— Я хотел…

— Развлекаться в гимназии и ходить на свидание с барышнями? Да ради бога, никто не запрещает. Но в свободное от государственных дел время. Всё, Василий, детство закончилось и пора впрягаться в этот воз.

— Да впрягусь, куда денусь. Если только не заставишь сидеть в Государственном Совете.

Император рассмеялся. Упомянутый совет ещё со времён Николая Первого служил этаким пансионатом для заслуженных ветеранов, где они за казённый счёт предавались воспоминаниям о делах давно минувших дней, и единогласно голосовали за любые предложения императора, если те не были направлены на снижение их материального благополучия. А куда их ещё девать? Не каждый организм поддаётся омоложению, а старики и в самом деле героические, отправлять их доживать свой век в поместье в высшей степени несправедливо.

— Для Госсовета ты слишком молодой. Сам бы чем хотел заняться? Про завод я уже слышал, а ещё что?

— Мои хотения как раз и завязаны на этот завод, — ответил Василий. — Нам нужна нормальная авиация, а не тот ужас, что есть сейчас?

— Ужас? — переспросил император, внимательно посмотрев на сына. — По моему мнению мы превосходим вероятного противника как в количестве, так и в качестве дирижаблей. Бомбардировщики вообще выше всяких похвал. С новейшими истребителями, правда, неловко получилось. Кстати, как тебе это удалось?

— Я же объяснял, что собрал всю доступную энергию для защиты от взрыва. А кто может гарантировать, что то же самое не сможет сделать что-то ещё? И будут болтаться наши дирижабли как… да, как оно самое в проруби. И потом, сколько одарённых требуется для управления этими летающими монстрами?

— А ты думаешь, что твои поделки не будут в них нуждаться?

— Надеюсь, что нет. Вижу, что и ты надеешься, иначе бы не пригласил Поликарпова.

— Николай Николаевич приедет только завтра, а сегодня ты постарайся объяснить, почему мы должны тратить деньги на что-то непонятное и неизвестное.

— Кто сказал, что я прошу денег?

— Твой дедушка Николай Александрович.

— Вот же старый чёрт, — едва слышно проворчал Василий, и уже громче добавил. — Собирался в долю войти, но кроме пустого балабольства…

— Нельзя так про дедушку, — усмехнулся Иосиф Первый. — Он же не только шустовский коньяк в неограниченных количествах потребляет, но и… Эх, хотели завтра сюрприз преподнести, ну да ладно, ничего страшного, если сегодня узнаешь. Выкупили мы тот завод вскладчину, будет тебе подарком на день рождения. Но всё равно сделай вид, будто ты не в курсе.

— Договорились.

— Ещё бы мы не договорились. Строй свои летающие этажерки на доброе здоровье, но на казённые заказы не рассчитывай. Во всяком случае до тех пор, пока не покажешь что-то действительно стоящее.

— А если покажу?

— Вот тогда и поговорим.

— В августе готов представить образцы, — Красный в предвкушении потёр ладони. — Восемнадцатого числа.

— Почему такая точность?

— Не знаю, — улыбнулся Василий. — Просто показалось, что так будет правильно.

В самом деле, не объяснять же императору про день авиации в мире капитана Родионова? Но на удивление Василия тот отнёсся к его словам со всей серьёзностью. Всё же раскурил трубку, выпустив облачко пахнущего вишней дыма, и негромко спросил сам себя:

— Дар предвидения?

— Какой дар? — переспросил Красный.

— Неважно. Но если это так, то просто замечательно! — император прошёлся по кабинету, а потом повернулся к Василию — Есть мнение, что твоя задумка с летающими этажерками может принести пользу империи. Кроме завода что-то ещё требуется?

Вася опешил от такой резкой перемены отношения к будущим самолётам. Какой, к чертям, дар предвидения? Это сказки! Но полезные, кстати, сказки.

— Конструкторское бюро Поликарпова отдашь?

— Отдам, — кивнул Иосиф Первый. — Но только если сможешь объяснить, почему именно он, а не Гроховский или Яковлев.

— Я с ними не знаком, а с Николаем Николаевичем даже поговорить успел.

— Под звуки выстрелов? Наслышан.

— Вот и всё объяснение.

— Даже возразить нечего, — император покрутил в руках погасшую трубку и положил её в пепельницу. — Очень уважительная причина для отвлечения от дел одного из лучших конструкторов.

— Был бы худший, я бы не попросил.

— Понимаю. Что же тут непонятного? Но тут вот ещё какая проблема… Допустим, у тебя всё получится и в обозримом будущем эти этажерки и в самом деле смогут заметить боевые дирижабли. Да, допустим! И что произойдёт с целой отраслью промышленности? Я не говорю про упущенные прибыли владельцев предприятий, бес с ними, но не хочется выгонять квалифицированных рабочих на улицу просто потому, что это принесёт сиюминутную выгоду. Не спорю, найти новую работу они смогут, а остальные?

— Кто остальные?

— Дирижаблестроение не существует само по себе, и завязано… Да на много чего оно завязано.

— Ну и пусть выпускают дирижабли, кто им мешает? Только в мирных целях.

— Например?

— Да хоть почту возить или пассажиров.

— Дорогое удовольствие.

— Это смотря с чем сравнивать.

— Вот и сравни! — кивнул император. — Кроме подробного отчёта о новых способностях напишешь и об этом. Развёрнуто, с конкретными предложениями и цифрами. Двух недель хватит?

— Ну-у-у…

— Через десять дней жду оба доклада. Не благодари.

Василий не благодарил, но и недовольства не чувствовал. Бумажная работа его не пугала, а если получится втиснуть в доклады своё видение тактики и стратегии, так вообще замечательно. Нынешняя манера воевать, честно говоря, не вдохновляет. Наличие магии наложило свой отпечаток на военную науку, и… Да не отпечаток, а огромную кучу дерьма наложило! Вся война заключается в обработке переднего края артиллерией, бомбардировке ближайших тылов с дирижаблей, а потом в атаку идут пехотные цепи, слегка прикрытые энергетическими щитами одарённых. Противник, естественно, выставляет свою защиту, и лупит со всех стволов, стараясь перегрузить чужие щиты. Когда получается, когда нет, но в итоге всё решается в рукопашной свалке, где острый штык и крепкий приклад значат больше любой магии. Дешево и сердито.

Перебороли? Замечательно, тогда в дело вступает кавалерия. Не осилили? Можно попробовать составить круг и сжечь противника, если самих не пожгут. Но это самый крайний случай, потому что одарённые хорошо знают о высокой вероятности летального исхода при объединении усилий, и умирать не торопятся.

Флот воюет… да никак он не воюет со времён осады Севастополя, всё больше за минными полями отсиживается. А что, выслуга идёт, жалование по случаю войны удвоенное, что же не сидеть-то? Разве что подводные лодки без дела не стоят, но их господа с броненосцев за настоящих моряков не считают.

— Будут доклады через десять дней.

— Вася, не клади локти на стол!

— Вася, возьми нож в правую руку!

— Вася, это вилка для мяса, а не для рыбы!

Обед в кругу семьи дался Василию нелегко. Вообще-то он хорошо владел вычурным искусством изящного поглощения пищи, но лезущие в голову посторонние мысли постоянно отвлекали от соблюдения строгих правил проклятого этикета. А ещё приходится ухаживать за Лизой Бонч-Бруевич, считающейся его личной гостьей. Ладно ещё дед успел накатить пару рюмок перед обедом и четыре во время его, и отвлекает девяносто процентов общего внимания только что придуманными байками о делах давно минувших дней.

— И вот представь, Лизавета, наставляют они на меня двенадцать пулемётов, и требуют подписать отречение. Я, конечно, шашку наголо, да как пошёл их рубить! Восемь генералов, шестнадцать полковников, прочих мятежников вообще без счёта! И всех в капусту!

— Николай Александрович, но вы же говорите, что пулемётов только двенадцать было.

— Правильно, — не смутился бывший император, — а остальные с револьверами.

— И вы всех…

— Если бы! Там человек триста набежало, а у меня как раз патроны закончились. Разве я бы подписал отречение, будь у меня ещё патроны?