— Погоди, — большая тёплая ладонь опускается на её предплечье, и Тейлор замирает, всего на мгновение обманутая ложным ощущением того, что это мог быть брат, ведь только он мог взять её за руку так настойчиво и аккуратно одновременно, удерживая от падения в бездну. Девушка грубо вырывает свою руку, избавившись от этого болезненного наваждения, но на месте всё же останавливается, всем своим видом показывая, что недовольна этим вмешательством, но Паука выслушает, что бы он ей не сказал, — не делай глупостей, ладно? Береги себя.
Она снова хочет скривиться или фыркнуть, но в чужом голосе не замечает ни малейшей нотки иронии, и в груди поднимается какая-то странная волна отвращения, но уже к самой себе. Парень просто хотел убедиться в том, что она сдуру не собирается прыгать с крыши, чтобы потом не соскребать её тело с асфальта, а она, глупая, дала волю эмоциям и накричала на него, даже не выслушав. Этот поступок не превращал Паука в Святого, но непонятный осадок на душе Тейлор всё равно остался. Глупая, глупая, глупая…
Девушка уходит, даже не удостоив его взглядом, и, кажется, слишком громко хлопает дверью. Но это последнее, что сейчас волнует Тейлор, потому что у неё в душе слишком много противоречивых чувств, а в голове — самый настоящий бардак. Этой ночью, прямо сейчас, всего несколькими минутами ранее, она могла попытаться убить Человека-Паука, отомстить ему за Ричи и за сломанную жизнь, предотвратить такую же гибель тысяч чужих судеб, но почему-то этого не сделала. Почему-то стояла и ждала от него каких-то объяснений, после того как унизительно перед ним разрыдалась.
Тейлор всегда презирала слабых людей, но почему-то именно сейчас сама дала слабину.
Кровать кажется холодной и неуютной, а комната какой-то чужой и неприветливой, но девушка всё равно сильнее кутается в одеяло, уставившись в потолок. Внутри неё, где-то глубоко в груди всё ещё клокочут ненависть и обида, подпитывая и позволяя просыпаться по утрам, но теперь эти чувства кажутся не такими сильными, словно, дав волю эмоциям там, на крыше, девушка смогла слегка успокоить своих внутренних демонов. Но ведь раньше это не помогало, и тому подтверждение — исцарапанные стены и изодранные обои. Что же могло измениться сейчас?
С того момента, как Ричи не стало, жизнь как-то резко потеряла и смысл, и краски. Крыша дома, её крыша, стала для Тейлор последней отдушиной, и девушка приходила туда каждый вечер, не делая никаких исключений. Город перед ней представал совсем иначе, раскрывал те стороны, которые было просто не разглядеть, находясь внизу, на земле. Она не боялась упасть — теперь она вообще ничего не боялась, поэтому свешивала ноги вниз и сидела так до самой ночи, а иногда и до рассвета, наизусть выучивая положения окон и тексты огромных рекламных вывесок.
Тейлор нравилось быть одной. Иногда мысли угнетали, а в другие, более хорошие дни голова казалась совершенно опустевшей, и девушка с наслаждением вглядывалась в горизонт, тихо радуясь тому, что её ненависть и скорбь отступили хотя бы на несколько часов.
В этот день было точно также: девушка снова уселась на самый край, бездумно рассматривая спешащих куда-то людей и снующие туда-сюда машины. На душе было спокойно и тихо, Тейлор даже показалось, что сегодняшний вечер она сможет прожить без очередной истерики, но всё это длилось ровно до того мгновения, пока она не услышала позади себя мягкое приземление.
— Что тебе нужно? — холодно поинтересовалась она, но практически подавилась словами, когда Человек-Паук присел рядом с ней, положив на колени раскрытую коробку с пиццей, и жестом предлагая девушке кусок.
— Я подумал, что ты могла проголодаться, — просто отвечает он на её вопросительный взгляд, а внутри Тейлор всё словно переворачивается. Ведь буквально несколько дней назад она на него наорала, как минимум трижды сказала, что ненавидит, и как минимум четырежды обвинила во всех смертных грехах, чуть не столкнув при этом с крыши, а уже сегодня он, как ни в чём не бывало, сидит по левую руку и предлагает ей пепперони. Вот так просто. Словно они лучшие друзья, знакомые много лет.
Тейлор недовольно осматривает его, стараясь найти какой-то подвох, какую-нибудь, даже самую маленькую деталь, которая позволит ей его прогнать. Потому что именно Человек-Паук был виноват в смерти её брата, именно те взрывы в «Оскорпе» забрали у неё Ричи, именно из-за него вся её жизнь за считанные месяцы полетела под откос. Но Человек-Паук по-прежнему сидел перед ней, ничего не говоря и предлагая пиццу. У Тейлор не было повода его прогнать, как бы сильно ей этого не хотелось.
— Зачем тебе это? — её вопрос вводит Паука в ступор, поэтому между ними повисает неловкое, неприятное молчание, которое Тейлор старается как можно скорее нарушить, пояснив, — Зачем возишься со мной? Я тебе никто и не принесу никакой выгоды.
На крыше снова наступает тишина, прерываемая только шумом машин и гулом улиц. Человек-Паук молчит, молчит и Тейлор. Наконец, девушке это бессмысленное молчание надоедает, и она поднимается на ноги, собираясь уйти в свою квартиру, но тёплая ладонь снова ложится на неё предплечье, как и в тот раз, аккуратно, но довольно настойчиво призывая остановиться.
— Не понимаю, — честно отвечает он и, девушка слышит, усмехается, — с чего ты взяла, что я ищу выгоду?
Этот глупый вопрос поднимает в Тейлор очередную волну отвращения. Слегка утихшая ненависть снова поднимается где-то в груди, напоминая о себе, заставляя рвано вздохнуть и отойти на несколько шагов. Человек-Паук стоит практически рядом с ней, всего в нескольких шагах, и от так искусно сыгранного непонимания в его голосе девушке хочется рассмеяться.
— Это ты мне ответь, — она передёргивает плечами, ломано улыбаясь. Перед глазами у неё встаёт образ задорно смеющегося Ричи, и слёзы снова норовят потечь по щекам, — почему великий Человек-Паук спасает только тех, кто дорог ему?
Повисает долгая пауза. Тейлор видит, как фигура в костюме напрягается, замирает на месте, а потом слегка встряхивает головой, словно старается прогнать какой-то вставший перед глазами образ. Ей плевать, какую чушь сейчас начнёт плести Человек-Паук, слушать его она больше не намерена. Она разворачивается и уходит, всеми силами стараясь не перейти на бег, потому что сбегать было бы унизительно.
— Не всех, — наконец глухо отвечает он, и девушка замирает от звука чужого голоса. Казалось бы, такая короткая фраза, всего два маленьких слова, но от этого тона по её телу пробегают мурашки. Она ему практически верит, — всех спасти невозможно.
— Но почему-то в твоё «невозможно» вошёл именно мой брат! — она неожиданно для самой себя срывается на крик, тут же жалея об этом, потому что кричать, значить снова дать слабину, а быть слабой Тейлор больше не намерена. Тем более перед Человеком-Пауком.
— Я уже говорил, что мне очень жаль, — снова начинает оправдываться он, но девушка лишь всплёскивает руками. У неё больше нет ни сил, ни желания слушать этот бессвязный лепет в попытке очистить свои испачканные чужой кровью руки. Тейлор снова разворачивается, чтобы уйти, — Думаешь, я не знаю, какого это, терять близких?
От этой фразы по коже пробегает волна мурашек, а злость с новой силой распаляется в груди, заставляя ненавидеть Человека-Паука ещё сильнее. Да как он смеет играть её чувствами, как смеет хоть что-то говорить о боли и утрате, не имея об этом ни малейшего понятия?
— Сомневаюсь, что знаешь, — огрызается Тейлор, обернувшись всего на секунду. Этой секунды достаточно для того, чтобы Паук сделал резкое движение рукой, выпуская свою чёртову паутину и выставляя перед девушкой какой-то огромный ящик, вообще непонятно что делающий на крыше. Тейлор недовольно рычит, тщетно стараясь сдвинуть тяжеленный ящик с места, но, когда она понимает, что у неё ничего не выйдет, просто уйти не выходит, потому что Паук стоит слишком уж близко, не позволяя пройти.
— Мне от тебя ничего не нужно. Я хочу лишь поговорить, потому что понимаю тебя.
Тон его звучит убедительно, но Тейлор всё равно недоверчиво фыркает, уже даже не стараясь скрыть слезящихся глаз. Эмоции всё накапливаются и накапливаются, вот-вот вырвутся наружу, снова хлынут через край, поэтому девушка сдерживает себя из последних сил. Мало того, что Человек-Паук лишил её всего, так теперь ещё и собирается читать мораль, говорить, что понимает её.
