Он немного помолчал, докуривая сигарету. Потом сказал:

— Заводить новые знакомства легко. Переброситься парой слов с незнакомым человеком — нехитрое дело. Он может стать очередным мазком краски в портрете этого дня, а может оказаться и лицом этого портрета. Понимаешь?

Я мало что понимал, но кивнул. Показаться невеждой перед голубыми глазами мне очень не хотелось.

Впереди людской поток, радостно гомоня, выплёскивался на площадь. «Всё равно, что наши приютские перед каждонедельным походом в кинотеатр», — подумал я, чувствуя, как сладостно томит душу плывущая над крышами музыка. Наш караван свернул чуть раньше, углубился в паутину улочек, мощенных красным и жёлтым камнем.

— Подъём, морские дьяволы, — хрипло скомандовал Аксель и зевнул. — Впереди земля!

— Здесь, — сказал Костя, останавливая автобус на крошечной, затерянной среди старинных трёхэтажных домов, площадке… или лучше сказать полянке? — Здесь мы и остановимся.

Я спрыгнул с подножки автобуса и огляделся. Заросший зелёными водорослями фонтан, несколько скамеек. За фигурной аркой, по сторонам которой поднимаются стилизованные сторожевые башенки, темнеет парк и убегает посыпанная жёлтыми листьями дорожка. С другой стороны под навесом деревянные столики и странная овальная дверь, выкрашенная в зелёный цвет. «Зелёный Камень — кафе-гостиница», гласила вывеска над дверью. Приглушённый гомон городской площади слышался где-то рядом.

— Юнга! — настиг меня рёв Акселя. — Ты чего там заснул? Мы тебя взяли не для того, чтобы пялился на достопримечательности. Точнее, не только для этого. Давай-ка разгружай Бориса, он уже воет от тоски.

Преследуемый радостно лающим Мышиком, я бросился к фургону, где попал в руки Анны и был нагружен лошадиной сбруей и седлом.

— Почему мы остановились именно здесь? Здесь же почти нет народу!

Анна улыбнулась.

— Плох тот артист, который не сумеет сделать себе аудиторию. Не волнуйся, без куска мяса твой пёс этим вечером не останется.

Местные дети были уже тут. Крутились под ногами, вытягивали шеи, пытаясь заглянуть в тёмное нутро повозок, провожали блестящими глазами каждую коробку. Артисты деловито носились между фургонами. Лошадей отправили пастись в лесопарк, кусочек которого был виден под северной аркой, с нами осталась только Цирель, которую Костя с Анной уже облачали в красную попону, седло, уздечку с позолоченными клёпками и красный плюмаж. Я даже залюбовался — до тех пор, пока меня не вернул в этот мир тычок Акселя.

— Не отвлекайся, Шелест. У нас ещё обезьянки не разгружены, а вон уже подтягиваются зрители постарше и при деньгах! Знаешь, как они клюют на обезьянок?!

Я стремглав бросился к повозке с животными.

Зрители постарше и вправду постепенно подходили. С одного из балконов на нас благожелательно смотрела пожилая пара, откуда-то со стороны парка появилась стайка девушек и принялась рассаживаться на скамейках. Из двери «Зелёного камня» вышел хмурый толстяк в кожаном скрипучем жилете на шнурках. Я подумал, что он собирается задать нам взбучку за то, что устроили перед его заведением сумасшедший дом, но услышал:

— Аксель! Чего ж ты, паршивец, не заходишь проведать старого друга, а?

Наш капитан повернулся на голос.

— Пан Жернович!

Они тепло пожали друг другу руки. От толстяка веяло казавшейся невозможной для человека его габаритов энергией, даже воздух вокруг него потрескивал и искрился. Вряд ли пан Жернович умел жонглировать, но если бы ему вздумалось, допустим, сплясать на одном из деревянных столов при входе, он, наверное, заработал бы больше денег, чем мои бродячие артисты.

— Я ждал вас ещё вчера. Видишь, как пусто? То, что за этими столиками ещё никто не сидит и не пялится на вас, сукиных детей, исключительно твоя вина!

— Не сердись. Мы слегка задержались в дороге. Заезжали в Пинцзов. Если хочешь, я поставлю тебе пива из лучшей забегаловки в округе. Из какой пожелаешь.

— Хочу. Из моей, — серьёзно сказал пан Жернович. — У меня лучшая забегаловка в этом противном маленьком городишке!

Он захохотал, звучно хлопая себя по ляжкам.

Тигра встретили дружным вздохом. При помощи маленького подъёмного крана, что установили на краю повозки, сделав её похожей на пузатого динозавра с очень маленькой головой, Костя спустил клетку к самым моим ногам. Ко мне подскочил один из мальчишек, очевидно, самый смелый.

— Друзья говорят, что тигров нельзя гладить. Руку могут отгрызть. А я говорю, что они слушаются людей. А ты ведь сможешь его погладить, да?

Мальчишке вряд ли было больше семи годов от роду, из-под красной кепки во все стороны торчали светлые дерзкие кудряшки. Я почувствовал себя рядом с ним взрослым и умудрённым годами.

— Борис страшный… но дружелюбный.

Протянул к прутьям решётки руку, но Борис коротко взрыкнул и щёлкнул зубами. Я подпрыгнул, не чуя под собой ног, дети подпрыгнули вместе со мной.

— Не дразни зверя, Шелест.

Аксель повернулся на шум и сердито постукивал носком правого сапога о левый.

— Я не дразнил! Только хотел его погладить…

— Ты хотел показать, что ты не дрейфишь перед зверем. Борис это почувствовал. Тебе бы понравилось, если бы тебя попыталась почесать за ухом мартышка, чтобы доказать остальным, что она самая смелая?..

— Тигрёнок! — раздался над ухом громогласный рёв пана Жерновича. — Вот о ком я скучал больше, чем о раздолбае Акселе!

Я представил, как толстый пан лезет обниматься с тигром, и вжал голову в плечи. Однако повернувшись, увидел, как он целует пухлыми губами руку Анне.

— Смотрю, не расстаёшься с этим полосатым мальчиком! А где твой принц на белом коне?

Он подошёл и взлохматил Борису шерсть между ушами — полная, похожая на окорок рука едва пролезла между прутьями клетки. Тигр, к восхищению публики, лизнул пальцы толстяка и подставил под руку пана голову, требуя ещё ласки. Как большой кот, честное слово!

Анна засмеялась.

— Борис — настоящий принц. Другие кавалеры мне не нужны. А лошадь есть у меня — вон как раз седлают…

— Верю-верю, — сказал пан Жернович; пальцы трепали ухо тигра, а тот тихо рычал от удовольствия. — Но если когда-нибудь решишь с ним расстаться, приезжай ко мне — я вдовец, но не век же мне, в конце концов, скорбеть.

Он подмигнул девушке, и они рассмеялись. Потом глубоко посаженые глаза пана скользнули ко мне.

— Познакомь-ка меня с молодым человеком.

Анна нас представила.

— Если этот деспот вдруг про тебя забудет — заходи, востроногий, не стесняйся. У меня есть сладкий кофе и пирожные.

Хозяин «Зелёного камня» вновь повернулся к девушке.

— Пошли, пани тигрёнок, я угощу твоего тигра мясом. Настоящей бараниной, не каким-нибудь суррогатом, который теперь продают в каждом паршивом магазинчике самообслуживания. Я знаю этого варвара как облупленного, он никогда не будет работать на голодный желудок.

Марина с Акселем уже начали представление — может быть не для зрителей, а, допустим, в шутку или ради разминки. Между фургонов носились мячики разного размера и цвета, и резиновые жонглёрские булавы. Здесь же прыгал с глупым лаем Мышик.

— Выглядит не слишком трудно, — сказал я проходящему мимо Косте и засмеялся: — Мышик тоже хочет научиться жонглировать!

— Жонглировать одновременно предметами, разными по весу, очень сложно. Рискуешь получить в лоб булавой, — серьёзно сказал Костя.

— А ты умеешь? — с надеждой спросил я. — Аксель вроде бы обещал меня научить, но он так занят.

— Акс по большей части занят тем, что валяет дурака, — с улыбкой сказал Костя. — Впрочем, это его основная обязанность, на то он и капитан… Нет, не умею. Всё, что я делаю в этой труппе, так это вожу автобус, чиню разные вещи, да немного играю на гитаре. От Луши, нашей кошки, и то больше толку. Если хочешь научиться, попроси Марину.

Я повесил голову.

— Мне кажется, она меня не очень-то переносит.

— Она хорошая девочка, — качнул головой Костя. — Но таков уж у неё характер. Ещё Аксель подливает масла в огонь — любит её поддразнить, а бедняжка срывается на тех, кто поближе. У нас здесь, знаешь ли, один большой детский сад.