Малфой никогда не мог угадать, в каком настроении она откроет глаза. Будет ли это полусонная улыбка или мрачный взгляд. Пожелает она доброго утра или молча уйдет на кухню с внеочередной сигаретой. Утреннее настроение Грейнджер было непредсказуемым.

- Эй, - он маялся у запертой двери ванной, - Ты там утонула?

Я нер…

- Это моя ванная, так что я там буду делать то, что мне хочется! И сколько мне хочется!

Сегодня было – плохо. Ночью Грейнджер несколько раз просыпалась от того, что не могла вдохнуть. Ей что-то снилось, но она не могла вспомнить, что именно. От сна оставалось ощущение безысходности и отчаяния. Каждый раз она лежала, глядя в темноту перед собой и пытаясь успокоить мечущиеся в лихорадке мысли, а потом не засыпала, а как будто исчезала в новом провале своего персонального инферно.

За столом они старательно друг друга не замечали. Грейнджер читала «Ежедневный пророк», отгородившись им от Малфоя, погруженного в какую-то книгу. Все слова были знакомыми, но смысл отдельных предложений ускользал. Приходилось начинать заново, и это безумно раздражало Грейнджер. Кофе и сигарета. Малфой каждый раз морщил свой аристократический нос, когда она дымила, но ничего не говорил. Он вообще все эти дни вел себя разумно и очень сдержанно. Ни разу не назвал ее грязнокровкой, хотя иногда это слово читалось у него в глазах. Видимо, война и последовавшие за ней лишения из-за нелегального положения вправили ему мозги. А, может, это была слизеринская способность выживать в любой ситуации…

Стук в окно отвлек Грейнджер от очередной попытки продраться сквозь дебри журналистской развесистой клюквы. Сова? К тому же чья-то личная сова, а не серая «форменная» - почты или официальной доставки. Грейнджер открыла створки и впустила посланницу. С улицы дохнуло промозглым осенним холодом. Малфой отвлекся от книги, но снова ничего не спросил.

Письмо было написано на плотном пергаменте, и Грейнджер сразу узнала и этот почерк, и вензель внизу страницы. Десятки раз она видела и то, и другое на своих работах по зельеварению – рецензия и подпись профессора Снейпа, один вид которых был способен довести до истерики некоторых слабонервных студентов. Аккуратные идеально ровные строчки, на которые нанизан бисер строчных букв и изысканная витиеватость прописных.

Дорогая мисс Грейнджер!

Директор МакГонагалл сообщила мне о Вашем желании встретиться со мной. Оценив аргументы, которые она (с Ваших слов) мне привела, я счел возможным удовлетворить Вашу просьбу. Полагаю, более всего нам будет удобно встретиться на нейтральной территории, чтобы исключить возможность возникновения нежелательных недоразумений. Посему предлагаю сделать это в доме мистера Ремуса Дж. Люпина по известному Вам адресу. С его любезного согласия я буду ждать Вас там сегодня в три часа пополудни. Надеюсь так же, что особа, по поручению которой Вы исполняете эту миссию, будет достаточно благоразумна, чтобы не присутствовать при нашей встрече, поскольку это может быть небезопасно.

С уважением,

Северус Т. Снейп

Грейнджер пришлось напрячься, чтобы адекватно воспринять несколько старомодный стиль письма, но это были мелочи. Главное, что Снейп все понял верно и согласился встретиться с ней. Оставался вопрос, почему он счел дом на Гриммуальд-Плейс нейтральным и безопасным местом, но Грейнджер решила об этом не думать. Видимо, у него были на это свои основания, о которых она ничего не знала. В любом случае ей это было только на руку. Аконитовое зелье было готово, и она все равно собиралась встретиться с Люпином в ближайшее время.

Она молча передала письмо Малфою, который за все то время, что Грейнджер изучала послание, не перевернул ни одной страницы. Он читал, и на его скулах снова появлялись пятна, выдававшие волнение. Потом бросил взгляд на часы. Грейнджер показалось, что она слышит его мысли без всякой легилименции, настолько громкими они были.

- Ты останешься здесь, - ее тон был категоричен и не оставлял никаких иллюзий.

- Но это же Снейп!

- Ты понял все, что он написал? Ты останешься здесь. Я договорюсь с ним сама.

- Но…

- Никаких «но»! - сказала, как отрезала.

Ему очень хотелось уйти. Видимо, он не чувствовал себя здесь в полной безопасности. Не мог предсказать, будет ли Грейнджер и дальше соблюдать свой странный нейтралитет или в последний момент сдаст его аврорам. Или придумает что-нибудь еще. Для него логика ее поступков была абсолютно недоступна.

- Что ему сказать? – Грейнджер отвлеклась от газеты и сосредоточилась на более насущной проблеме.

- Что я здесь. Я прошу его забрать меня.

- Он это сделает? Ты так уверен?

Пауза, и потом все же – ответ:

- Он дал Нерушимую Клятву моей матери.

Вот, значит, на что ссылался Малфой, отправляя ее в Хогвартс… Даже Смерть Нарциссы Малфой не освобождала Снейпа от того, в чем он поклялся. Цена за нарушение – жизнь поклявшегося.

- Почему же тогда он не нашел тебя раньше?

У Грейнджер было плохое настроение, и ей хотелось ранить если не физически, то словами. Она попала в больное место. Она видела это по тому, как в серых глазах Малфоя проявилась затравленность. Он сжался, и голос был тихим-тихим:

- Ты не знаешь… Он не смог бы забрать меня. Я…

Малфой замолчал. И Грейнджер показалось, что это не потому, что не мог ничего объяснить, а потом, что у него не было для этого сил. Что-то, из-за чего Снейп не смог бы его найти и забрать… это что-то было слишком ужасным для того, чтобы говорить вслух.

- Малфой… не надо… не говори ничего.

Злость отошла так же быстро, как и возникла. Грейнджер коснулась его плеча инстинктивным жестом сочувствия. И от ее прикосновения он вздрогнул, как от удара.

*

Люпин встречал ее у дверей особняка. Грейнджер всерьез опасалась, что Орден Феникса поставил защитные чары, которые не позволили бы ей даже приблизиться к бывшему штабу, но ничего подобного не случилось. После войны, когда необходимость маскировки отпала, Ордену построили официальный штаб в Лондоне, в котором Грейнджер была только один раз – на открытии. Двери дома на Гриммуальд-Плейс спокойно пропустили ее внутрь.

- Северус… то есть профессор Снейп уже прибыл, - сообщил Люпин, провожая ее через холл.

- Где он?

- В библиотеке. Ждет тебя.

- Спасибо, Ремус. Ваше зелье…

- Потом. Сначала поговори с ним.

- Хорошо.

Снейп коротал время ожидания за просмотром одного из многочисленных фолиантов. Все такой же прямой, черный и суровый. Все те же длинные сальные пряди. Черты лица – жесткие, как будто высечены из холодного мрамора. На первый взгляд могло показаться, что он нисколько не изменился за прошедшие пять лет, но, присмотревшись, Грейнджер поняла, что это не так. Он стал суше, хотя казалось, что это уже в принципе невозможно. На некрасивом лице залегли глубокие морщины. Черноту волос разбавили едва заметные тончайшие седые нити. На челе Снейпа, шпиона и дважды предателя, лежала печать войны. Такая же, как и та, что отравила существование самой Грейнджер.

- Здравствуйте, профессор.

Тяжелый взгляд оторвался от книги. Черные глаза казались двумя бездонными провалами. Границы между зрачками и радужкой не существовало.

- Я больше не ваш профессор, мисс Грейнджер, - едва заметное движение головы, - Люпин, ты не оставишь нас одних?

- Конечно.

Люпин вышел… как будто это было нормально, что Снейп распоряжался в его доме. Снейп отложил книгу и поднялся. Многолетняя привычка стоять во время лекций давала о себе знать независимо от момента, но вряд ли он это осознавал. Несколько секунд он смотрел на огонь в камине. Жесткое лицо не выражало абсолютно ничего. Грейнджер терпеливо ждала. Наконец, Снейп развернулся на каблуках и словно бы впился в нее своими черными провалами-вместо-глаз. Его голос был тихим, но для нее он прозвучал оглушительно громко.

- Я слушаю вас, мисс Грейнджер.

Глядя на Снейпа, она вспомнила слог его письма и подумала, что это все так характерно для него и что все это не более чем защитные реакции. А на самом деле ему точно так же больно.