Она посмеялась вместе с близнецами, но сумма, которую он был готов заплатить за одну только возможность встретиться с ней, привела Грейнджер в замешательство. Прикинув примерный размер вознаграждения в случае, если работа все же будет сделана, она из замешательства перешла в фазу глубокой задумчивости. По всему выходило, что минимум год она сможет вообще не думать о деньгах. А если расходовать их экономно, то и все три. В итоге Грейнджер решила, что стоит встретиться и поговорить с потенциальным работодателем, а отказаться она всегда успеет.

Маг-параноик представился как мистер Смит. Грейнджер мысленно усмехнулась, но не стала заострять внимание на выборе имени. Мистер Смит был нервным и очень настойчивым. Через десять минут общения с ним у Грейнджер отчаянно заболела голова. Через полчаса они сговорились на том, что Грейнджер должна сама посмотреть дом и оценить потенциальный фронт работ. Через три часа она ответила, что возьмется за эту работу, и запросила сумму, которую насчитала дома. Мистер Смит согласился, не торгуясь. Они подписали договор, но Грейнджер чувствовала себя выжатой половой тряпкой.

Ей хотелось побыть в одиночестве, чтобы переварить эту встречу и разгрузить мозги, но дома был Малфой. Конечно, она могла бы попросить его не разговаривать с ней, да он и сам не особенно к этому стремился. Она могла бы сделать вид, что его нет. Но все это не отменяло самого факта его присутствия. Иногда Грейнджер казалось, что ей мешает даже его дыхание.

Она бесцельно бродила по улицам Лондона, вдыхала холодный предзимний воздух и старалась не думать. Получалось плохо, потому что Грейнджер в принципе не умела НЕ ДУМАТЬ. Она гуляла, пока не стало совсем темно, хотя в большом городе темным делалось только небо, а не пространство вокруг. Как будто Лондон накрыл чернильный шелковый платок. Только тогда Грейнджер направилась ближе к дому. И только переступив порог, поняла, как устала и замерзла. И еще – что, кажется, не совсем здорова.

Малфой покорно отложил свою книжечку, в которой что-то царапал, и подсел к камину. От жара бледное лицо приобрело нормальный оттенок, и Малфой на какие-то несколько минут перестал быть похожим на алебастровую статую. Интересно, он согрелся? Он ведь все время мерзнет, Грейнджер это давно заметила. В те несколько случайных прикосновений, которые были между ними, его кожа всегда была холодной. А привычку обхватывать себя за плечи он, кажется, и вовсе не осознает.

- Спасибо.

- Пожалуйста, - он ответил, не глядя на Грейнджер, и равнодушно добавил, - Я… сделал тебе горячий грог. Как ты любишь.

Удивленный взгляд. Но Малфой уже снова сидел в кресле и писал, примостив книжечку на колене. Грейнджер нашла бокал с дымящимся напитком и осторожно попробовала. Действительно, оказалось именно так, как она любит.

Странно… на Малфоя нашел приступ альтруизма? Или это какой-то хитрый план, цель которого не ясна? Не важно… Думать не хотелось… Если бы было заклинание, обратное Энервейт…

Грейнджер подошла к окну и присела на подоконник. Взгляд невольно уперся в те самые флаконы. С ядом. Она вообразила себе, что Малфой поддался искушению или сошел с ума, и решил ее отравить. Какой из них сейчас впитывается в твой организм, а, Грейнджер? Надо их сосчитать и тогда, возможно, она найдет ответ на этот вопрос.

Мысль была абсурдна. Той частью ускользающего сознания, которая играла роль Здравого Смысла, Грейнджер понимала всю нелепость предположения. Но было что-то неимоверно притягательное в том, чтобы представлять яд, медленно поглощающий кровь… отнимающий жизнь… все равно не нужную ей жизнь.

- Что ты пишешь? Дневник? – глоток…

…яда…

…грога.

- Нет. Записываю то, каким я был до войны. Как мы жили. Каким был наш мир.

Раз… два… три…

- Зачем? Хочешь оставить своим потомкам? – тихий смешок.

- Нет, чтобы не забыть самому.

Девять… десять… одиннадцать…

- Разве это можно забыть?

- Можно, если сходишь с ума.

Семнадцать… семнадцать… семна…

…темнота…

Грейнджер очнулась ночью. По крайней мере, ей показалось, что это ночь, потому что единственным светлым пятном был оранжевый ореол вокруг пламени свечи. Картинка перед глазами расплывалась. Грейнджер потребовалось несколько минут, чтобы начать чувствовать свое тело и осознать происходящее вокруг.

А ничего и не происходило. Она лежала на собственной постели, укрытая пледом, в джинсах и тонком свитере, как и пришла. Только ботинки кто-то… и ты даже догадываешься, кто… заботливо снял с ее ног. Правая рука привычно нырнула под подушку и нашла волшебную палочку. Слабость и усталость, вот что Грейнджер ощущала сильнее всего. Тело было каким-то непривычно легким. В висках стучало сердце рваным запинающимся ритмом. Перевести взгляд чуть левее стоило неимоверных усилий.

Малфой сидел на полу рядом с ее постелью, уронив голову на скрещенные руки, как будто спрятавшись в них от действительности. Светлые волосы рассыпались по плечам и отливали в отсветах огненной точечки оттенком белого золота. Грейнджер вдруг вспомнила шрамы на его теле. Страшно… и все равно нечеловечески красиво. Она все хотела его спросить, откуда такие отметины, но так и не спросила. В них было спрятано слишком много боли.

- Ты все-таки отравил меня, Малфой… - тихий хриплый шепот. Утверждение, а не вопрос.

Он услышал. Поднял голову, и их взгляды встретились. Его глаза блестели лихорадкой, а веки были слегка припухшими. Так бывает, когда человек только что проснулся… или плакал.

- Нет, - такой же тихий шепот в ответ, - Ты упала в обморок. Я не знал, что делать, кого позвать. Поэтому просто решил подождать.

- Почему?

- Что «почему»?

- В обморок. Со мной никогда…

Она лгала ему. С ней это иногда случалось, очень редко. Еще одно последствие войны, которое сама Грейнджер списывала на Ступефай, попавший ей в голову. Дважды.

- Я не знаю. Тебе лучше сейчас поспать. Спи, Грейнджер.

- Тебе снятся кошмары. Ты знаешь?

Он вздрогнул. Ответил не сразу.

- Знаю. Тебе тоже.

- Я знаю.

Она хотела спросить, что же ему снится. Каждый живет внутри своей боли, замкнутый в этой клетке замком одиночества. Если бы Малфой спросил, что же снится ей, Грейнджер не ответила бы на этот вопрос. Поэтому она промолчала. Уже засыпая, она услышала, как он пробормотал:

- Нокс, Грейнджер.

И еще почувствовала, как худые ледяные пальцы на мгновение сжали ее ладонь и потом сразу выпустили.

*

Снейп – знал точно.

МакГонагалл – считала, что знает точно.

Люпин – предполагал, но не был уверен.

Грейнджер – думала, что этим список людей, потенциально осведомленных о пребывании Драко Малфоя в ее квартире, исчерпывается. Она ошибалась.

Был еще один человек, чья душа была отделена от тела. Он знал тоже, но не мог поддержать свою подругу. Мог только безмолвно кричать, запертый в пустоте и безмолвии.

Что ты делаешь, Гермиона? Что ты делаешь с собой, Гермиона? Зачем, Гермиона? Остановись, Гермиона…

Но она не слышала его крика.

========== Эпизод VII «05 ноября 2003: Not Ress» ==========

Птица постучалась в окно между третьей затяжкой и статьей о музыкальном конкурсе среди магических коллективов. «Злобные сестрички» прочно держали первое место и не собирались никому его отдавать.

Грейнджер узнала сову Снейпа с первого взгляда, впрочем, так же, как и Малфой. Они переглянулись, и у обоих возникла одна и та же мысль: скоро невольное заточение Малфоя в квартире Грейнджер закончится. Или сменится заточением где-то в другом месте, под бдительным надзором Снейпа. В любом случае их странное шаткое сотрудничество завершится, и все вздохнут с облегчением.

Раскрывая письмо, Грейнджер поймала себя на том, что волнуется ничуть не меньше Малфоя, который впился взглядом в ее руки и, кажется, даже не моргал. Чувства, которые вызвал у нее характерный почерк Снейпа, на этот раз были другими. Сложная гамма – от радостного облегчения до глухой печали. Скоро Малфой исчезнет из ее жизни, и Грейнджер снова останется в своем вожделенном одиночестве.