***
– Боря, что ты об этом думаешь, – тихо спросил Олег.
Старенькие часы давно побили полночь. В лаборатории была обычная рабочая обстановка. Сонно подмигивали разноцветными глазками всевозможные приборы, в чреве которых что-то равномерно пощелкивало. Экраны выбрасывали в темноту порции загадочного голубоватого света. Крепкий запах кофе неплохо уживался с какой-то вонючей “химией”. Все пятеро были на своих местах, и совершали какие-то, одним им ведомые, манипуляции.
На средине лаборатории на видавшем виды диване или плахе, как жестоко шутили лаборанты, лежал жилистый мужчина, укутанный зарослями разноцветных проводов.
– Я уже попробовал прощупать дно у нашего компа. Тишина. Похоже Эллочка права, это не Серега. Да, пожалуй, и никто из смертных, – глухо пробасил Боб.
– Что ты хочешь этим сказать? – Олег на минуту оставил свои контакты и вскинул удивленные глаза.
– А сам не знаю. Где-то идет утечка информации, эмоций, глюков каких-то. В общем, это хорошая добавка к тому уникальному случаю с пациентом №1. И, зачем это шеф вывалил все на конференции. Любит он сенсации.
А вот Борис Сергеевич страшно не любил сенсации. И внешний вид его говорил, кроме того, еще и о явном пренебрежении к собственной персоне: старенький свитер, борода лопатой, да пара латаных башмаков. В свое время, что бы избежать ненужного шума, он даже попытался укрыть от народа факт своей женитьбы. Но этот номер у него не прошел. Это его постыдное поведение привело к небывалому, невиданному единению научного мира. И мужской половины, известной своей борьбой с зеленым змием, и женской, стремящейся к живому общению. Сплотив свои силы, эти два отряда закатили такую гулянку, что старенькое левое крыло института едва выдержало это небольшое землетрясение. А еще большее потрясение пережил завхоз Михалыч, обнаружив убытие пятимесячной нормы спирта и фингал под глазом.
– Борис Сергеевич! Подходим к порогу исходного состояния, – раздался голос Сергея.
– Элла, введешь препарат на второй ступени кривой, – скомандовал Боб.
– Препарат введен, – прозвучало через секунду после неуловимого движения Эллочкиных лапок.
– Ну что же посмотрим, что будет на этот раз, – раздалось из Сергеева угла.
Борис как всегда разбудил Жеку, тот как всегда огрызнулся, что давно уже не спит ночами, и яростно защелкал клавишами.
– Что-то импульса не видно, – доложил Олег
– Евгений накрути хвоста на три деления, – скомандовал капитан.
– Есть! От винта. Летим, – соригинальничал зеленый Жека.
– Полет нормальный, – вторил ему Серж,
– А почему там все-таки был Иван Васильевич, – продолжал тихо мучиться Олег.
– Это задачка, братец, – отреагировал Борис, – если рассуждать логически, то лететь должен был №1, Алексей Иванович с его сверх острым восприятием. Но предположим, его эмоции как–то перенесены на одного из нашей команды. Тогда возникает следующий вопрос: почему им оказался самый толстокожий из нас, связано это с ним как с личностью или это из области стохастических процессов?
– А градиент-то сегодня довольно обычный, видимо отклонений не будет, – отчитался Жека.
Мерное дыхание пациента навевало сонное настроение.
– Во всяком случае, – продолжал Боб, – все проверять и перепроверять – это раз. И.В., и вообще никому ни слова – это два. можем оказаться в дураках – это три.
– Боря, время выходит, пора сворачиваться, – напомнил Сергей.
– Да-да, нежно выходим ребята, Элла, приготовь аварийную дозу.
– Все в порядке выходим из состояния, – заявил Жека. – Пробуждение!
Пациент зашевелился, позевывая, покряхтывая, открыл глаза.
– Максимыч, пока не поднимайтесь, у вас все хорошо, – сказал Борис, наблюдая за манипуляциями Олега.
– Снимаю датчики, – отчитался Олег, привычными движениями отцепляя провода.
Через несколько минут, все сидели в стареньких креслах, попивая свой очередной ночной кофе.
– Ну, хвалитесь, Максимыч, – с надеждой в голосе сказал Борис.
Закон эксперимента гласил: двигайся по горячим следам.
Иван Максимович Калашник, пациент №3, отставной военный, был еще крепкий мужик лет 60-65. В полетах он участвовал не так давно, но ребята почему-то считали, что рука у него легкая, и дело с ним явно пойдет.
А ведь какой тяжелой ценой эти ребята вылавливали каждого такого пациента. Труд этот был сродни золотоискателю, только человек не кусок металла, да и кладоискатели были немного странные. Нелегко представить себе людей, которые толком не знают, что ищут. Однако делали это они честно и даже самоотверженно. Эти вечно небритые, с протертыми рюкзаками, истерзанными в электричках, автобусах, метро и т.п, ребята добросовестно просеивали человеческий материал. За последние несколько лет, выработалась полу – научная, полу – интуитивная, может быть даже мистическая система поиска пациентов. Знакомство с ней непосвященного, быстро сдвинуло бы ему чердак. Почти неуловимые интонации в беседе, специфическое выражение глаз, реакция на заранее отрепетированные ситуации (в том числе находящиеся на грани законности). А попробуй, разговори незнакомого человека где – нибудь в пригородном автобусе, после целого дня борьбы за высокие урожаи на своем участке, или попытки заменить детям их родителей, когда те борются опять же за высокие надои. Ну, хорошо, разговорить ты его разговорил, усек, что наш человек, а как его заманить в наши научные сети с грошовыми дотациями, а? словом театры и кино потеряли в лице этих ребят кучу непризнанных гениев.
Кстати, хождение в народ и давало максимум “материала” для исследований. Попытки надевать фраки и бабочки, и хождение в свет, по каким-то причинам не приносило ни каких результатов. Возможно, повторялась история с нищими духом. Возможно…
– У меня сегодня гости были, – изрек, наконец, Максимыч. – А хорошо ребята, что я с вами связался, дали вы мне маленько годов отмотать, хотя бы во сне. Третий раз вы меня запускаете, начинаю к себе приглядываться. И вот что странно – кажется, что там я и не пацан, и не как сей час. Вроде как без возраста, и вообще…
В лаборатории стояла тишина, – никто не должен прерывать пациента.
–Ну вот,– продолжал Максимыч,– первые разы как будто глаза слабоваты были, все как в тумане, теперь вроде стал зорче, вижу детали. Правда, места все какие-то незнакомые. Сколько не рылся в памяти, не помню такой тундры. Ни лесов тебе, ни полей, а все какая-то унылая равнина, не за что глазу зацепиться.
–Да ребята, сегодня в грозу попал, молнии вокруг. и что странно: никакой боязни, легко, как после демобилизации, – ухмыльнулся Максимыч, показывая крепкие белые зубы.
–Теперь дальше. Лечу это я, лечу, вдруг слышу издалека песню какую-то. Голос никудышный, и слуха нету. Закрутил я шеей, смотрю, сзади что-то налетает. Вроде человек. Ну и чудно, братцы: такого еще не было – компания вроде. Да не тут–то было: налетел боров, глаза бешенные, пиджак развивается. Я ему вроде как кричу, а голоса нету. Он на меня ноль внимания, только песню буровит:
– Нам разум дал стальные руки-крылья …
-Только сверкнул своими коричневыми ботинками, и утонул в соседней туче. – Максимыч о чем-то на секунду задумался.
– Максимыч, а борода у него была? – влез нетерпеливый Жека. Борис погрозил ему кулаком.
– Тут врать не буду, личность его я не особо разглядел, вот только помню, газетка у него торчала из кармана, не к месту как-то. И еще. Когда заканчивал я полеты свои, охватила меня тоска какая-то смертная, как будто я с родной частью навсегда прощаюсь…
***
Прохладный утренний воздух, пропитанный ароматом цветущей липы, хорошо прочищал застоявшиеся мозги.
– Элла, мне кажется, я начал читать крутую фантастику, – проговорил Сергей, неторопливо шагая по пустынной улице.