, как биполярное расстройство, синдром дефицита внимания с гиперактивностью, синдром Туретта[200] или даже шизофрения.

Движение за нейроразнообразие можно рассматривать как разновидность движения за эмансипацию с целью дестигматизации и формирования толерантного отношения общества. В этом отношении возникают четкие параллели с движением за права гомосексуалистов 1970-х годов. Уже есть даже интернет-форум под названием Neuropride. Языковая отсылка к gay pride как гордое обозначение собственной идентичности, конечно, не является случайностью.

Произошедшие социальные изменения в отношении гомосексуализма являются поводом для надежды последователей движения за нейроразнообразие. C 1973 года гомосексуализм официально считается уже не психическим заболеванием, а нормальным вариантом проявления человеческой сексуальности. Специалисты по биоэтике Йошма и Велин в своей статье «Анализ здравоохранения» показывают еще одну интересную параллель между гомосексуализмом и аутизмом: «В обществе с сильными предрассудками в отношении гомосексуализма жизнь гомосексуалистов связана с проблемами. ‹…› Гомосексуалисты несчастливы и имеют много психологических и психиатрических проблем, которые определены не их сексуальными предпочтениями, а обществом. В гомофобном социуме практически все гомосексуалисты воспринимаются больными. Решением этой проблемы стало просто более широкое признание гомосексуализма. Мы должны признать, что из-за аутизмофобной природы современного общества многие аутисты имеют психиатрические и психологические проблемы аналогичного характера. Подобно ситуации с гомосексуалистами, большинство проблем аутичных людей с высоким уровнем социального функционирования могут основываться на общественной ситуации. ‹…› Последствия их состояния в значительной степени могут быть результатом реакции общества на это их состояние»[201].

Этические и политические требования явно находятся в центре внимания и «движения за нейроразнообразие». Об этом также свидетельствует следующая запись на соответствующем сайте: «Нейроразнообразие – это и концепция, и движение за гражданские права. В самом широком смысле это философия социального признания и равных возможностей для всех людей, независимо от их неврологических особенностей»[202].

Движение за нейроразнообразие является хорошим примером полноценного практического эффекта нейроразговоров и нейрополитики. В других группах пациентов биологизация психиатрии также привела к решительному изменению самовосприятия. Однако если в «движении за нейроразнообразие» такого рода перемену можно рассматривать как шаг к эмансипации, в других случаях проявляется своего рода нейрофатализм: моя психика больна, потому что болен мой мозг. И это определяется биологически, то есть дано от природы, так что это трудно изменить. Перенос причины болезни из психики в мозг привел не только к дестигматизации, но и к формированию новых «типов» личности. Участие СМИ в распространении информации о сканировании мозга сильно способствовало тому, что сегодня многие пациенты верят в возможность визуализации психического отклонения, благодаря которой можно однозначно выявить конкретное психическое заболевание мозга – и следовательно, поставить диагноз самому себе.

Философ Ян Слаби видит целую серию новых вариантов «типизаций» на основании особенностей нейронной активности или других «находок исследования мозга»: «мозг подростка… шизофренический или депрессивный мозг, мозг кокаиниста или… мужской и женский мозг, которые явно отличаются друг от друга…»[203]. «Сотворение людей» ( making up people) – так Иэн Хакинг называет подобные процессы формирования и институциональной стабилизации новых «типов» личности[204].

В статье «Шокирующие образы» специалист по медицинской антропологии Саймон Кон описывает, какие интенсивные эмоциональные реакции могут вызвать МРТ-изображения собственных мозгов у психических больных[205]. Пациентам, участвующим в клинических испытаниях, обычно говорят, что полученные изображения их мозга будут использованы для фундаментальных исследований и для них лично не будут иметь диагностической ценности. Однако они вряд ли готовы это принять. Как указывает Саймон Кон, они видят в изображениях мозга свои собственные истории, независимо от отличающихся объяснений ученых[206]. Пациентка с биполярным расстройством говорит об МРТ-изображении своего мозга: «Это изображение. Это самый точный портрет, который может у тебя когда-либо появиться. Изображение того, кто ты на самом деле. Там внутри. Я говорю людям: это мой автопортрет»[207]. Хотя для клинической практики фМРТ-изображения значения не имеют, они важны для самооценки пациентов и концептуализации их собственной истории болезни.

Тема сознания сегодня – возможно, вместе с вопросом о происхождении Вселенной – обозначает самый дальний предел человеческого стремления к познанию. Поэтому многим она вообще кажется последней большой загадкой и величайшей теоретической задачей настоящего[208].

Это поистине великие слова. Даже для философа. Однако то, что «загадка сознания» по-прежнему не решена, констатирует не только исследователь-гуманитарий Томас Метцингер, но и научный журнал Science. В 2005 году, к 125-летию журнала, ученые опубликовали каталог из 125 вопросов, решение которых имеет особое значение для науки и общества[209]. На первом месте был главный вопрос космологии: «Из чего состоит Вселенная?» Прямо за ним на втором месте значилось: «Какова биологическая основа сознания?»[210]