Ночь выдалась странной, в доме не было ни прислуги, ни охраны. Никто не помог, а с наступлением дня все, кто когда-то были друзьями, отвернулись. Вскрылись подробности отцовского бизнеса, банкротство и еще вал различной ереси, в которую я не верил и не верю до сих пор. Имущество ушло за долги, остатки денег – на то, чтобы оплачивать мамино лечение и дальнейшую реабилитацию. Врачи высосали из нас все до последней капли, убеждая, что она будет ходить, будет… но и через три года она не встала.
Будильник трезвонит в шесть. Я успеваю поспать всего пару часов, наспех принимаю душ и еду на свою первую тренировку в новом клубе. Неделю назад подписали контракт, Марченко сам на меня вышел, заметил на моей крайней игре, а я даже не был в курсе, что кто-то приезжал на просмотр.
Конечно, это не КХЛ, но второй дивизион под эгидой Федерации хоккея – сейчас как глоток свежего воздуха.
В раздевалке оказываюсь одним из первых. Влиться в новый коллектив не составит труда, у меня никогда не было с этим проблем. Поэтому к началу тренировки на льду я уже примерно знаю всех по позициям. Тринадцатый – сильный игрок, нападающий, в тройке с ним будет очень легко сыграться. Он быстрый, но я быстрее. Скорость и хорошая реакция – это практически дар, и он у меня есть. Если не он, я бы не играл.
Принимаю шайбу и, не растрачиваясь на передачу, бью по воротам крайне осмотрительно, но она залетает точно в цель. Слышу свисток тренера, а после его наставления о безалаберности. В какой-то момент игра становится жестче, они явно прессуют, проверяют на вшивость. Выдержу ли? Но я знаю одно – выдержу. У меня есть цель, в стремлении к которой я зубами вырву свое место под солнцем. Оно мне необходимо, впрочем как и всем присутствующим. Хочешь, чтобы с тобой считались, покажи, на что ты способен, выдай свой максимум и преодолей предел. Сказать всегда проще, чем сделать, но разговоры – это пустое. Действия – вот главная тактика достижения любой поставленной задачи.
Подъезжаю к бортику, снимая шлем.
– Тренировка закончена. Кирсанов, зайди потом ко мне.
Киваю и следом за командой иду в раздевалку.
– Леха, да ты кремень. Василек тебя как только ни давил, – Фил ухмыляется и ударяет меня по плечу.
Между парнями начинаются привычные разговоры, в которые я не вникаю.
– Мужики, надо это дело отметить. Готов к посвящению?
– Всегда готов, – убираю руки в карманы, собираясь уходить.
– Тогда общий сбор в десять. Где «Молекула», знаешь?
– Найду.
– Ну все, забились.
Киваю и широким шагом направляюсь в тренерскую, где меня ждет Марченко.
– Виктор Константинович…
– Проходи. Садись. Хорошо, очень хорошо. Будешь продолжать в том же духе, может, через месяцок-другой поставлю в основной состав. Команда у нас сыграна, и я надеюсь, ты в нее впишешься.
Марченко еще что-то говорит, но я только делаю вид, что слушаю, на самом деле и так прекрасно знаю все то, что он хочет, а главное, считает должным до меня донести.
– Я понял.
– Ну и отлично. Тогда жду на вечерней тренировке.
– Спасибо, Виктор Константинович.
– И бросай курить, несет, дышать невозможно.
– Понял, – ухмыляюсь и выхожу за дверь.
Пока иду по коридору, чувствую прилив невзначай нахлынувших эмоций, воспоминаний. Не могу точно сказать, когда началась эта любовь к хоккею, но в семнадцать я уже был подающим надежды хоккеистом, верил, что через год буду играть в составе одной из топовых команд КХЛ, громко заявлю о себе, попаду в сборную, а в двадцать свалю в НХЛ. Но мечты жестко ударились о реальность. Говорят, нельзя совершить прыжок в прошлое, а я, кажется, совершил.
Иногда обстоятельства привносят в твою жизнь то, от чего ты не можешь спрятаться. Они оказываются сильнее, давят, выкручивая руки, и в какой-то момент ты лишаешься ориентира, сил, начиная медленно сливаться. Ты четко знаешь, почему так происходит, почему больше не тянешь, не можешь. Башка забита проблемами, они разъедают в груди огромную дыру, словно в тебя плеснули кислотой. Ты корчишься от душевной боли и перестаешь верить, промахиваешься, становишься медленней, а как итог садишься на скамейку запасных.
Я, как сейчас, помню свою последнюю игру после смерти отца и травмы матери. Полная прострация, белый пустой лед, словно я там один, жуткая пульсация в висках и агония. Она со мной постоянно, бешеная, неконтролируемая и разрушающая мою личность сила. Нескончаемая энергия ярости с привкусом боли и собственной никчемности.
Уже давно включен режим саморазрушения, что бы я ни делал – пустое. Трагедия поглощает, и в какой-то момент я просто больше не могу думать о чем-то кроме этого. Смотрю на шайбу, но заведомо знаю, что промахнусь. Знаю. Чтобы прийти в форму, мне понадобился год. Начинать в двадцать, словно с нуля, это колоссальный труд, требующий выдержки.
Сейчас мне двадцать три, и я, наверное, все так же далек от своей первоначальной цели, но я должен двигаться вперед. Должен вырваться из этого болота, должен освободить мать и сестру от этой бесконечной муки. Должен!
Спустившись в холл, замечаю девчонок-чирлидерш, хочу пройти мимо, но взгляд сам цепляется за нее. Проклятье какое-то. Какого черта она тут скачет в этих шортах? Упираюсь плечом в квадратную колонну, наблюдая за тренировкой.
Меня сглазили? На этой мысли Тея резко оборачивается в мою сторону, оступается и падает на пол, морщит нос, быстро растирая лодыжку. Запрокидывает голову, озлобленно смотря на меня, вокруг нее сразу собирается толпа девчонок, позволяя мне благополучно свалить отсюда как можно дальше.
Сбегая по ступеням, задаюсь единственным вопросом: почему я с ней постоянно сталкиваюсь?!
***
Захожу в магазин, быстро набираю корзинку продуктов. Дверь в квартиру открываю своим ключом, звонить смысла нет. Мама дома, но я не хочу причинять ей дискомфорт. Перешагнув порог, не разуваясь иду на кухню, вымою пол перед вечерней тренировкой. Методично опустошаю пакет, раскладывая продукты по шкафчикам, слышу скрип половиц позади.
Оборачиваюсь и мгновенно сталкиваюсь с робкой улыбкой.
– Давай я тебе помогу, – огибаю инвалидное кресло, останавливаясь за ее спиной, – надо снести эти дурацкие пороги.
– Сыночек.
Стискиваю зубы, потому что меня перетряхивает от ее голоса, он пропитан благодарностью, именно ею.
Мама всегда была такой – жертвенной, слишком доброй и всегда в меня верила, даже эти полгода, когда все мои шайбы летели мимо ворот. Наверное, тогда только она и верила.
– Ты опять брал подработку? Мирон заходил… он вновь подбивает тебя на этот кейтеринг?
– Как оказалось, это даже выгодно, – неопределенно взмахиваю рукой.
– Тебе нужно много тренироваться, а ты занимаешься всякой ерундой. Если боишься за меня, то не стоит, я не пропаду. Одна сломанная жизнь – это неприятно, а вот две – это уже слишком.
В прихожей слышится шум, Аська дергается под играющую в наушниках музыку, скидывая кроссовки, а ровно через секунду и рюкзак, он летит туда же, на пол.
– А вы тут чего, – вытаскивает из уха наушник, – что-то случилось?
Сестра целует мать в щеку и усаживается на стул, продолжая на нас поглядывать.
– Все хорошо, доченька, мы тут так, о жизни.
– М-м-м, ну ладно. Кстати, я устроилась на подработку в детское кафе, буду шарики из мороженого катать. Здорово, правда?
Мама улыбается, но это только образ. В глазах беспросветная печаль и непомерное чувство вины. Она почему-то считает, что виновна в том, что со всеми нами произошло…
– Здорово… но, может быть, ты насладишься летом? Ты еще подросток, Ася.
– Ой, мам, я справлюсь. К тому же со мной в паре будет работать такой симпатичный мальчик.
– Чего? – мои брови автоматом ползут вверх.
– Мне уже шестнадцать, Лешечка, и мне уже могут нравиться мальчики, представляешь?
– Ты смотри, как бы твои мальчики без зубов не остались.
– Боже, и вот с кем я живу? – накрывает лоб ладонью. Мама качает головой, улыбается.