Балкон в квартире Иринки на тенистой, северной стороне дома. Он просторен, приятен, свеж, на нем можно проводить массу времени. Ирина злится на лень, тормошит меня с боку на бок. Кое-что я даже учу, например ее любимую химию.

  Первый выпускной экзамен - литература. Я почти не готов, но рассказываю бойко, задорно. Получил пять баллов, как и Ирина. Второй - физика, тот же результат для обоих аттестатов. Третий - химия и, о чудо, что учил, то и спросили.

  Иринка злится, она не приемлет результатов халявной подготовки. Смех смехом, а по математике четыре балла и тройка в синие корочки. Классный руководитель расстаралась, припомнила наши столкновения.

   История, обществоведение - экзамен совместный. Принимает сам директор. Народ засомневался в его настроении, чего-то ждет, никто не заходит. Сапог из аудитории вылетел, наорал и в очередь всех, по журналу. Я тучки хотел разрядить, вошел не по фамилии. Сдал здорово, вспомнил то, что слышал на уроках. Да вот директор не в духе. Влепил три балла, за дерзость. Потом родительский комитет вмешался, его уговаривали, меня ругали. Переправил фронтовик оценку. Поставил четыре. Но было обидно.

  Худо, бедно да закончилось. Белое платье для Ирины и выпускной бал. Однокашники расписывают роли на будущее. Родители следят за тем, чтобы никто излишне не напился. У меня среднее в корочках - 4.25, у Журбина копейка в копейку та же сумма. Мы среди пацанов самые крутые.

  Девчонки почти все поступать собираются в высшие учебные заведения, Серега нацелился в политех, а я никуда. На шаг сей нужна решимость. Нужно оторваться от той яркой, мозаичной жизни, которую дает спорт. Мы собираемся летом на Иссык-куль. Целиком поглощены ожиданием. Поход будет серьезный - сто км по далям и весям, через горы и реки.

  Какие там экзамены, какие вузы? Три перевала высотой более четырех тысяч метров, две недели отдыха на побережье. Ирина бубнит и стонет, воздыхают родители. Но у меня еще есть время, и у шефа есть спортрота. Далеко. Зачем думать о плохом, когда тебе шестнадцать лет?

   24.

  Окраины поселка Иссык переполнены плодовой зеленью. Листва щедро свешивается через края заборов и серебристо кипит в лучах жаркого солнца. Рюкзаки тяжелы под завязку, но мы только получили груз и пока с любовью поглаживаем их туго вздутые бока. Маршрутный автобус добросил нас до самой верхней черты поселка, а там сразу горное ущелье.

   Бодро шагаем по заезженной асфальтовой дороге. Иногда останавливаемся для роздыха или для того, что бы оценить очередной фонтан из черного мокрого тела водоотводной трубы. Она как бесконечная гусеница вьется по тенистому дну ущелья. Говорят, к осени река смывает мосты, срезает целые куски дороги. Не верится, так здесь светло, почти празднично.

  Миновали турбазу, но никто не обратил на нас никакого внимания. Обходим кордон, лезем вверх по скользкой крутой тропинке. Подсаживаем девчонок, спотыкаемся, кто-то падает. Если загреметь по настоящему, костей не соберешь, склон градусов пятьдесят, не меньше.

   Наконец выбрались на асфальт. Странная дорога. Ее не заездили, не разбили колеса грузовиков и легковушек. Местами асфальт как новый, местами время съело его напрочь. Он растрескался, расслоился, рассыпался в шелуху. Его пробороздили горные ручьи, саваном прикрыла земля с крутых склонов. Брошенная дорога.

  Автобусная остановка. Огромная, с кучей комнат и открытых площадок, ее крышу поддерживает настоящая колоннада. Имеется фонтан, но сто лет как пересох. Мусор, обвалившаяся штукатурка, битый кирпич. Из трещин на бетоне проглядывает зелень травы. Как ворота в исчезнувший в веках город. Нужно входить.

   Далеко внизу багровый, ступенями расслоенный закат. Непривычный, утонувший в мареве нереальности мир. Сотни лет назад огромный оползень перегородил, отрезал верховья Иссыка от теплой, плодородной Алма-атинской котловины.

  Наверное это походило на рождение нового мира. Гигантские обломки скал величиной с десятиэтажные дома громоздились друг на друга, дробились, заполняли пустоты. Вся земля ходила ходуном, спазм землетрясения выворачивал ее наизнанку, разрезал пополам. Там наверху - снежные горы, далеко внизу - плоская равнина, теряющая себя в теле жаркой полупустыни.

  У меня на столе фотография. Иссиня-черная, глубокая гладь озера, сжатая почти отвесными скалистыми отрогами хребтов Заилийского Алатау. Нижние склоны венчают величественные пятидесятиметровые иглы тяньшанской ели. Серебристо-голубоватая ткань хвои нежится в вечернем полумраке, остатки солнца подсвечивают высокие макушки. Горные гиганты скальными вершинами поддерживают перистые, хрустальные облака. Сказочное место...

  Землетрясение перегородило течение реки, и вода заполнила образовавшуюся чашу до самых краев. Несколько километров холодной глубины причудливо извиваются в тесной, изменчивой дали ущелья. Ее берега широки, вам не переплыть. О ее глубине ходят легенды. Вода холодна и чиста, в ней почти отсутствует растительность, не водится рыба.

  Когда меня еще не было, отец с матерью частенько ездили сюда отдыхать. Место было весьма популярным. В выходные дни автобусы ходили до озера из самой Алма-Аты. Если на улице плюс сорок, вода притягивает народ получше всякого магнита.

  Тысячи горожан оккупировали пляжи. Но тонуть здесь никому не рекомендовалось. Ледяные течения утягивали тело вглубь, и никакие водолазы не помогут. Дно скалистое, нагромождение камней - словно лабиринты, и отважные спасатели могут быстро превратиться в потерпевших. Отец сам видел, как изрядно подпивший мужик нырнул в воду с камня, и поминай как звали. Искали дружно. Да где там, сумеречное озеро умело хранить свои тайны.

  А в то памятное воскресенье 1963-го люди тянулись сюда по-особенному. Разные душещипательные слухи просто переполняли город. В столицу с визитом прибыл сам Никита Хрущев. Говорили, что глава государства посетит озеро Иссык с первой женщиной- космонавтом Валентиной Терешковой.

  Столь нежно любимые народом люди не могли остаться без особого внимания. Уже в семь утра автобусы были переполнены, будущие зрители добирались до места на перекладных. Счастливые, но редкие в то время обладатели авто гордо обгоняли вереницы прочих, кочующих пехом неудачников. Мои родители собирались туда же, но я, такой маленький и крикливый, лишил их праздничного удовольствия.