— Скоро родители вернуться, — задумчиво тянет Луи, когда смотрит на циферблат часов. Алиса кивает его словам, а он потягивается на стуле, после чего приобнимает девушку за плечи. Никто больше не говорит ни слова.
Уже через несколько секунд в доме снова воцаряется эта атмосфера счастья и веселья, от которой у Лили так приятно щемит в груди.
Раньше Лили думала, что в двадцать лет жизнь уже заканчивается, но теперь с каждым днём всё сильнее и сильнее убеждается в том, что это не так. Пока есть люди, ради которых она готова жить.
========== Джеймс ==========
Из всех городов и стран, в которых Джеймс побывал, колеся по свету, больше всего он любил Испанию. Солнечную Испанию, с её фестивалями, ярмарками и пляжем в Тосса-де-Мар с видом на крепость. Солнечную Испанию, с её улочками и восходами и закатами, за которыми наблюдаешь, сидя на балконе очередного отеля, свесив вниз ноги.
Так и сейчас: пока Лиззи сидела за роялем, удачно трансфигурированным из цветочной напольной вазы, и самозабвенно стучала по клавишам, мурлыкая себе под нос один из знакомых мотивов, Джеймс уселся на самом краю балкона, под которым находился шумный многолюдный рынок, и смотрел на закат, выкуривая уже вторую сигарету. Поттер не знает, почему, но ему нравилось путешествовать вместе с Лиззи. Рядом с ней было как-то спокойнее, словно сейчас он был дома, а не за множество километров от него.
Первое время он часто думал о том, правильно ли поступил той ночью, когда собрал свои вещи и, чиркнув размашистым почерком записку для родителей и Лили, трансгрессировал к Элизабет, предложив ей уйти вместе с ним. На самом деле, он и не думал, что она согласится. Но девушка тогда как-то потерянно оглядела свою спальню, а потом, точно так же написав записку родителям, взмахом палочки собрала самые нужные вещи в большой рюкзак и взяла парня за руку, чтобы переместиться. Сейчас они оба думали, что поступили более чем правильно. Джеймсу нравилось это ощущение вечного лета, которое преследовало их, куда бы они не пошли.
Джордан перестаёт играть и поднимается с места. Взяв из плетёной корзинки, которая стояла на полу, большой, сочный апельсин, девушка направляется прямо к Джеймсу и усаживается с ним рядом по-турецки. Он жестом предлагает ей сигарету, прекрасно зная, что она откажется. Запах цитруса ударяет в нос, когда она начинает его чистить, смешиваясь со стойким запахом сигаретного дыма.
— И как тебе? — Лиззи знает, что Джеймс плохо разбирается в музыке, но каждый раз задаёт ему этот вопрос. И каждый раз в ответ Поттер только пожимает плечами.
— Я думал, снова будешь играть Богемскую Рапсодию.*
Девушка беззлобно фыркает, а потом стягивает с волос Джеймса резинку, перевязывая ей собственные кудри, но на её губах всё же мелькает довольная улыбка. Лиззи любила и эту песню, и группу, которая её исполняла. Девушка и сама очень часто играла её. Однажды (это произошло, когда ребята были в Греции) они с Джеймсом раззадорились настолько, что устроили соревнование, кто из них двоих лучше вытянет верхнее Галилео. Правда, уже через двадцать минут настороженные маглы начали принимать попытки отворить дверь номера, который должен был пустовать, поэтому ребята быстро собрали свои вещи и трансгрессировали.
— Я играла её в прошлый раз. Согласись, разнообразие не помешает. Я, конечно, могла бы сыграть что-нибудь из Нирваны, но для этого пригодилась бы гитара. Та самая, которую ты оставил в Берлине.
Джеймс давится сигаретным дымом, фыркает, а потом заходится тихим смехом. Лиззи шутливо бьёт его кулачком в плечо, а Поттер, продолжая смеяться, приобнимает её за плечи, словно извиняясь, и прижимается к её макушке щекой, а она морщится от резкого запаха табака, но парень этого не видит.
— Я готов трансфигурировать для тебя гитару из чего угодно, только попроси! К тому же, мне нужен был предлог, чтобы заговорить с той красоткой из Венгрии, войди в моё положение! — они оба знают, что это ложь, но предпочитают этого не замечать, просто слегка улыбаясь.
Иногда Элизабет думала, что Джеймс стал врать намного чаще, чем раньше. Временами он даже не замечал этого, продолжая смотреть прямо в глаза, не говоря ни одного правдивого слова. Лиззи казалось, что Джеймс врёт даже самому себе, просто не видит своей самой удачной лжи. Но девушка никогда не приставала к нему с расспросами, ведь, если бы парень хотел ей что-то рассказать — он бы это сделал. Так ведь?
— А как же Кира из Египта, с которой ты постоянно переписывался? — на самом деле, девушке было неинтересно слушать про Киру из Египта, просто она не хотела сидеть в тишине, которую не спас бы даже гомон на улице, и решила попытаться вытянуть из своего друга хоть что-то. Джеймс только небрежно пожал плечами, в очередной раз затянувшись:
— Я бросил писать ей уже через неделю после того, как начал.
Джордан отводит взгляд от оживлённой улицы, которая находится по ту сторону балкона, и начинает смотреть на парня. Она смотрит внимательно, вглядывается в каждую черточку, словно старается прочитать ответ на свой так и не заданный вопрос на его лице.
— Я в другую влюблён, — недовольно буркнул Поттер, опустив голову. Парень начинает вынимать из пачки третью по счёту сигарету, стараясь не замечать, как подрагивают его руки. Лиззи как-то потерянно охнула, а Джеймс побоялся даже представить, о чём она могла подумать.
— Только не говори, что… Это Алиса?
Девушка зажмуривается, прежде чем задать вопрос, словно от этого им обоим станет немножечко легче, а потом снова охает и опускает свою ладошку ему на плечо, слегка сжимая ткань его футболки, в то время как парень так и не поднимает головы. Он знает, что она сейчас ему скажет, и думает, пусть уж лучше продолжит причитать, чем узнает правду.
— Джеймс, ведь шесть лет прошло. Ты же понимаешь, что должен двигаться дальше?
Парень рассеянно кивает, и предпринимает слабую попытку скинуть девичью руку со своего плеча. Он никогда и не думал о том, что Лиззи может скучать по Алисе или Розе. Возможно, потому что сам давно перестал по ним скучать. Поттер оглядывается по сторонам, стараясь найти вещь, о которой можно заговорить, чтобы перевести тему. Его взгляд останавливается на выпуске Ежедневного Пророка, который большая сипуха принесла вчера утром.
— Ты читала газету? — Джеймс кивает в сторону стеклянного столика, который стоит возле рояля, и Лиззи переводит на него взгляд, и из задумчивого он в один момент становится ещё и серьёзным.
Наверное, им обоим хотелось верить, что в магической Британии всё хорошо. И пусть кричащий заголовок на первой полосе относился к Германии, смутно знакомое лицо на одном из снимков неприятно щемило сердце.
— Читала, — девушка кивает головой, и снова переводит взгляд на улицу. Она молчит ещё несколько секунд, прежде чем снова посмотреть на Джеймса — ты не писал домой?
В ответ на её вопрос Джеймс поджимает губы и качает головой. Он не писал. Зная, как сильно ждут его писем родители, зная, как радуется его весточками Лили, он всё равно не написал ни строчки. Даже после того, как в газетах написали о смерти девушки, которую, Джеймс знает, Альбус очень любил, он всё равно не сел за стол и не взял в руки перо. Это ещё больше доказывало, что Джеймс так и не смог стать хорошим старшим братом.
— Напиши им, пожалуйста, — Лиззи поднимается на ноги и, по-матерински проведя рукой по его волосам, возвращается к роялю, но не садиться за него, а только принимается задумчиво водить пальцем по его крышке, вырисовывая какие-то узоры, — я могу отправить твоё письмо с Биглзом, он всё равно полетит к Джефри.
Девушка и сама не замечает, как от одной мысли о своём молодом человеке, начинает улыбаться ослепительно-лучезарно, а Джеймс, глядя на её улыбку, чувствует, как сердце в груди ухает.
— Я напишу вечером, — Поттер снова кивает, а потом начинает задумчиво смотреть на дома, которые находятся напротив отеля и ещё далеко-далеко вдали. Если приглядеться немного внимательнее, можно увидеть, как последние лучи солнца отражаются в далёких морских волнах. Лиззи не раз намекала ему, что им обоим давно пора бросить эту жизнь и вернуться в Британию. Мы как бездомные собаки — один раз сказала она — бродим из города в город, из страны в страну, и никак не можем где-то остановиться, словно ни одного из нас не ждут дома. Джеймс тогда пропустил её слова мимо ушей, предложив снова вернуться в Испанию, но именно сейчас он вспомнил их, эти слова, и на душе снова стало неприятно и гадко.
