Дон Нигро
Маскарад в замке призраков
«Когда любовь клянется, что права,
Хоть знаю – лжет, но ей я как бы верю[1]».
Шекспир, сонет 138.
«Пусть по природе честным я никогда не был,
иной раз такое бывает, по воле случая».
Шекспир «Зимняя сказка», действие 4, картина 3.
«Это сложная и в чем-то необычная история» —
комментарий ФСБ относительно Ольги Чеховой.
Действующие лица:
ОЛЬГА – русская актриса немецкого происхождения, играющая в Германии.
БАБА-ЯГА/ПОЖИЛАЯ НЕМЕЦКАЯ АКТРИСА
СТАНИСЛАВСКИЙ/ИГОРЬ, раньше боксер среднего веса, теперь русский агент
БЕРИЯ, один из руководителей советской разведки/ГИТЛЕР
МУРНАУ-НОСФЕРАТУ/ОФИЦИАНТ/ГЕББЕЛЬС
ХИЧКОК/ГИММЛЕР
Декорация:
ОЛЬГА пишет мемуары в Мюнхене, ранее в Москве и Берлине. Гримерная в Московском художественном театре, кабинет в Москве, пустой театр, где Мурнау проводит кастинг, ресторан, квартира Ольги в Берлине, кабинет Гитлера, все в простой, единой декорации, главная часть которой – двери, через которые актеры могут входить и выходить, иногда, как персонажи сценического фарса, иногда как персонажи старого немецкого экспрессионистского фильма. Декорация неизменна. Мысли ОЛЬГИ перемещаются из одного места в другое, и мы вместе с ними, иногда разные пространства и времена накладываются, и мы видим персонажей, которые не участвуют в текущей картине, но забредают в ее мысли. Все подвижно, как и мысленные процессы ОЛЬГИ, включая правду.
Картины:
1. Иногда необходимо лгать.
2. Моя жизнь в искусстве.
3. Корова Шаляпина.
4. Замок призраков.
5. Хичкок обедает яйцом Макгаффина.
6. Когда «крот» просыпается.
7. Визит к фюреру.
8. Ночные приключения в Третьем рейхе.
9. Новая встреча с товарищем Берией.
10. Маскарады.
1
Иногда необходимо лгать
(Свет падает на ОЛЬГУ. Сейчас она – роскошная пожилая кинозвезда, но по ходу будет становиться моложе).
ОЛЬГА. Для того, чтобы рассказать правду о своей жизни, иногда необходимо лгать, потому что правда о том, как ты жила, не совсем та правда, которую ты вспоминаешь, или правда, какой ее видит кто-то еще. Человек проводит жизнь, создавая персонажей, которых играет, и по ходу переписывая свой текст. Вы можете назвать это ложью, но если вы скажете мне, что не проделываете это сами, это абсолютное доказательство вашей лживости. Жизнь каждого – пьеса. Может, пьесу эту пишет Бог, но иногда он создает иллюзию, будто вы с ним сотрудничаете. Мунк выставлял свои картины под дождь, что брать в соавторы Бога. Это делаем и мы. Вместе пишем пьесу под дождем. (Свет падает на БАБУ-ЯГУ, старую женщину, которая сидит за столом и смотрится в зеркало). Когда я родилась, старая женщина, которая была мне нянькой, сказала матери, что меня ждет необычная жизнь. Она это определила по шишкам на моей голове, бросая куриные кости и, по большей части, глядя в старое потрескавшееся и почерневшее зеркало, которое держала в сундуке, завернутым в шаль.
БАБА-ЯГА (глядя в зеркало). У этого ребенка будет много приключений, в том числе и целиком воображаемых. Ее жизнь станет маскарадом. Птицы будут вылетать из зеркал. Мужчины – вылезать из гробов и чуланов, чтобы быть с ней. Она разобьет много сердец и еще больше посуды. В ее рассказах будет много прекрасной лжи, но что-то случайно окажется правдой. Жить она будет в изгнании, даже находясь дома. Мужчины, готовые умереть за нее, в итоге передумают. Она будет лгать и сотрудничать с Богом под дождем.
ОЛЬГА. Мое самое раннее воспоминание: я – никто. Потом, однажды, я посмотрела на свою куклу и подумала, а это черт побери, кто? Кто это? Это я? Нет, не я. Это кто-то еще, в моей руке. Это моя рука? Она, похоже, присоединена к моему плечу. Это моя кукла. Я держу в руке мою куклу. Но кто смотрит на эту куклу? Кто видит эту куклу? Я смутно помнила, что была кем-то до этого, но кем именно, сказать не могла. Потом я посмотрела в зеркало. Это она, подумала я. Очень красивая и живет в зеркале. Я притворюсь, что она – это я.
БАБА-ЯГА. Она проведет жизнь, изображая людей, которые – не она, но не тех, кто она есть.
ОЛЬГА. Я была ребенком, которому приключения написаны на роду. Однажды шакал утаскивал меня из сада. А когда садовник, который меня спас, попытался изнасиловать меня, я откусила ему конец пениса.
БАБА-ЯГА. Такого не случится.
ОЛЬГА. Однажды я так рассердилась на отца, что выпрыгнула из окна. Помнится, подумала: все будет хорошо. Ничему плохому не бывать, потому что я умею летать. Я провела жизнь, выпрыгивая из окон.
БАБА-ЯГА. Из окон она будет выпрыгивать только в своих снах.
ОЛЬГА. Я вышла за актера, когда мы были совсем юными. Это была ужасная ошибка.
БАБА-ЯГА. Все слишком юны, чтобы выйти замуж или женится, за исключением мертвых.
ОЛЬГА. Когда мой муж был юношей, мать соблазнила его. Я думаю, у нее было не все в порядке с головой, и у него, возможно, тоже, хотя он был очень талантливым, и у нас появилась дочь. Но во время моей беременности у него случился роман с фаготистом, что стало концом нашей пьесы. В театре спектакль иногда заканчивается хорошо, но в жизни все заканчивается плохо. Вот почему я всегда отдаю предпочтение театру.
БАБА-ЯГА. Она напишет две автобиографии, и обе, по большей части, будут выдумкой. И в какой-то момент птицы улетят обратно в зеркала, а на сцене погаснет свет.
(Свет, падающий на БАБУ-ЯГУ меркнет и гаснет полностью).
2
Моя жизнь в искусстве
ОЛЬГА. Во время учебы в Московском художественном театре я играла Офелию в монастырской сцене, и Станиславский ушел до того, как успел поделиться с нами впечатлениями, потому что в тот вечер у него был спектакль «Дядя Ваня». Но мне очень хотелось узнать, что он думает о моей игре, а потому, собравшись с духом, я постучалась в его гримерную. О привычке Станиславского раздеваться после спектакля практически догола и сидеть в кресле, покуривая сигару, мне никто не сказал. (ОЛЬГА стучится в дверь). Позволите войти?
(Свет падает на Станиславского, который сидит в кресле, практически голый, и курит сигару).
СТАНИСЛАВСКИЙ. Да? Кто это?
ОЛЬГА. Ольга, сударь. Сегодня днем я играла Офелию. Уделите мне минутку?
СТАНИСЛАВСКИЙ. Конечно. Заходите.
ОЛЬГА (входит). Извините, что потревожила вас. (Видит его, застывает). Ой! Ой, я… Прошу извинить меня, сударь. Я понятия не имела, что вы…
СТАНИСЛАВСКИЙ. Все нормально, дорогая. Вы меня нисколько не смущаете. Актер никогда не должен стесняться своего инструмента. Как о чем вы хотели поговорить?
ОЛЬГА. Я могу прийти завтра, если…
СТАНИСЛАВСКИЙ. Чуть. Так в чем дело?
ОЛЬГА. Э… Я забыла.
СТАНИСЛАВСКИЙ. Что-то насчет Офелии?
ОЛЬГА. Ох, Офелии. Да. Мне просто интересно, что вы подумали о моей игре.
СТАНИСЛАВСКИЙ. Что очевидно, вы – прекрасный ребенок. Это никогда не помешает. Вы определенно умненькая. Говорите четко, произносите текст с душой. И, похоже, понимаете, что говорите. В спектаклях по пьесам Шекспира с актерами зачастую та же история, что с певцами в итальянских операх. Они поют, не зная итальянского. А вы как раз демонстрируете истинные чувства. Хотя нет у меня полной уверенности насчет чего.
ОЛЬГА. Видите ли, я старалась…
СТАНИСЛАВСКИЙ. Господи, нет, не объясняйте. Объяснять свое выступление все равно, что объяснять анекдот. Ничего не получится.
ОЛЬГА. А как получится? Пожалуйста, скажите мне, я очень хочу знать.