Его выдергивают на поверхность, и голова взрывается болью, но на этот раз от сильного удара в челюсть. Сэм широко распахивает глаза и видит Дина. Его лицо искажено, а губы шевелятся. Рука занесена для нового удара, но безвольно падает, когда их взгляды встречаются. Потом сквозь набат бьющейся крови протискиваются звуки:

-…свихнулся, Сэмми?! Не смей сдаваться! Ради мамы, ради Джесс!

Кажется, Дин потерял над собой контроль, потому что в его голосе звучит настолько откровенный страх, что Сэм приходит в себя мгновенно. Тоже от страха - за брата. От иррационального страха за старшего брата, которого однажды он уже покинул. Если он сделает это снова, то с Дином тоже случится что-нибудь плохое. И тогда Сэму точно только и останется, что последовать за своими любимыми.

- Я в порядке, Дин. В порядке. Просто…

Что “просто” он не знает, и поэтому фраза повисает в воздухе. Дин отпускает его и выходит, с силой хлопая дверью. Только сейчас до Сэма доходит, что он забыл закрыться, и что Дину, наверное, тоже сейчас не сладко. Теперь у них один кошмар на двоих, и никто им не поможет, кроме них самих. Чувство вины распускается колючим цветком где-то глубоко внутри. Снова он накосячил. Сэм хочет позвать брата обратно, но не решается. Глупо - и желание, и то, что не посмел. Пофиг на самом деле. Но, пока он колеблется, Дин возвращается сам, протягивает ему очередную бутылку и садится на пол, упираясь спиной в край ванны. Сэм видит обтрепанный ворот футболки и мягкий светлый пушок на шее над ним, и его пронзает острый приступ любви к брату.

Дин рядом. Все будет хорошо, потому что Дин рядом.

Дальше какое-то время Сэм держится за эту мысль.

- Сэм… - пауза в три глотка пива, - Давай ты просто помоешься, и мы поспим. Без всяких этих твоих…

Звучит непривычно тихо и устало.

- Хорошо. Прости…

Они допивают в молчании, потом Дин, не оборачиваясь, забирает у Сэма пустую бутылку и ставит на пол. Сэм ждет, когда брат уйдет, но Дин вдруг резко разворачивается и садится на колени - к нему лицом. Есть в этом что-то, что случалось между ними крайне редко, какая-то особая близость, может быть, когда не нужны слова, когда они способны читать друг друга напрямую. И Сэм вдруг понимает, насколько же сильно он скучал по брату все это время, и что с Джессикой у него было только слабое подобие такого взаимопонимая. Она не знала, кто он, и он вынужден был прятаться. А Дин знает всю его подноготную, с ним можно не притворяться. Они впиваются друг в друга взглядами, впитывают сейчас чувства друг друга, из разрозненных частей снова превращаясь в единое целое. Вздохнув, Дин накрывает рукой ладонь брата, лежащую на бортике.

От его прикосновения Сэм вздрагивает, но в тот же момент понимает, что озноб, трясший его все это время, отступил, как будто от Дина идут целительные токи, и только они и способны унять нервное возбуждение. Затекшие мышцы расслабляются, и их начинает колоть тысячами иголочек. Совершенно неосознаваемо Сэм вцепляется в руку старшего брата, переплетая пальцы. Как будто ему снова девять, и он боится того, что в шкафу. Как будто Дин - единственный, кто может его защитить. Не отец, а именно Дин, потому что отец всегда отсутствовал, а брат всегда был рядом. И плевать, что он давно перерос и страх темноты, и брата.

- Ох, Сэмми…

Дин берет мыло и начинает водить по коже. Сэму кажется, что в этом тоже есть какое-то волшебство, потому что запах гари, преследовавший его последние два часа, тут же вытесняется цветочным ароматом. Пенка имеет сероватый оттенок от грязи, и Сэму кажется, что жирная пленка копоти, наконец, начинает растворятся. Дин ведет выше по руке и добирается до плеча и шеи. Там, где касалась его рука, мышцы больше не колет и это чертовски приятно. Сэм закрывает глаза, немного расслабляется и отдается плавным круговым движениям. Ему больше не мерещится ванная в их с Джессикой доме. Мысли отсутствуют, как класс. Нет ничего, он как будто превратился в амебу, живущую только существующим моментом. Иногда в этом нет ничего плохого. Но потом он слишком расслабляется, и с ужасом чувствует, как от аккуратных прикосновений пах начинает наливаться тяжестью.

Страх сковывает его на несколько долгих секунд, но потом ощущение неправильности исчезает. Это не то, что кажется, а инстинкт тела, близко столкнувшегося с неизбежностью смерти. Какой-то извращенный инстинкт самосохранения, когда тело стремится оставить после себя хоть что-нибудь и побуждает его к древнейшему первому. И плевать, что рядом не любимая женщина, а брат. Это не имеет значения, когда цензорные фильтры отключаются вместе с мозгом. Ничего не имеет значения на самом деле, только нежные поглаживания, вызывающие новую волну озноба - на этот раз не от нервного напряжения, а от сексуального. Сэм снова зажмуривается и пытается расслабиться. Но сенсорные системы усиливаются восприятие, и он чувствует, как Дин наклоняется к его уху, не прекращая сводящих с ума движений. Его дыхание настолько горячее, что сушит кожу.

- Полегчало? - шепотом осведомляется Дин, и Сэм полузадушенно выдыхает:

- Дааа…

- Отлично. Значит, дальше справишься сам.

И все. Нет больше пальцев на плечах, нет обжигающей близости. Кусок мыла скользит между грудью и бедрами и больно ударает напряженную плоть. Сэм не может сдержаться и охает. Рядом неощущаемый больше Дин издает маленький смешок. Когда Сэм смотрит в его сторону, брата уже нет.

Дальше Сэм держится за воздух.

*

В комнате Дин стягивает с себя промокшую от горячего пара футболку. Берет из холодильник очередную бутылку пива и залпом отхлебывает половину. Потом тяжело садится на край кровати и снова смеется - на этот раз в его смехе слышна истерика, но ему все равно. Сейчас он один, а значит, можно немного отпустить свившиеся в пружину нервы. Он цедит мелкими глотками, но все уходит как будто в никуда. Кровь кипит от избытка от адреналина, и он выжигает алкоголь почти мгновенно. Сдавшись, Дин откапывает в сумке бутылку виски, делает несколько глотков прямо из горла и только тогда чувствует облегчение. К тому моменту, как из ванной появляется Сэм, ему совсем хорошо.

Сэм растерянно стоит посреди комнаты и смотрит на источающую запах дыма кучу одежды. Это все, что у него осталось от прошлой жизни, понимает Дин. А ему остался только Сэм - голый, ощутимо выбитый из колеи и от этого совсем беззащитный. С длинной челки капает вода и стекает по груди тонкими прерывистыми струйками. Дискретными. Дин не уверен, что точно понимает значение этого слова, но оно идеально подходит к тому, что он видит. И еще видит, что Сэм завернулся в полотенце, но оно слишком узкое и заканчивается сильно выше середины бедер. Видит застарелые шрамы - раны, оставившие их, он сам зашивал. И вдруг понимает, что младший братец уже совсем не малыш. Виски, победившее адреналин, шепчет ему в мозг: чертовски хорош, да?

Дин бросает ему бутылку, и Сэм ловит - скупым отточенным движением, выдающим армейскую выучку. Но в следующий момент эффет пропадает, когда он делает крупный глоток и давится, и кашляет с таким видом, словно решил таки поблевать. На глазах высупают слезы.

- Что это? - сипит Сэм и недоуменно смотрит на Дина.

- Виски.

- Дииин…

Дииин издает очередной смешок. Не привык братишка к крепкому алкоголю.

- Иногда полезно. Даже тебе.

Сэм медлит, но потом делает еще глоток, и еще… и еще. И не кашляет, хотя на лице все та же готовность расстаться с выпитым, не сходя с места. И только потом его, кажется, отпускает по-настоящему. Стирается затравленное выражение с лица. Бутылка летит обратно к Дину, а Сэм берется за полотенце. И замирает. Взгляд снова устремляется к грязной куче на полу, а потом к брату. Это все - что у него осталось.

- Дин… ты не мог бы…

И замолкает, оставляя ему право догадаться самому, что именно он не мог бы. Но Дин не понимает. Сначала. А потом пьет, и тут до него, наконец, доходит. Дин возмущен, раздосадован и смущен одновременно. Это уж как-то слишком, даже для мальчиков-Винчестеров, отличающихся нездоровой привязанностью друг к другу.