На следующий день ее навестил куратор группы, мужчина сообщил, что дело не обошло стороной учебное заведение. Произошедшая ситуация портила имидж лучшего университета страны, посему, новый состав ректората рассматривал вопрос об отчислении Тан Чунтао и Хуан Цзы Тао.

В этот же день в палату заявились родители Чун. Их проинформировал дисциплинарный комитет Сеульского университета. Родители бросили все свои дела, купили билеты на ближайший рейс в Сеул. Тан Цзихао был настолько взбешён, что твердо собирался перевести Чун в любой университет Шанхая, лишь бы она была рядом, под защитой и присмотром. Дочь никогда не видела его настолько злым. Мать девушки с трудом воздержалась от колких замечаний, но проницательная Чунтао прочитала по несчастному лицу женщины все, что та хотела бы ей сказать.

Сердце обливалось кровью. «Господи, отстаньте от меня! Почему вы не рады, что я проснулась?!» — Чунтао была на грани срыва. Ей каждый день хотелось плакать, вдобавок болели исколотые от систем руки, но больше всего убивали друзья. Они навещали девушку поочередно и каждый из них смотрел с такой жалостью и досадой, а Тан всё гадала, в чем причина? Все же нормально! Она жива, здорова! Почему всем грустно?! «Ну, зачем я проснулась?! Зачем мне все это?».

Лу Хань так и не пришел. Ни на следующий день, ни на четвертый, пятый. Он не отвечал на звонки, на сообщения. Лухан исчез. Чунтао подумала, что это видимо конец. На этом любовь закончилась… Все. А хотелось так много: обнять, сказать спасибо за спасение, услышать, что она настоящий герой и выдержала все с высоко поднятой головой, прикоснуться, в конце концов. Пожалуй, для него и в этих отношениях наступила пугающая скука.

В больнице дни тянулись долго. Мысли все время возвращались к школьным годам. Перед глазами сидела раздетая Ай Мин, которую она ринулась спасать. Чун когда-то держала на нее обиду, а сейчас оказалась на месте одноклассницы. На месте человека, которого нужно было спасать. Имела ли она право обижаться и судить ту, что пережила настоящий ужас?! Видимо, Тан не выучила полученный судьбой урок и наткнулась на него ещё раз. На этот раз в роли жертвы.

Чунтао много размышляла о прошлом. В больнице больше делать нечего. Уколы и воспоминания. Она запретила друзьям приходить. Только Зитава непослушно возвращался каждый день с пакетом фруктов или овощей. Поскольку парень сломал руку, он больше не мог рисовать взятый заказ и посещал пары, чтобы записывать конспекты на диктофон для себя и подруги. Тао в первый же день узнал у Чунтао, что она помнит из произошедшего и больше эту тему не поднимал. Он беседовал с ее родителями, уговаривал оставить подругу в Сеуле, пытался поднять девушке настроение, но Тан всё глубже погружалась в депрессию. Она ничего не слышала.

Анализы Чунтао пришли в норму через полторы недели стационарного лечения, после чего доктор Кан дал одобрение на выписку. Когда художница подошла в регистратуру и хотела узнать об оплате лечения, молодая медсестра сообщила, что счет уже оплачен. Тан пожала плечами, размышляя о том, кто бы это мог быть и, когда одним из вариантов оказался Лухан, сердце предательски сжалось.

Девушка вернулась в свою крохотную квартиру. Родители остановились там же: мама спала рядом на кровати, а отец на диване. Женщина все время раздражённо критиковала каждый миллиметр ее жилья, это было единственным, на чем она могла выместить свой гнев. Чунтао жила как на иголках и спасалась только наушниками под концерт Моцарта.

Ли Е Джин, маме Хе Рин, вмешалась, когда узнала о произошедшем. Женщина договорилась с новым ректором и закрыла вопрос об отчислении. К тому же Цзы Тао и Рин уговорили отца подруги отложить перевод и оставить художницу в Сеуле. Чунтао наконец-то смогла пойти на пары. Она особо и не горела желанием, но деваться было некуда, потому что дома не было ни единого свободного уголка.

В первый учебный день после выписки, Тан пересекла порог университета мрачнее тучи. Темные синяки под глазами и черная мешковатая одежда отталкивала любопытные взгляды. Чун шла в наушниках, но в них не звучало излюбленное пианино, только тишина. Впервые пересуды и оживлённый шепот за спиной были настолько громкими. Чун выслушивала разные варианты: кто-то говорил, что Чунтао изменяла Ханю с Зитавой, поэтому Лухан сломал ему руку и бросил мерзкую художницу; другие утверждали, что Чунтао сама заварила кашу и парни пострадали, расхлебывая результат ее коварства. Были разные варианты, но ни одного варианта, где она была бы невиновна. «Как легко обвинить во всем девушку».

Тан тягостно прошла в свою аудиторию, тихо опустилась на привычную парту. Друг опаздывал. Девушка перевела взгляд на сверкающий в ярких солнечных лучах пейзаж. «Почему так ярко, когда мне так плохо?».

— Тан Чунтао! Надеюсь, ты наконец-то угомонишься! — раздражающий голос старосты полоскал слух. — Теперь Лухан не на твоей стороне, поэтому тебя некому защищать. Хватит позорить нашу группу. Боже, как жаль, что я учусь с тобой.

— Отвали, — безразлично проговорила Чун. Одногруппница продолжала пыхтеть и возмущаться, но художница включила балладу на плеере. В последнее время выстраданные песни нравились ей все больше.

Как только в аудитории появился Хуан Цзы Тао, группа затихла. К китаянке больше никто не подходил. Наступила желанная тишина. Тао оберегал подругу как мог: он следовал за ней по пятам, а когда Чунтао направилась в кафетерий, гонщик пожирал окружающих устрашающим взглядом.

— Хе Рин обещала прийти сюда на перемене, — Тан села подальше от всеобщего обозрения. — Надеюсь, их сегодня не будет.

— Они на тренировке. Через несколько дней игра, — Тао переписывался со своей девушкой, а затем пристально посмотрел на подругу.

— Он тоже играет? — Чун не верила, что смогла произнести сей вопрос. За все это время она ни разу не узнавала о жизни Ханя.

— Да, — ровно произнес Зитава. Чунтао кивнула и переместила вектор внимания на телефон. Так захотелось пролистать грустную переписку без ответов. Лу продолжал молчать.

— Чун-а, с возвращением! — Ли Хе Рин радостно обняла китаянку за плечи. — Я так рада, что ты выздоровела!

— Спасибо, — Тан натянуто улыбнулась. — Рин, я ухожу с редакции газеты, больше не буду снимать.

— Почему?! — запротестовала девушка. — Забей ты на сплетни, они скоро утихнут! Как же я без тебя?!

— Камера все равно разбита. У меня нет денег на покупку новой, как и желания снимать… — Тан пожала плечами и снова пробежалась глазами по чату с Лу Ханем.

— Жаль, — Ли быстро сдалась. — Давай сходим на неделе в кино! Тебе нужно отвлечься!

— Посмотрим, — Чун оставила телефон на столе и направилась к прилавку с едой. Ей жутко хотелось рыдать. Навзрыд. И чтобы внутри перестало щемить от боли. Но слезы не появились, как бы она этого не хотела.

Вскоре, химик убежала на пару, а друзья медленно зашагали в сторону парковки. Погода была прекрасной, птички щебетали, ветерок обволакивал кожу, свежий воздух мягко насыщал лёгкие. Жизнь вокруг бурлила, но Чун шла под непроницаемым куполом. Она задыхалась от боли. Внутри было так пусто. Тан всё гадала: зачем же она проснулась, ведь всем она приносит одни лишь страдания. Возможно, лучше было бы исчезнуть, тогда хоть кто-нибудь нашел для нее парочку хороших слов.

Чунтао задавалась одним вопросом и никак не могла найти на него ответ. Почему она виновата в том, что ее ударили по голове и похитили? Она явно жертва чьей-то игры, но продолжает принимать удары судьбы. Стойкость и характер раз за разом дают сбой и, чувствуя свои лимиты, Чун понимает, что в скором времени, она больше не сможет сопротивляться.

— Тао, — впервые за день китаянка посмотрела другу в лицо. Он мгновенно застыл на месте, — расскажи мне, что произошло на самом деле. То, о чем я не помню.

— Зачем тебе это? — Парень растерялся. По его реакции Чунтао поняла, что все намного хуже, чем она себе предполагала, но как бы то ни было, она должна была узнать правду.

— Мне очень нужно, прошу, — зеленоватые глаза давили своей настойчивостью. Чунтао вновь продолжила движение.