— Почему никто не дрессирует кошек? — спросил я как-то Анну.

Она посмотрела на меня как на деревенского дурачка. Рассмеялась и взъерошила мне волосы.

— Сам подумай! Это же кошки! Ты бы ещё предложил запрячь их в повозки. Но если хочешь — попробуй. Может, кто-то из нас просто не умеет дрессировать.

Я попробовал. Вспомнил, как Аксель советовал мне разговаривать с животными, и заговорил так же с Лушей. Сказал ей:

— Давай покажем что-нибудь невероятное. Тебе за это будет что-нибудь вкусное с ужина. Я видел, как Костя вернулся из мясной лавки с отличной вырезкой.

Мы в очередной раз пересекли границу и буквально купались в германцах. Суровые и большие люди, что мужчины, что женщины, на которых не было ни капли жира — только мышцы и жилы, что обтягивали в несколько слоёв широкую кость. Местные деревни при запредельно высоком уровне технологий — на родине, в Польше, нам такое и не снилось! — казались почти что идеальными. Всякие хитрые сельскохозяйственные технологии, автоматические доилки, мельницы, больше похожие на вертолёты, огромные, сверкающие хромом пикапы, солнечные очки на фермерах… Густой запах пшеницы, наслаивающаяся на подошвы земля, простого покроя одежда, которую тут, казалось, одну и ту же носили десятилетиями. Расхаживающий по улицам скот и пряничные домики, ничуть не пострадавшие от того, что у каждого выросли уши спутниковых тарелок. Почти что первобытное добродушие и панибратское отношение ко всем и ко всему. Это не две стороны монеты, всё это было густо перемешано и разварено до такой степени, что казалось естественным.

Костя сказал, что не хочет в большой город. Он решил выбрать себе какую-нибудь толстушку, жениться на ней и остаться жить здесь, в цивилизованной глуши, по которой каждый год вихрем проносится Октоберфест. Мы хотели посмотреть и города, но что нам было делать? Автобус вёл Костик, а Акселю было всё равно, куда ехать. Таким образом, не заезжая ни в один крупный город, мы планировали пересечь Германию и через Берлин вернуться в Польшу.

Вырезка была не очень хорошая, с прожилками, но зато по дешёвке и много. Половина («львиная доля», как называл её Костя) отойдёт нашему королю — Борису, остальное зажарим и съедим мы. Уверен, я смог бы поделиться своей долей с кошкой.

Кошка приняла мои слова к сведению. Понюхала пальцы, об мизинец потёрлась щекой, и я подумал, что это можно расценивать за положительный ответ.

— Что бы нам с тобой придумать? — начал вслух размышлять я. — Вот ты — что ты умеешь делать?

Мы разговаривали (позже я начал думать об этих минутах именно так — «мы разговаривали», а не «я говорил с кошкой») в фургоне «для людей», куда меня отправили найти и хорошенько вычистить перед выступлением попону Цирели.

Я сидел среди разноцветных шмоток, и запах шерсти был такой густой, что его, казалось, можно собирать в банку. На одной стене здесь висела пара щитов для постановок (в частности, для «Дракон и Рыцарь»), стояли на деревянном перекрестье капитановы доспехи из латуни и кожи. На другой повесили купленную в Кракове карту Евразии с кусочком Африки. Как сказал Капитан, висевшая здесь ранее карта Европы уже маловата для нашего благородного, несущего в массы радость и веселье, каравана. Карту уже покрывали первые пометки — наиболее удобные дороги для нас и наиболее неудобные для лихачей на кабриолетах из ближайших городков. В основном поэтому Костя их и предпочитал, — тряские тропинки, на которых, лихачествуя, легко отбить себе все зубы и прикусить язык. Здесь же находилась Костина гитара, облюбовавшая себе местечко в углу.

Всё остальное пространство занимала пара сундуков, закапанных воском — на одном из таких я как раз восседал.

Луна (она же Луша) выгнула спинку, прошлась вокруг моих ног чуть ли не на цыпочках. Села, и стала вылизывать левую лапу, на которой была уже почти поджившая болячка.

Я вздохнул:

— Ясно. Понимаешь, нам нужно что-то такое, что удивит зрителей. Заставит их восторгаться. Ты ведь знаешь, что такое удивление?.. Это если бы, например, у меня из карманов полезли мыши.

Кошачий взгляд говорил мне, что если у меня в карманах завелись мыши, это говорит только об одном — я создал им для этого все условия. Ну, например, насыпал туда проса и не стирал одежду месяца два-три. Кошки — глубоко прагматичные создания. Они не верят в чудеса.

— Что ты можешь сделать… ну, например, попробовать сделать сальто назад, — продолжал я, играясь с каким-то шнурком. Шнурков и верёвочек в пассажирском фургоне было множество. — Через голову такое, знаешь?.. Или что-нибудь смешное. Погонять Мышика. Он, конечно, не потерпит, чтобы его гоняли какие-то кошки, но может, если ему тоже пообещать мяса… плохая идея, да? Ты могла бы показать людям, что ты не менее умное создание! Все люди считают себя умниками, почему бы кошкам не доказать им, что настоящие умники — те, у которых есть хвост!

Я полностью проникся этой идеей и чувствовал лёгкую вину за людской род. Это не значит, что я не считал себя умником.

Луна посмотрела на меня с каким-то брезгливым интересом, в зелёных глазах мне почудился вопрос: «Ты действительно думаешь, что я настолько глупа?»

— Да, пожалуй ты права, — раскаялся я. — Если я буду показывать тебя на публике, то я буду умным, мальчишкой, который сумел выдрессировать кошек. А это не правильно. Извини. Я просто хочу донести это до остальных. Ну, то, что ты умная. Может, ты мне поможешь? Что-то, ну, посоветуешь?

Я напряжённо наблюдал за кошкой. Кошка смотрела на меня так, как будто раздумывала, не прибить ли меня лапой.

— Я дам тебе время подумать, — благородно сказал я и поспешно ретировался.

Ближе к вечеру я заметил Лушу за автобусом и вновь пристал к ней с цирковым номером.

Кошка зевнула и потянулась. У меня отвалилась челюсть — потянулась она строго вверх, сидя на задних лапах и опираясь на хвост. И, прижав передние лапы к груди, осталась сидеть в позе суслика, оценивающе глядя на меня.

— Ап! — сказал я.

— Не дождёшься, — сказала Луша прокуренным мужским басом.

Костя проследовал мимо с чашкой горячего шоколада.

— Это всё, чему смог обучить её Акс за три месяца. Тебе ещё крупно повезло. Увидеть знаменитую лушину стойку под названием «где собаки?» дано не каждому смертному.

Он ушёл. Кошка не шевельнулась, глаза её загадочно сверкали зелёным светом.

— «Где собаки?» — повторил я убитым голосом. — Ну, хочешь, ты будешь дрессировать меня? Смотри! Я могу лежать. Могу сидеть. Хотя, это, наверное, не интересно…

Но её внезапно заинтересовало.

Зелёные глаза прожигали меня насквозь, кончик хвоста стрелял в разные стороны. Возможно, если бы он не служил опорой телу, он дёргался бы целиком. Я задумался над тем, почему никто ещё не выпустил кошаче-человеческий разговорник. Или хотя бы книги по кошачьей психологии. По человеческой в приютской библиотеке кое-что водилось, но там была целая куча страниц, и, робея перед таким талмудом, я даже не попытался найти в себе хоть крохи интереса.

Про кошек читать было бы куда интереснее.

— Мяу? — сказала Луша, и я повалился навзничь.

Полежал минутку, нюхая землю и чувствуя как трава щекочет кончики ушей, потом поднял голову.

— Это будет одной из наших команд.

Луша так и сидела, опираясь на хвост. Я подумал, может быть, своим падением я нарушил хрупкое равновесие её стойки, но нет.

— Ты хочешь, наверное, спросить, что я ещё умею? — я сел, откопал за ухом жвачку и отправил рот. Стал загибать пальцы. — Свободно могу жонглировать тремя мячиками, а по методу дяди Джагита — не только мячиками, а и другими разнообразными предметами, даже ножами, и больше чем тремя, могу немного крутить пои. Марина учила меня делать сальто-мортале, но пока не очень-то получается. Умею ездить верхом, но не умею как Анна, забираться с ногами на спину лошади. Это жутко страшно.

Кошка, казалось, потеряла ко мне интерес. Она приняла обычную для себя позу и теперь с азартом следила за кузнечиком, который готовился стартовать с одуванчика.