Служба в ОМОНе была гораздо спокойнее и безопаснее образа жизни солдата удачи. Но и здесь бывали острые ситуации. И Артём заметил за собой, что стал сильно рисковать, опрометчиво бросаться, подставляться под удар. Он это отследил и сделал для себя правильный вывод, что подобное с ним творится именно из-за нежелания жить. Не было настоящего оформленного желания покончить с собой, нет. Если бы боец захотел это сделать, его воли, намерения и духа давно бы хватило, чтобы завершить жизнь бренного тела быстро и без сомнений. Но интуитивно Артём чувствовал, что легче не станет, смысла в посмертии не прибавится, будет только хуже. Это не было проявлением религиозности бойца – он был от этого далёк – скорее, кусочек иррационального, но твердого знания.

Но кроме выводов об источнике своих неоправданно рискованных поступков, он более ничего не сделал, потому что втайне надеялся на скорое и внезапное завершение этого бесплодного квеста по поиску смысла жизни. И его квест завершился. Не со смертью, а с обретением второй половинки – его Васьки.

Наконец, твёрдым голосом Артём произнёс:

– Ты не представляешь, насколько я сейчас счастлив. Однажды наступил момент, когда я осознал, что остро хочу приходить домой, где меня будут ждать, где я буду делить постель с любимым человеком. Мне захотелось делать что-то в жизни не только исключительно для себя. А для тебя. Делить себя и свои завоевания в этом мире с тобой. Чтобы вкус тех вершин, что я покоряю, я мог принести домой и сложить у твоих ног.

Тут Артём высвободился и сел, чтобы видеть глаза Василисы. А Василиса смотрела на него. Глаза её блестели. Искренняя речь любимого, идущая прямо из открытого сердца, зацепила глубоко скрытые струнки в душе девушки, и они зазвенели в резонансе.

"Однажды мужчины взрослеют. Не все, конечно, некоторые так и остаются инфантильными. А вот Артём повзрослел, созрел для большой ответственности", – думала Василиса. А ещё она думала, что именно своим чувством надёжности привлёк её этот мужчина, что ныне рядом с ней, разделяющий брачное ложе и жизнь, с её тяготами и радостями. В Артёме изначально чувствовался непоколебимый стержень, это была скала, на которую можно всегда опереться, которая будет стоять до последнего, пока не сломается физически, но не морально и не духовно. Ей так этого не хватало в жизни – этой поддержки, этого плеча рядом. Нет, она ни в коем разе не мечтала о роли нахлебницы, чтобы сесть на шею и свесить ножки, не собиралась перекладывать весь груз своих проблем на любимого. Василиса была вполне самодостаточной, самостоятельной и сильной женщиной. Она была сильной, закаляясь в том числе на спортивном помосте. Ей пришлось стать сильнее, когда мягкотелый отец Эдгара сбежал от ответственности и от рутинного быта. Одна, с трёхлетним ребенком на руках против всего мира, она сжала зубы и стала сильнее. Но как же хотелось ей, чтобы рядом был равный ей сильный мужчина, которому можно довериться, с которым можно расслабиться. И в лице Артёма она увидела такого человека. И, конечно, она любила его. В том числе и за это. Это была зрелая любовь во имя и за что-то, а не юная влюблённость вопреки всему здравому смыслу.

Василиса смотрела на Артёма нежным взглядом. Да, он не красавец. Покатый лоб, небольшие глазки непонятного цвета, то такие, то такие, болотные. Но это мелочи. Потому что её красоты хватит на всех. А ещё потому, что живёшь с человеком, а не с его внешностью. Нужен человек с его поступками, с его личностью и характером. Вон бывший муж Аркаша был красив, своеобразной изнеженной красотой. А толку? Тьфу, даже вспоминать не хочется.

– Ты мой мужчина. И всегда можешь рассчитывать на мою поддержку. И я охотно приму все твои дары и трофеи.

Василиса притянула Артёма и поцеловала его.

– А ещё я очень ценю твою искренность, Артём. Не помню от тебя такой проникновенной и откровенной речи.

– Собралось, накипело, созрело. Хотелось высказать, что у меня на сердце. А сейчас очень подходящий для этого момент. И ты спросила как раз о том, что я хотел высказать.

Ещё у меня одна мысль есть по этому поводу. Я как-то смотрел ролик на Ютубе. Что-то про психологию. Там рассказывали про гештальт. Из контекста я понял, что это некий образ, роль, которых множество, и мы их в течение жизни отыгрываем. И вот мне кажется, что я уже отыграл свою роль героя-любовника в этой жизни, прошла пора одноразовых встреч без обязательств. Тот гештальт закрыт. А теперь надо вживаться, изучать и проживать новый образ – верного мужа и примерного семьянина. Это новый уровень для меня, и я искренне и всей душой этого хочу.

– Замечательно сказано, дорогой. Ты меня даже удивил своей речью.

Артём рассмеялся.

– Да-а, я тоже иногда бываю в ударе! Кстати, Васька, а ты знаешь, что у тебя необычно умный сын?

– Знаю. Он у меня ещё и самый лучший и самый красивый!

– Эдгар весь в маму! И по красоте и по уму. Ведь он же вундеркинд: целая энциклопедия в голове, такое невозможно знать в десять лет. Я в его годы только лоботрясничал, ещё даже тренироваться не начал, рукопашка меня полностью затянула позже.

– Кстати, Васька, раз уж у нас сегодня вечер откровенности… – осторожно продолжил Артём. – Может быть, ты расскажешь про отца Эдгара? Почему он ушёл от тебя? Я как-то пробовал тебя спрашивать, но ты всегда переводила тему. Если не хочешь говорить, так и скажи, что это секретная тема, я пойму и не буду настаивать.

Артём проникновенно и пристально смотрел в глаза Василисы. Та тяжко вздохнула.

– Нет там никаких секретов. Всё банально до невозможности. Просто не хотелось о нём вспоминать. Это было одиннадцать лет назад, я была молодой и глупой студенткой во втором меде14, училась на провизора, мне было двадцать два года. Общую биохимию у нас преподавал молодой аспирант Аркадий Германович. Красивый, образованный, эрудированный, обаятельный, да ещё и с деньгами, – в голосе Васьки слышалась горечь. – Вот я и запала. Да и он, собственно, тоже. Я была молода и красива, ухажёров хватало…

– Ты и сейчас молода и божественно красива! – перебил любимую Артём.

Василиса с оттенком недоверия посмотрела на Артёма и продолжила.

– Мы как-то быстро сошлись. Я, влюблённая по уши, что-то там надумала про непонятные темы, попросила Аркашу помочь мне после занятий, даже в формате репетиторства. Вот так, после пар в знаменитом вузе страны мы как-то и сблизились. Аркашу можно было отнести к «золотой молодёжи», разве что он не был лоботрясом. Он отлично учился, его отец и мать – династические врачи с большим практическим стажем. Отец преподавал хирургию в сеченовском меде, у матери была своя стоматологическая клиника. Аркаша закончил вуз, правда, специальностью избрал медицинскую биохимию, а не лечебное дело. Потом ординатура по клинической лабораторной диагностике, потом аспирантура, всё по тому же любимому биохимическому направлению.

В нём всё было прекрасно – так мне тогда казалось. Но его родители приняли меня в штыки. То есть не приняли совсем. Они и слышать про меня не желали. Я для них была пролетариатом. И уж точно не ровня их драгоценному сыну. Вот мы и встречались тайком. А потом я банально залетела… К тому времени закончила вуз. Аборт делать отказалась. Надо отдать должное Аркаше, он нашёл в себе мужество снять квартиру и начать жить вместе со мной. Хоть в этом я ему благодарна. Самый трудный период младенчества Эдгара я могла позволить себе не работать, а растить сына. Родители Аркаши не видели внука. Даже ни разу не позвонили. Надолго Аркаши не хватило. Подозреваю, что маменька капала на мозг регулярно о нерадивой нищебродке, что сыграло свою роль. Но главное даже не это… В нём не было жёсткого стержня и ответственности. Он начал пропадать, не ночевать дома, грубить. А потом, когда я на денёк съездила к маме и вернулась домой, его и след простыл вместе с вещами. Думаю, он обратно съехал к своим родителям, вернулся к родной сиське, которую, по факту, так и не вынимал изо рта, да и вряд ли вынет. Большой ребёнок на всю жизнь. И всё. Дальше понятно. Я съехала со съёмной квартиры к маме, отдала сына в детсад и пошла впахивать.