После этого спорткомплекс с предложенной мне работой уборщицы оказался для меня раем. Меня окружали мужчины – рабочие и тренеры, чей канадский английский настолько отличался от моего книжного британского, что они называли его “старомодным”. Я работала с семи утра до двух часов дня. Время на работе пролетало. Я учила реальный канадский английский, общаясь с работниками спорткомплекса, и слушая познавательные передачи радиостанции CBC на своем плеере Sony Walkman.

Я продолжала рассылать свои резюме, делая упор на свою степень магистра в области философии, диплом по английскому языку и богатый опыт работы в различных социальных сферах. Никто не отвечал. Моя работа уборщицы спорткомплекса была временной. На девять месяцев. Эта программа была специально создана для канадцев без образования и опыта. Я “идеально” вписывалась в нее со своим университетским образованием и опытом.

Мой начальник был доволен моей работой, но подталкивал меня искать что-то другое, беспокоясь, что девятимесячный контракт скоро закончится. Я продолжала рассылать свои резюме, но безрезультатно. К счастью, по истечении времени, они каким-то образом все же смогли продлить мой контракт для необразованных и неопытных еще на девять месяцев и перевели меня уборщицей в детский сад. Однажды молодая воспитательница сказала мне с чувством гордости за свою родину: “Ты, должно быть, счастлива, находясь здесь и делая эту работу!” Я улыбнулась и кивнула. Что еще я могла ей сказать?

Возможно, я была отличной уборщицей, так как в конце концов руководитель программы из администрации города помогла мне получить маленькую должность в библиотеке, которую невозможно было получить без хорошего рекомендательного письма при конкуренции двадцать человек на место. На собеседовании меня попросили назвать имена моих любимых авторов. Мы поговорили о литературе Милана Кундеры и Милорада Павича, я прошла интервью и была принята на должность, для которой лишь требовался аттестат об окончании средней школы. Я делала свою работу очень хорошо в течение нескольких лет, одновременно учась в двух Канадских университетах и получив степень магистра и доктора наук в области образования по специальности “Преподавание английского как дополнительного языка”.

Некоторое время я вела курс “Критическое мышление” в университете. Я учила канадских студентов, будущих учителей, думать. Глубоко, философски, нетрадиционно. От непонимания друг друга на первом занятии мы постепенно пришли к удивительному взаимопониманию. Медленно, через свое первоначальное нежелание, они погрузились в глубины человеческого культурного хранилища, чтобы увидеть невидимое, услышать неслышимое и почувствовать неощущаемое.

Я перестала преподавать, так как устала совмещать профессорскую малооплачиваемую контрактную работу со своей полной ставкой в библиотеке, которую не могла оставить из-за социальных льгот и будущего пенсионного обеспечения. Кто-то называет такую жизнь собачьей за вечные бега между работами, чтобы выжить. Я не спала ночами, подготавливая свои университетские семинары, и продолжала работать в библиотеке на должности, требующей только незаконченное высшее.

Мое образование, состоявшееся в двух странах, двух культурах и на двух языках, экстернализируется в моей музыке, фотографии, видео искусстве и моей двуязычной письменности. “Писание – это не прибытие”, однажды подметила Элен Сиксу, французский философ. Я прибыла в Канаду физически, но мое духовное прибытие к самой себе – путь без финальной станции. Я не сожалею об отъезде со своей родины. Каждый год первого сентября моя дочь дарит мне открытку с простыми словами: “Спасибо, что ты решилась на это путешествие!”

***

Будь

Не говори. Я слышу.

Держи мою руку. Она пуста.

Перебирай мой волос. Он тонкий. Как в детстве.

Стой позади меня. Близко. Чтобы ощущать тепло твоей кожи.

Молчи. Слова излишни.

Я слышу. Твой голос. Твои шаги. Твой запах. Даже твое молчание.

Я слышу тебя.

Храни мое дыхание.

Храни мой сон.

Храни мой почерк.

Храни мои следы. В них – манускрипт моей жизни.

Я тут. Пока. Не завтра. Не вчера.

Чувствуй. Дыши. Будь.

Будь. Пока я есть. Дальше – не важно… Ни мне. Ни тебе. Ни нам. Остальное – за чертой. Жизни. Смерти. Снов. Остальное – там. Не тут. Будь…

***

Скамейка

Утренние презентации закончились, когда я прибыла на лингвистическую конференцию в университет Британской Колумбии с докладом по своему исследованию. Возбужденные и утомленные слушатели и докладчики высыпали в коридор, как горох из порванного пакета, и были приглашены на обед перекусить пиццей. Моя презентация по расписанию шла следом.

Я заглянула в конференц-зал и не нашла там ноутбука для докладчиков. Вернувшись к регистрационному столу, спросила, будут ли выступающие обеспечены необходимой техникой для своих презентаций. Молодой регистратор, какой-то весь растрёпанный и рассеянный, вяло заметил, что докладчики должны иметь свои собственные ноутбуки, и указал на лидера конференции, которая в этот момент высматривала для себя кусок пиццы на обеденных столах в комнате, отведенной для ланча. Я подошла к ней и осторожно поинтересовалась, может ли факультет выделить ноутбук для моей презентации, так как я прилетела издалека только с флэшкой. Она бросила на меня недоуменный взгляд и буквально рявкнула: “У меня ОБЕД сейчас!”

Я почувствовала себя неловко и извинилась.

“Дайте мне свою флэшку!” – она нервно швырнула в меня свое недовольство, погружая всю себя в предстоящее удовольствие обеда. – “Как называется файл?”

Я пожала плечами: “Там много папок и файлов…”

“Тина!” – крикнула она своей ассистентке. – “Найди ей компьютер!”

Затем довольно грубо подвела черту: “Тина даст вам свой личный!” – и рухнула на стул с облегчением, чтобы проглотить пиццу.

Я вышла на улицу. Аппетит пропал напрочь. Вошла в университетский сад, чтобы спрятаться в его осенней тишине. Ноги блуждали, шурша разноцветной листвой, пока на моем пути в никуда не появилась скамейка. Я села. Было грустно и пусто внутри от бессмысленной человеческой суеты. Смогла бы я уминать пиццу, будь у моих гостей проблемы?

В кармане я нащупала несколько изюмин и орехов и стала зажевывать ими свое расстройство. Желание покинуть конференцию тут же, без своей презентации, накрыло меня.

Вдруг я увидела табличку на спинке скамейки: имена двух женщин с той же фамилией, их годы жизни с разницей в возрасте в двадцать лет. Мать и дочь, подумала я. Ниже шла фраза: “Есть только одно счастье в жизни: любить и быть любимым”.

Мои глаза стали влажными. Я сфотографировала табличку и по электронной почте отправила дочери. “Правда”, – был ее ответ.

Я вернулась в здание, чтобы сделать отличную презентацию, закончив ее этими простыми словами, выгравированными на табличке скамейки: “Как бы ни были важны наши должности и достижения, какими бы интеллектуальными мы ни казались самим себе и нашим коллегам, в жизни есть только одно счастье – любить и быть любимым”.

Когда я вернулась на свое место в зале, несколько человек поблизости прошептали мне: “Ваша презентация была удивительной! Особенно последние слова …”

***

Кровь

Кто прилепил голубой цвет к крови “избранных”? Они сами.

Кто их избрал? Они сами.

Избранные среди кого именно? Среди миллиардов остальных.

Почему абстрактные выдумки-придумки столь сильны? Потому что голова правит телом.

Кому нужно ранжирование? Тем, кто в ранге. Тем немногим, за существование которых платят потом и кровью миллиарды. Перед этими же единицами миллиарды пресмыкаются, им поклоняются, платят им дань, стоят часами за заборами их резиденций, чтобы похлопать в такт их ленивому помахиванию ладошкой толпе.

Чему нас учили с детства? Кто не работает, тот не ест. Кто учил? Они. Почему они едят, не работая? Потому что работают остальные. Платят ли они налоги? Кому? Себе?

Толпа орет. Толпа в экстазе при виде их. Толпа их обожает. Красавица та. Красавец этот. Бэбички-красавцы. Они – на глазах у мира, который пашет на них и тащится от их “голубой” крови, бегущей под их кожей. Вскройте, взгляните на хирургическом или патанатомическом столе – их кровь того же цвета, как ваша, красного с сотнями оттенков.