Литмир - Электронная Библиотека

Лев Давидович не нашёлся с ответом, и промолчал. А что говорить, если вместе с паспортами в домашней сейфе хранилась переписка с Шиффами, Ротшильдами и небезызвестным Прескоттом Бушем? Американское гражданство это так, мелочь, на которую уже не стоит обращать внимание.

Впрочем, ответа именно на этот вопрос от Льва Давидовича не ждали. Доброжелательный господин с видимым удовольствием прикурил длинную и тонкую египетскую пахитосу и выпустил колечко душистого дыма:

— Извините, но вам закурить не предлагаю. Во-первых, это заезженный пошлый штамп из синематографа, а во-вторых, курение вредит вашему здоровью.

— Позвольте мне самому решать проблемы со своим здоровьем, — сварливо отозвался граф.

— Как же я вам это позволю, если здоровье государственных преступников принадлежит оному государству?

— Я уже преступник, обвиняемый или пока подозреваемый?

— А давайте вместе с этим разберёмся.

— Каким же образом?

— Конечно же путём чистосердечного признания! Для начала вы расскажете о роли бывшего штабс-ротмистра Николая Ивановича Ежова в вашем бегстве из-под подписки о невыезде. С какой целью он спрятал вас от следствия в тюрьме для уголовных преступников?

Допрос дорого обошёлся Льву Давидовичу в моральном плане. Пожалуй, за счёт потраченных нервов из жизни можно вычеркнуть лет десять, если не больше. А впереди примерно столько же каторги светит. А всё переписка в сейфе, будь она неладна… Единственный плюс — так и не представившийся доброжелательный господин распорядился перевести графа Бронштейна из Крестов в Петропавловскую крепость. Там и условия лучше, да и почётнее числиться политическим, чем уголовником.

И эту разницу Лев Давидович сразу же, как попал в новую камеру. Тоже одиночка, как в Крестах, но тёплая, светлая, и очень даже уютная. Настоящий ватерклозет за ширмой, рядом раковина умывальника с холодной водой, узкая койка застелена колючим одеялом из верблюжьей шерсти. Практически люкс в «Англетере». И на тумбочке стопка газет, пусть не свежих, но хоть что-то.

Лев Давидович похлопал по карманам, но вспомнил, что пенсне, шнурки, брючный ремень и подтяжки ему не вернули. Глупцы думают, будто граф Бронштейн им назло покончит жизнь самоубийством? Да Лейба их всех переживёт, купит с потрохами, продаст задорого, и три раза заложит в банке под приличный процент! Намекать они на самоубийство будут, проклятые гои…

Но без пенсне плохо, да… Пришлось щуриться, разбирая мелкие буквы шрифта. И начал, естественно, с респектабельных «Ведомостей», печатающих биржевые сводки, новости экономической жизни, и заметки о достойных внимания направлениях в промышленности. И неважно, что газета трёхдневной давности, знающий и понимающий человек способен составить мнение даже из устаревшей информации.

От первой же новости глаза полезли на лоб! Вот прямо вот так вот без всякого суда, просто распоряжением министра конфисковать всё движимое и недвижимое имущество, включая арест заграничных счетов? Мерзость тирана не знает границ! Ладно сам Бронштейн в числе жертв, это как раз ожидаемо, но в списках репрессий такие уважаемые фамилии, как Бухарины, Рыковы, Пятаковы, Рудзутаки и прочие… Все до единого — известные люди и основа империи. А тот нюанс, что у каждого есть своё видение устройства этой самой империи, в корне отличающееся от официального, никого волновать не должен. Человек с большими деньгами может иметь право на собственное мнение.

Разъярённого Льва Давидовича более не интересовали биржевые сводки, и он яростно зашелестел газетными страницами, стараясь отыскать хоть какую-нибудь причину творящегося беззакония. Долго искать не пришлось — на первой полосе был напечатан Указ императора Иосифа Первого о вероломном нападении Поднебесной империи, и о введении на территории всей страны военного положения и особого делопроизводства.

Упс… По спине потекла противная струйка холодного пота, а газета выпала из внезапно задрожавших рук. Граф Бронштейн прекрасно понимал, чем лично ему грозит особое делопроизводство. Военный трибунал неподкупен в реально короткие сроки, и не предусматривает присутствие адвокатов, оперируя не чувствами, но фактами. Их же накопилось… Можно не принимать во внимание смехотворное обвинение в преступном сговоре с жандармским штабс-ротмистром Ежовым, для неприятного и фатального вердикта хватит проделок чёртова Евно Азефа.

В расстроенных чувствах Лев Давидович прилёг на койку и закинул руки за голову, надеясь хоть так унять их дрожание. Но не смог долго лежать, так как что-то зацепило и не давало покоя. Что-то из недавно увиденного. Где эта чёртова газета?

«Награждение виднейших российских почвоведов Обручева, Вавилова, Лысенко, Вернадского и барона Хрущова-Кольского за организацию поворота Гольфстрима в Балтийское море через Ботнический пролив». Это? Нет, не оно.

«Указ о назначении майора лейб-гвардии Ротмистрова губернатором Восточного Туркестана с правами наместника». Тоже не оно, хотя и непонятно, откуда у Российской империи появилась ещё одна новая губерния, и где вообще таковая располагается.

А вот тут, в списке награждённых на последней странице? Некий подпоручик лейб-гвардии Егерского полка высочайше пожалован орденом Святого Владимира четвёртой степени с мечами и бантом, и досрочно произведён в поручики! Неужели тот самый мерзкий мальчишка из гимназии, из-за которого на многострадальную голову графа Бронштейна и посыпались нынешние несчастья? А больше некому — покойный Литвинов проводил некоторые изыскания и твёрдо уверял, что человек со столь редкой фамилией существует в единственном числе. И вот теперь этот гнусный выродок при орденах и чинах, а сиятельных граф заживо гниёт в тёмных казематах кровавого тирана. Кстати, что там за окошком перекрывает свет?

Лев Давидович бросил взгляд на окно и застыл в ужасе. Там, прижавшись носом к стеклу, висела мёртвая голова в пробковом шлеме цвета хаки. Почти мёртвая… она шевелила острыми и длинными ушами, почему-то похожими на крылья ласточки, а в глазах яркими угольками светилось нечто непонятное, но чрезвычайно опасное. А ещё топорщились рыжие чисто английские усы.

— Где мой завод? Отдай мой завод, Лейба! — голова говорила по-русски, но с акцентом. Стекло вибрировало в такт словам. — Я сожру твой мозг и помочусь… а, ну да, мочиться не чем… Я сожру мозг и наплюю в пустой череп! Отдай мой завод, Лейба!

— Изыди! — Лев Давидович неожиданно для самого себя перекрестился, и швырнул в мерзкую харю жестяную кружку. И только потом с ужасом подумал, что метательный снаряд вполне мог пролететь сквозь прутья решётки и разбить стекло. А там…

Но нет, кружка со звоном ударилась в толстый кованый прут, отскочила и покатилась по полу. Мёртвая голова недовольно оскалилась:

— И руки твои шаловливые обглодаю!

Лев Давидович завизжал и бросился к двери. Изо всех сил замолотил кулаками по толстым дубовым доскам, помнившим декабристов, княжну Тараканову, и царевича Алексея Петровича.

— Спасите! Помогите!

— Отдай завод, Лейба! — рявкнула голова, и стукнулась пробковым шлемом в стекло. — Отдай, а то мозг высосу!

Прибежавшие на шум тюремщики выслушали сбивчивый рассказ Льва Давидовича, внимательно осмотрели камеру, даже не поленились проверить окна снаружи, но никаких угроз своему подопечному не обнаружили. Зато вызванный тюремный врач диагностировал у заключённого Бронштейна нервический припадок, подозрительно похожий на последствия неумеренного употребления кокаина, и устроил грандиозный скандал, в результате которого графа тщательно обыскали, и перевели в действительно тёмный, сырой, и холодный карцер.

Зато неудобства компенсируются безопасностью — здесь нет окон, и никакая потусторонняя тварь сюда не пролезет. Если только тюремщики её не запустят. Эти опричники вполне способны на такое! Вот, кстати, да… уж не по приказанию ли тирана и узурпатора натравили чудовищную нежить? Вполне возможно — мёртвая голова требовала отдать завод, что явно указывает на желание придать конфискациям хоть какую-то видимость законности. Вроде как сам всё отдал…

40
{"b":"764521","o":1}