Это раньше он читал на ночь Ильфа и Петрова и непритязательную фантастику. И спал тихо, просыпался с улыбкой. А не как сейчас, словно вагоны разгружал.

Конечно, это замечательные книги. Только нравиться они не могут. Приложимо ли вообще к ним слово «нравиться»? Ну как могут нравиться «Каратели» Адамовича? Ужасом веет от их страниц.

«Зачем ты это читаешь, сын?» – спросила бы мать.

Этот вопрос он и сам задавал себе. Мазохизм? Если бы… Это даже лечится. Но все сложнее. Настолько, что не поддается ни анализу, ни дальнейшему синтезу.

Разумеется, можно придумать что-нибудь возвышенное. Это как епитимья: после проведенного в праздности дня – ну какие у него заботы? – окунуться в юдоль горя, страданий и отчаяния. И очиститься в раскаянии.

В этой версии много искусительного, если бы не истинная причина – страх. У него много личин, и одна из них – страх перед завтрашним днем. Что будет утром? На работе? Вечером? Пусть у него всего лишь проблемки, но и они ранят, потому что это его сложности, его беды. Так не лучше ли быть к ним готовым, чем встретить в настроении радостном, приподнятом? Тогда падение будет особенно болезненным, а так можно терпеть.

Четыре нуля.

Он протянул руку. Что на сегодня? Чехов. «Дядя Ваня».

Книги не было. Забыл приготовить! Он встал… и словно вывалился из времени.

В себя его привел сквозняк, вольно гуляющий по паркету. Он переступил на закоченевших ногах, шагнул к кровати и юркнул под одеяло.

На часах девятка уступила место нулю, а один из нулей – единице. Десять минут нового дня. Он повернулся на бок и подложил под щеку ладонь для тепла и опоры».

И куда это девать? Спалить? Так вроде бы и неплохо. Хотя косяки прежние: гляньте, граждане, какой у нас тонкий душевный строй.

Олег потянулся, разминая спину, потом разорвал листок надвое, половинки – на четвертушки, те – на осьмушки и посыпал клочками темнеющие угли. Бумага вспыхнула и свернулась каракулевыми завитками, отдав лишь толику тепла. Ангелы ее не заметили.

* * *

Шуруп приподнялся. Уши – торчком. Взгляд жалостливый.

– Ну давай поиграем, – сдался Олег.

Пес сорвался с места и кинулся к двери. Ткнулся в нее носом, засучил лапами.

– Ты чего?

Просьба выпустить во двор обычно выглядела менее драматично. Тем более метель, погода, когда хороший хозяин…

– Да что с тобой?

Олег подошел к двери. Щелкнул выключателем, зажигая фонари около дома.

– Хочешь – на здоровье, только потом не скули.

Отпер и открыл дверь.

Двор застелило накрахмаленной скатертью. Фонари боролись с темнотой и метелью – и проигрывали – это была неравная битва.

Пес метнулся наружу. Резко затормозил на краю веранды, расставив лапы, и зашелся лаем.

Олег напрягся: неужели волки?

Шуруп продолжал исступленно лаять. Оглянулся, взывая к хозяину.

Олег сунул ноги в валенки, накинул куртку, вернулся к камину и взял топор. Лишь после этого вышел на веранду и встал рядом с псом.

Посмотрел налево – туда, где во мраке утонул скит. Потом поднял голову. Над фонарями, мешаясь со снежной крупой, летели искры.

– Ах, ты ж!

Правее, туда надо было смотреть. Там границу косогора очертила дрожащая рыжая полоса.

Олег слетел со ступеней и побежал мимо сторожки, мимо беседки, мимо кустов смородины, превратившихся в сугробы. Упал, покатился, приподнялся, смахнул с лица снег и увидел, как вспыхивает крыша стапеля.

Он соорудил ее летом, рассчитывая вести сборку корпуса и осенью, а если получится, то и зимой. Вкопал столбы, крайние для надежности укрепил растяжками с талрепами. Уложил лаги, а потом три часа возился с огромным полотнищем, прежде чем ему удалось натянуть на каркас упорно сопротивлявшийся пошитый в Москве купол. Ниже ската крыши купол спускался лишь на полметра. Стен как таковых не было, они бы только мешали, но в ноябре, в косые дожди, он несколько раз прошелся вокруг стапеля с рулоном прозрачной пленки, превращая сооружение в некое подобие теплицы. Потом еще и простучал пленку степлером. Сейчас от нее уже ничего не осталось – расплавилась, стекла маслянистыми ручейками. И купола нет – метель разбросала пытающие лохмотья.

Шуруп, последовав за хозяином, уже не лаял – постанывал от страха и жался к ногам.

А корабль горел. Янтарные языки облизывали отпрянувшее в испуге небо. Огненные ленты обвивали бимсы и стрингеры. Желтые с прозеленью ручьи, вопреки закону тяготения, текли по шпангоутам вверх. Порывы ветра поддавали и поддавали жару, как меха в кузнечном горне.

Тушить было бесполезно, такое не потушишь. Олег понял это, а следом понял и то, что так и сжимает в руке топор.

Пальцы разжались, и топор зарылся в снег. Олег невольно опустил глаза и только поэтому увидел пятилитровую канистру из-под воды. Откуда она здесь? Он поднял пластиковую баклагу. Без крышки, пустая. Понюхал… Солярка, ее запах ни с чем не спутаешь.

Он выругался и швырнул канистру туда, где, зеркалом отражая пламя пожара, стоял эллинг. Он оставался невредимым, ветер дул в другую сторону.

Ждать в бездействии, когда корабль со стапелем сгорят дотла, было так же глупо, как пытаться вызвать пожарную команду: пока еще доедут из райцентра – если проедут.

– Сидеть! – прикрикнул Олег на Шурупа, который уж точно был ему не помощник, и шагнул навстречу пожарищу, как в пекло.

Отворачивая от огня лицо, ухватил две доски, приготовленные для диагональной обшивки днища, и поволок их к эллингу. Сделал еще две ходки. В четвертую оттащил ящик со «скобянкой». В пятую – связку струбцин. А вот с шестой задержался, сбивая угли с валенка, затер тлеющий войлок снегом. Была и седьмая ходка, и восьмая… Он спасал все, что можно спасти: подготовленные к монтажу детали судового набора, какой-никакой инструмент, который держал на стапеле, не уносить же всякий раз в эллинг, если наутро понадобится.

А корабль горел. Но не как прежде. Ветер внезапно стих, и пламя уже не казалось таким ненасытным. И снег перестал быть крупитчатым, повалил большими мягкими хлопьями, засыпая человеческие следы, ведущие к стапелю со стороны озера. Чужие следы.

Олег помчался к дому. Поднял складчатую дверь гаража, выкатил снегоуборщик. Дотащив его до стапеля, пристроил рядом, опустил рычажок заслонки, открыл топливный кран и дернул заводной шнур.

Схватилось с третьей попытки. Движок взревел, набирая мощь. Олег переключил рычаг, меняя холостой ход на рабочий. Шнеки крутанулись, загребая снег. Из раструба выпускной трубы вылетело пышное облако, которое через несколько секунд, обретя плотность, превратилось в упругую струю. Толкая машину, Олег двинулся вдоль стапеля, забрасывая останки корабля снегом.

Бог весть, сколько понадобилось минут… часов… чтобы сбить пламя. Олег словно вывалился из времени. Так написано в рассказе, который он прочитал сегодня, и придуманная когда-то фраза оказалась пророческой.

Стапель теперь окружала широкая полоса, выбранная шнеками почти до земли. Он нажал кнопку «STOP». Движок послушно заглох.

Олег выпрямился. Запаха гари он не чувствовал – придышался. Тыльной стороной ладони протер глаза, не пытаясь разобраться, что за влага завесила их – пот или растаявший снег. Но не слезы! Мышцы рук, истомленные вибрацией, наливались свинцовой тяжестью.

Корабль теперь был не кораблем, даже не намеком на него, он напоминал фрагмент скелета, школьного пособия по анатомии, только не обвисшего на железных подпорках, а упавшего, и так неудачно, что отлетели в стороны руки-ноги, откатился в угол череп, осталась лишь грудная клетка.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.