Сидишь за запотевшим квадратиком оконного стекла и смотришь, как они проплывают - река, нахохлившиеся на ночь ели, горы и весь унылый, оставшийся в дожде мир. Отрезанность и отрешенность, безличность и пустота.
А Горбунов старший выглядит как новобрачный поросенок. Он отъелся и слегка разжирел на лагерных харчах. Рожица его, розовая и довольная, поблескивает веселыми голубыми глазками. В пуховичке красного цвета, поверх еще и лагерная черная штормовка, тренер ходит вразвалочку, носки абалаковских новых вибрамов разбрасывает по бокам наружу. Нам холеным пальчиком указывает на работу.
В секции, похоже назревает бунт. Младший братец потихоньку вскрывает перед нами не вполне приличные вещи. Почему старший тренер собирает деньги в секционную кассу, а потом тратит их не оглядываясь на себя? Где новые веревки, которые на них обещал приобрести?
Володя утверждает, что купил две пуховки на команду. Хорошо, но одну носит сам, а другую отдал во владение личной подруге Татьяне. Мне тоже не нравится вкалывать на дядю, таскать полные носилки, собирать бумажки вокруг личного бунгало. Злюсь выше меры.
Мужики, что работают вместе с ним в пекарне, жалятся на тренера. Володя использует их как наемную, но бесплатную, хозработную силу, а сам ходит гору за горой. Толпа гудит как линии высоковольтного напряжения.
В последний вечер пекли хлеб. Специалисты буквально все. Чем смазывать формы, сколько. Как тесто должно подойти. Печь русская с раскаленным, пышущим жаром полукруглым зевом.
Когда запах свежего хлеба превращается в нечто осязаемое, мы превращаемся в специалистов по советам. А хлеб парит, разламывается руками и со сладким чаем утверждается в моем вечно пустующем желудке. Но и это чудо не остановило бучу.
Первыми в бочку полезли Квашнин и Якунин. Оба принципиальные, аж жуть. У доктора Квашнина небритый кадык дергается, голос от волнения переходит на сип. Витюля злой в дрободан, бурчит и хозяйственные вопросы изводит на рык. Глаза маленькие, колючие.
А мудрый младший братец почти не высовывался из-за чужих спин. Так, следил за борьбой и подкидывал вопросы проблемные. Работал за подающего. Борьба секции с тренером проходила с переменным успехом. Веревки вроде нашлись, на пуховку установили списочную очередь ношения. Мне точно не дождаться.
Володя - великий мастер игры со словом, умелец превращений черного в белое, неприятного в необходимое. Под его магнетическими движениями гнет толпы опадает, становится нереальным.
Вот уже все, во всяком случае я, заворожено слушаем нескончаемое повествование, в котором главным героем удачливый друг Володи Рауль. Он так велик этот Рауль, что Алдар Косе просто смешон с ним рядом.
Рауль путешествовал, гордо подняв голову и наказывая обидчиков по альплагерям и базам, по необъятному Союзу. Он был в далеком сибирском городе Красноярске. Там есть чудная, почти сказочная страна - Столбы. Они знамениты тем, что именно там Рауль надсмехался над Абреками, водил их за нос и бил рожи сразу пятерым за раз.
7.
Наступала осень. Я снова отправился в школу, но какой непривычной она мне показалась. Каким непривычным оказался я для нее. Ощущались перемены, происшедшие за это лето. Толстоватый и вечно мучаемый собой тюфячок бесследно растаял с последней каплей рыхлого жира. Я больше не влачил бесцельное, ожидающее дальнейшего существование, а торопился жить.
Мое дочерна загорелое лицо, уверенность и резкость движений произвели на одноклассниц и одноклассников должное впечатление. Меня почти не узнавали. Впрочем, изменился и весь класс. Возраст. Каждый приобрел новые черты или по крайней мере усугубил старые.
Нас выстроили на первую линейку, причем наш класс стоял на одну ступень ниже выпускного. Да и стал он совсем другим. Бесследно растаяла та компания, что скопом крушила мое правдолюбие год назад. Вот только Илья. Остальных выплюнули в жизнь, в ПТУ там и прочее. Ну да это не так страшно.
Не обошлось и без огорчений. Переехал на другую квартиру и ушел из класса мой друг Ник-Дил. Зато с Журбиным мы уселись за одну парту. Этот оригинал вымахал за лето сантиметров на десять, и более не нуждался ни в моей, ни в чьей-либо опеке. Довольно часто бываю у него в доме. Гоняем в шахматы с переменным успехом и смотрим книжки Битструпа. Забавная штука его карикатурные ряды. Жизнь в движении.
А еще в его библиотеке я нашел Джека Лондона. То же самое, что и в горах - костры, походы, люди и быт на природе. Много общего и притягательного.
Когда проигрываю Журбину в шахматы, скачу за ним с шахматной доской на предмет одевания ее ему на голову. А он травит меня дворовой собакой. Необычайно весело.
Однажды, выйдя на переменку, я увидел прошлогоднего заводилу классных разгильдяев Саломахина. Он сделался ростом выше меня и более не выглядел беззащитным. Его физиономия приобрела надменно-нагловатый оттенок, а губы уголками опустились вниз, слегка обрюзгли.
Около Салы волчком крутился Илья. У нас намечались трения. Братан нуждался в уважении и видно призвал помощника. Мне приказали не задирать нос и прочие конечности, грозили короткой расправой. Недвусмысленно давали понять, что честной драки теперь не будет.
За их спинами в прозрачной тени скрывались люди, куда как поширше и постарше. А у меня подрастерялось желание играть в их дурацкие игры и амбиции. Я ответил, что понял, чуть вызывающе помахал ручкой и отвалил.
В общем-то правильно, как оказалось. Илья учился убого. Ему хватало и собственных проколов и неудач. Главное, чтобы списывать не мешали. А дела класса так ... Улица всосала его вместе с ботинками. Он стоял на колесах (глотал таблетки, крутил дела). Ему не до учебы.
А мне до тренировок. Они ведут меня за собой, отнимают массу усилий и времени. Даже в школе моим любимым уроком стала физкультура. Круче и спортивнее меня в классе только Славка Бузауф. Он поимел первый разряд по самбо и накачал мышцу до лопанья кожи.
Есть еще переросток Деливер, могучий с пышными усами, старше нас на три года. Я с ним как-то подрался. Хлестать по щекам эту неповоротливую глыбу одно удовольствие. Но когда он меня поймал и принялся стучать об пол сразу всем телом... Мое безжизненное реноме едва успели вырвать.