Рауль Хаусман. 1929. Фото Августа Зандера

Перевод с немецкого: Т. Набатникова, М. Кузнецов, К. Дудаков-Кашуро

Перевод с французского: М. Лепилова

Составление, хроника и комментарии К. Дудакова-Кашуро

© Книгоиздательство «Гилея», 2018

© К.В. Дудаков-Кашуро, составление, хроника, комментарии, 2018

В представляемом сборнике сделана попытка воссоздать чрезвычайно многогранный и вместе с тем цельный образ художника и мыслителя Рауля Хаусмана, чьё творчество обычно ассоциируется со взлётом берлинского дада в конце 1910-х годов, но далеко не исчерпывается им. Не столько интересам, сколько необходимости творческого, новаторского осмысления и изменения современности удовлетворяло обращение Хаусмана к самым разным темам и проблемам: от первобытного искусства до современной лингвистики, от актуальных политических идеологий до физики элементарных частиц, от этнографии до кроя повседневного мужского костюма, от истории архитектуры до психоанализа, и т. д. Интеллектуальная деятельность Хаусмана, нашедшая отражение в сотнях художественно-критических и научно-исследовательских статей и эссе, как разбросанных по множеству изданий – от малотиражных до подготовленных им и уже не раз переизданных сборников статей, так и вовсе оставшихся в рукописи, пересекалась с его творчеством как художника, фотографа, скульптора, поэта, наконец, изобретателя и учёного-естествоиспытателя. Значительную часть обширного наследия Хаусмана составляют статьи, посвящённые и общим вопросам искусства – прошлого и современного, и отдельным искусствам – живописи и литературе, театру и танцу, музыке и кинематографу, теории и практике фотоискусства, одним из первых исследователей которого он был, а также моде, типографике и многому другому. Разумеется, бóльшая их часть – тексты, посвящённые тем экспериментальным формам искусства, которые он практиковал и которые для него составляли части одного целого будущего здания «нового искусства»: оптофонетике, фотомонтажу, фонетической поэзии и др. Почти без исключения все эти тексты (некоторая их часть ещё остаётся неопубликованной) рассматривают искусство как в системе новых социальных отношений, так и с точки зрения антропологических изменений, привнесённых техникой. В этом смысле эстетическому мышлению Хаусмана присущ особенный диапазон и масштаб, редкий даже для представителей художественного авангарда. Другим достоинством, хотя и представляющим подчас большое препятствие для переводчика, является авторский стиль письма – полемический, пропитанный энергией мысли, интуицией, широкой эрудицией, стиль настолько же самобытный и новаторский, как и предметы, описываемые им. В связи с этим нашему изданию потребовался большой корпус комментариев, проливающих свет на порой сложно уловимые историко-культурные явления, реалии вильгельмовской и веймарской эпохи, аспекты научно-технической картины мира fin-de-siècle, но прежде всего учитывающих контекст немецкого и мирового искусства прошлого столетия, который начиная с экспрессионизма и заканчивая неоавангардом 1960-х составлял естественную среду общения и творчества Хаусмана.

Отбор статей, переведённых с немецкого и французского, был обусловлен несколькими обстоятельствами: во-первых, доступностью источников, так как многие материалы в буквальном смысле слова разбросаны по редким изданиям или находятся в архивах в Германии и Франции; во-вторых, первенством публикации на русском языке: все статьи переведены специально для настоящего сборника, и лишь две появились до его выхода в свет, но в ходе его подготовки (отдельное место занимает статья «Оптофонетика», изданная для журнала «Вещь» в 1922 г. и с тех пор не переиздававшаяся). Наконец, из огромного количества текстов были выбраны те, которые наиболее репрезентативно дают панорамную картину взглядов Хаусмана на различные проблемы искусства, – взглядов, которые можно проследить от ранних публикаций до написанных за несколько месяцев до смерти. Среди этих текстов наиболее резонансные программные манифесты – индивидуальные и коллективные, критические статьи, исследования, эссе, речи и пр. При подготовке публикации учитывалось, что Хаусман мог одни и те же материалы готовить на нескольких языках или переписывать их, внося изменения, что обусловило текстологические разночтения. Поскольку тексты Хаусмана академическими изданиями не представлены, а ошибки публикаторов в существующих изданиях нередки, в целом ряде случаев тексты сверялись по разным источникам и переводам. Было решено разделить тексты на две части – на написанные в Германии и сочинённые – после значительного перерыва – во Франции. Такое деление соответствует характеру самого материала: в первом случае это статьи, написанные в наиболее интенсивный творческий период, как Хаусмана, так и немецкого художественного авангарда, во втором – это скорее ретроспективный взгляд, обобщающий индивидуальный опыт и опыт дадаизма в целом и уточняющий его историческое место в связи с появлением послевоенных неоавангардных движений.

Константин Дудаков-Кашуро

Живопись динамизм красок формы задуман в плоскости её делаешь так чисто как только возможно оформление органично в аналогии видимого момента ни подражая ни описывая. В блестящей чистоте бумаги картины мгновений электрических призм хрупкого происходящего прямоугольной радости одновременного наложения или спирально намотанный из внутренней реальности творца. Конструировать движущееся видеть живое делаешь конструктивно-динамическое в чистоте материала. Скульптура вгоняющая себя в пространство изменяет его зиждется на радости приспособления или мрачной скорби ты будешь извлечён из атмосферы скульптурно-динамического мгновения в прозрачность стекла чёрный бархат железо небо большого города над ним дрожит электрическое голубое голубое зелёное красное спектральное проникновение друг в друга происходящего это хорошо утешительно и исполнено высокой реальности природа изображения. Норма. Архитектура пространственная динамика или она должна таковой быть, до сих пор лишь в Богемии Гочара и Янака¹ почему не изображают свет и включение в темноту замкнутости пространства. Движение стены окно не симметрия как случайная прорезь даёшь ему достать от пола до потолка в различных формах цветного стекла которое восхищает людей и воздействует через свою передачу света. Регулярность часть буржуазного пространственного довольства дверь становится входом или побегом прочного в окружающую атмосферу которая окружает или остаётся брошенной. Кровля не ромовая баба и избегает бесформенности. Архитектура найдёт свою лёгкость без голой целесообразности. Всё изменчиво движет пространства умеренности границ нового человека который отдаётся этому.

Заранее подчеркнём, что и эта выставка дада представляет собой обыкновенный блеф, низкую спекуляцию на любопытстве публики – однако посмотреть её стоит. В то время как Германия сотрясается и дрожит от правительственного кризиса доселе невиданной продолжительности, в то время как съезд в Спа¹ всё больше оставляет в неизвестности наш будущий жребий, – являются эти парни и создают безнадёжную тривиальщину из лохмотьев, отбросов и мусора. Столь декадентское сообщество, у которого отсутствует какое бы то ни было умение и серьёзное желание, редко когда ещё появлялось перед публикой в такой беззастенчивой наглости, на какую тут отважились дадаисты. У них ничему уже нельзя удивляться; всё гибнет в яростных потугах быть оригинальными; будучи лишены всего творческого, они бесятся в своём идиотизме. «Механическое искусство»², имеющее развитие в России и могущее вызывать симпатию, – здесь бездарное и нехудожественное обезьянничанье, по своему исключительному снобизму и наглости противоположное серьёзной критике. Даже единственный талант среди этой орды, рисовальщик Гросс³, разочаровывает; как раз по нему становится отчётливо видно, куда может завести одарённого человека слабость характера и неспособность сопротивляться модному принуждению и жажде «новизны» – прямиком в болото скуки, в заблуждение пошлой бессмыслицы. О, Грюневальд, Дюрер и другие ваши великие немцы, что бы на это сказали вы? Всё, показанное на этой выставке, находится на столь низком уровне, что приходится удивляться, как художественный салон набрался отваги показывать эти поделки за довольно высокую входную плату. Пусть владельцу – возможно, введённому в заблуждение, – впредь будет наука, а над дадаистами да прострётся покров щадящего молчания!