– Нет, что вы, я не могу…

– Он даже не заметит, что она исчезла. А если и заметит, то что сделает? Убьет меня?

Я посмотрела на купюру в моей руке, хрустящую и легкую как перышко.

– Спасибо вам, – выдавила я из себя хриплым шепотом.

Таких больших чаевых мне не давали еще никогда.

– Ерунда. Тут даже говорить не о чем, – отозвалась она.

Вот так она и началась – наша с Жизелью дружба. С каждым ее приездом она становилась все крепче. За год мы очень сблизились. Иногда она просила меня выполнить какое-нибудь ее поручение, чтобы ей не пришлось иметь дело с папарацци, которые нередко поджидали ее прямо за порогом отеля.

– Ох, Молли, ну и денек у меня сегодня выдался! Дочь Чарльза назвала меня охотницей за деньгами, а его бывшая жена сказала, что у меня ужасный вкус на мужчин. Ты не сбегаешь быстренько мне за чипсами с колой? Чарльз терпеть не может, когда я ем всякую дрянь, но его сегодня не будет до вечера. Вот, держи. – Она давала мне пятидесятидолларовую купюру, а когда я возвращалась с покупками, неизменно говорила одно и то же: – Ты – лучшая, Молли. Оставь сдачу себе.

Она, кажется, понимала, что я не всегда знаю, как правильно себя повести или что сказать. Однажды я пришла в свое обычное время, чтобы убрать номер, и обнаружила там мистера Блэка – он сидел за бюро у двери и просматривал какие-то бумаги, дымя своей вонючей сигарой.

– Сэр. Сейчас подходящее время для того, чтобы я вернула ваш номер в безупречное состояние? – осведомилась я в точности так, как научил меня мистер Сноу.

Мистер Блэк воззрился на меня поверх своих очков.

– А ты сама-то как думаешь? – поинтересовался он и выпустил струю дыма прямо мне в лицо, как огнедышащий дракон.

– Я думаю, что подходящее, – ответила я и включила пылесос.

Из спальни выскочила Жизель и, обняв меня за плечи, сделала мне знак выключить его.

– Молли, – сказала она, – он пытается сказать тебе, что сейчас исключительно неподходящий для этого момент. Вообще-то, он пытается сказать тебе, чтобы ты выметалась.

Это было ужасно. Я почувствовала себя полной дурой.

– Приношу свои извинения, – произнесла я.

Она схватила меня за руку.

– Ничего страшного, – сказала она негромко, чтобы не услышал мистер Блэк. – Ты же ничего плохого не хотела.

Она проводила меня до двери и одними губами произнесла: «Прости», прежде чем открыть ее, чтобы я со своей тележкой могла выйти из номера.

Жизель очень хорошая. Вместо того чтобы выставить меня дурой, она помогает мне лучше понимать всякие вещи.

– Молли, ты подходишь к людям слишком близко, ты знаешь это? Лучше отойти чуточку подальше, а не лезть людям прямо в лицо, когда ты с ними разговариваешь. Представь, что между тобой и другим человеком находится твоя тележка, даже если на самом деле ее там нет.

– Вот так? – спросила я, отойдя на расстояние, которое показалось мне правильным.

– Да! Так просто отлично, – сказала она и, взяв меня за руки, сжала их. – Всегда стой на таком расстоянии, если это не я или не какой-нибудь другой близкий друг.

Другой близкий друг. Знала бы она, что, кроме нее, у меня больше никого нет.

Иногда, когда я убирала их номер, у меня возникало такое ощущение, что, несмотря на то что она была замужем за мистером Блэком, она чувствовала себя одинокой и жаждала моего общества так же сильно, как я – ее.

– Молли! – завопила она как-то раз, встретив меня у двери в шелковой пижаме, хотя было уже около полудня. – Как здорово, что ты здесь! Давай, приберись по-быстрому, а потом мы с тобой будем краситься!

Она даже в ладоши захлопала от восторга.

– Прошу прощения? – не поняла я.

– Я хочу научить тебя пользоваться косметикой. Ты ведь очень хорошенькая, Молли, ты знаешь об этом? У тебя идеальная кожа. Но в сочетании с темными волосами она кажется очень бледной. И проблема в том, что ты даже не пытаешься ничего с этим сделать. Ты должна научиться выжимать максимум из того, чем наградила тебя природа.

Я быстро навела в номере чистоту, что нелегко, если не халтурить, но я справилась. Время было к обеду, так что я сочла, что могу сделать небольшой перерыв. Жизель усадила меня перед туалетным столиком в холле перед дверью в ванную и принесла свою косметичку – я отлично знала, как она выглядит, поскольку каждый день приводила в порядок ее содержимое, надевая крышечки на флакончики и тюбики, которые Жизель оставляла открытыми, и раскладывая их обратно по своим местам.

Она закатала рукава пижамы, положила свои теплые руки мне на плечи и внимательно посмотрела на меня в зеркало. Ощущения от прикосновения ее рук к моим плечам были очень приятные. Они напомнили мне о бабушке.

Жизель взяла щетку и принялась расчесывать мои волосы.

– Твои волосы, они как шелк, – сказала она. – Ты их выпрямляешь?

– Нет, – ответила я. – Но я их мою. Регулярно и тщательно. Они довольно чистые.

Жизель захихикала.

– Ну разумеется, – сказала она.

– Вы смеетесь со мной или надо мной? – уточнила я. – Вы же понимаете, это разные вещи.

– О, я понимаю, – отозвалась Жизель. – Я – объект множества шуток. Я смеюсь с тобой, Молли, – сказала она. – Я бы ни за что не стала смеяться над тобой.

– Спасибо, – поблагодарила я ее. – Я очень вам признательна. Консьержи внизу сегодня надо мной смеялись. Они придумали мне новое прозвище. Честно говоря, я не очень его понимаю.

– И как они тебя называли?

– Румба, – ответила я. – Мы с бабушкой раньше любили смотреть «Танцы со звездами», и румба – это очень быстрый парный танец.

Жизель поморщилась.

– Думаю, они имели в виду не танец, Молли. Думаю, они имели в виду «Румбу», робот-пылесос.

И тут до меня наконец дошло. Я уставилась на свои руки, лежащие на коленях, чтобы Жизель не заметила, как на моих глазах выступили слезы. Но это не сработало.

Жизель прекратила расчесывать мои волосы и снова положила руки мне на плечи.

– Молли, не слушай их. Они идиоты.

– Спасибо, – сказала я.

Я неподвижно сидела в кресле, глядя в зеркало на то, как Жизель трудится над моим лицом. Я боялась, что кто-нибудь может войти и увидеть, как я сижу, а Жизель Блэк делает мне макияж. На профессиональных семинарах мистера Сноу ничего не говорилось о том, как вести себя с гостями, которые ставят тебя в такое положение.

– Так, а теперь закрой глаза, – скомандовала Жизель.

Она чем-то вытерла их, потом свежей губкой для макияжа нанесла на мое лицо прохладный тональный крем.

– Скажи, Молли, – спросила она, – ты ведь живешь одна, да? У тебя никого нет?

– Теперь да, – ответила я. – Моя бабушка умерла несколько месяцев назад. До этого мы жили вдвоем.

Она взяла коробочку с пудрой и кисточку и собралась припудрить мое лицо, но я остановила ее.

– Она чистая? – уточнила я. – Я имею в виду кисточку?

Жизель вздохнула:

– Да, Молли. Она чистая. Ты не единственный человек в мире, который дезинфицирует вещи, знаешь ли.

Это меня очень обрадовало, потому что подтвердило то, что я знала в глубине души. Мы с Жизелью такие разные, и все же, в сущности, мы очень похожи.

Она набрала на кисточку немного пудры и принялась водить ею по моему лицу. Ощущения были как от моей метелочки из перьев, только в миниатюре, как будто маленький воробушек кончиком крыла щекотал мои щеки.

– И как тебе живется одной? Тяжело? Господи, я бы, наверное, не смогла долго продержаться. Я никогда не жила самостоятельно.

Это было очень тяжело. Я по-прежнему вслух здоровалась с бабушкой каждый раз, входя в квартиру, хотя и знала, что ее там нет. Я слышала ее голос в своей голове, каждый день слышала, как она бродит по квартире. Бо́льшую часть времени я задавалась вопросом, нормально это или я немножко повредилась умом.

– Это тяжело. Но со временем приспосабливаешься, – сказала я.

Жизель прекратила пудрить меня и посмотрела в глаза моему отражению в зеркале.

– Я тебе завидую, – произнесла она. – Найти в себе силы жить дальше, иметь мужество быть полностью самостоятельной и не заботиться о том, что думают другие. И иметь возможность просто пройтись по улице так, чтобы на тебя не бросались со всех сторон.