Не знаю, сколько прошло времени, но я устала идти и вдалеке заметила, что небо чуть светлеет. Передо мной открылась круглая площадь, от которой расходилось в стороны пять широких дорог. Я пыталась найти какую-нибудь примету, чтобы запомнить ту дорогу, с которой вышла, чтобы потом вернуться обратно тем же путем. Но ничего не могла найти. Посреди площади стоял фонтан, отключенный на ночь или не работающий совсем. В центре стояла фигура, изображающая маленькое кривое дерево, яблоню. На ветках не было листьев, только белые яблоки. Я постаралась приметить расположение ветвей со стороны своей дороги, отсчитала влево третью – и направилась туда. По моим простеньким расчетам именно этот путь должен привести меня к небоскребам. Небо светлело и светлело, а я всё шла и шла. Какой же огромный город на самом деле! Я устала и потихоньку ругала себя за такое безрассудство. Могла ведь спокойно спать или просто лежать в теплой мягкой постели. Даже страх отступил перед усталостью от долгой дороги и от однообразной картины вокруг.

Небо посветлело настолько, что казалось, вот-вот взойдет солнце, а я всё ещё не добралась до своей цели. Неожиданно со всех сторон раздался громкий протяжный звук, похожий на горн или трубу. От испуга я вздрогнула, сердце колотилось как бешеное, ладони взмокли. Что это? Ответ пришёл быстро – по левую руку от меня я увидела розово-желтые полосы на светло-синем небе – вставало солнце. Значит, этот звук был чем-то вроде будильника.

Я стояла как вкопанная посреди улицы, вокруг стремительно светлело и мне удалось разобрать звуки, доносящие из открытых окон. Хлопали двери, слышались голоса, даже кое-где звон посуды. Город просыпался. Надеясь, что меня никто не заметит, я продолжила двигаться вперед. Все эти люди не будут вечно оставаться в своих домах, совсем скоро они наверняка выйдут на улицу и что тогда делать мне? Ночная темнота спящего города уже не казалась мне такой тревожной и опасной. А вот толпа военных на улице – страшила куда сильнее. И снова раздался глухой протяжный звук, теперь он мне напомнил волчий вой. Не самое приятное звучание. Воздух будто напрягся от этого звука, слышались громкие шаги за дверями. Сейчас эти люди начнут выходить. Я бросилась бежать, мне уже было всё равно, успеют меня заметить или нет, надо было спрятаться. Но куда? В этой части города не было широких боковых улиц, но иногда попадались тупики между домами, пустые места, заканчивающиеся стеной дома, повернутого спиной к этой улице. Будто дыра от вырванного зуба. Ну, где же этот спасительный тупик, должен же быть хоть один, я встретила штук пять таких до этого места. Смертельно напуганная я бежала и успевала следить за окнами и дверьми. В самый последний момент, когда ручки на дверях начали опускаться, слева обнаружился тупик. Я с удивительной для себя быстротой кинулась туда, отошла как можно дальше, в тень, вжалась в стену и старалась практически не дышать. Это было очень трудно сделать, после бега дыхание сбивалось, в боку кололо и ужасно хотелось пить. Я глотала слюну и старалась делать медленные вдохи и выдохи.

Со стороны улицы слышались шаги, приветственные возгласы и через пару мгновений я увидела людей. Мужчины выстраивались в ряды и неспешно, но стройным шагом двигались в сторону площади с деревом-фонтаном. Выглядели они не так, как вчера. Форма была не зеленая, а темно-синяя, глубокого насыщенного цвета. Серебряные полосы шли вдоль внешнего края рукава от плеча к запястью и обязательные пять полос на каждом манжете, – сверкали при движении. Необычайно красиво выглядела эта форма на высоких статных мужчинах, вышагивающих на фоне белых домов. Мне хотелось рассмотреть их лица подробнее, но ближе подойти я не решалась. Страх быть увиденной останавливал меня. Ряды военных двигались вперед, среди них стали попадаться люди в серых и голубых плащах. Ни у кого я не увидела даже намека на оружие. Чем дольше они шли, тем меньше говорили. Солнце уже поднялось настолько высоко, что попадало на крыши и верхние этажи домов. Мне стало легче дышать, вынужденная остановка позволила мне отдохнуть и я думала, что как только все военные пройдут, я отправлюсь дальше.

Когда шествие синих мундиров закончилось, и даже звук шагов до меня перестал доноситься, я вышла из своего укрытия и продолжила идти. Но уже того энтузиазма как ночью, я не испытывала. Резко мне стало абсолютно всё равно, что там внутри небоскребов и вокруг них. Мне ужасно хотелось есть и пить, ноги болели, глаза слезились от яркости белой краски на стенах домов, отраженной солнцем. Да какая, в сущности, разница, как устроен этот мир и чем живут эти люди. Всё это не моё дело, я не живу здесь и не собираюсь долго задерживаться. Чёрт дернул меня в этот путь. Сидела бы лучше дома у Рея и ждала удобного момента, чтобы попросить вернуть меня обратно. Да и зачем удобный момент? Надо было прямо с утра, за завтраком, поставить вопрос ребром. Либо ты возвращаешь меня домой, негодяй, либо… Либо что? Что я могу противопоставить ему и всем жителям этого мира, этого города? Ничего. Я вдруг почувствовала себя беспомощной, пустой и даже несчастной. Одна, посреди чистого листа, иду, рисуя свой путь, иду, не зная, куда и зачем. Гонюсь за призраками чужого мира, обитающими в белых небоскребах. Почему? Сначала мне было любопытно, потом обидно за детей и женщин. А теперь?

За этими мрачными путаными мыслями я не заметила, как добралась до конца улицы. Она упиралась в высокую стену, метра два с половиной высотой, тоже белую, каменную. Дорога поворачивала вправо и влево вдоль стены, окружая её. С того места, где я остановилась, мне четко было видно, что стена закругляется. А внутри стены были они – десятки высоченных домов. Я настолько устала и разочаровалась в себе, что даже не обратила внимания, как добралась до них. Мои глаза гуляли по их ровной поверхности, голову приходилось запрокидывать далеко назад, практически до параллели с землей, чтобы увидеть вершины каменных гигантов. Да, они были построены из камня и стекла. Или из материала, похожего на камень. Солнце играло на стеклянных панелях первых двух-трех десятков этажей, а выше начинались высокие окна. У каждой башни они были разные – где-то круглые, где-то высотой во всю стену, где-то витражными, как в готических соборах с тем лишь исключением, что стекла все были одного цвета. Форма башен тоже отличалась. Здесь были башни привычной для меня формы – параллелепипеды, цилиндрические, башни-конусы и башни-пирамиды, а посередине возвышалась гигантская башня в виде звезды, скорее всего пятиконечной, сколько я ни старалась, не могла сосчитать количество этажей. Мне были видны два угловых выступа этой башни, расстояние между ними было как раз такое, как обычно получается на рисунках, когда изображаешь пятиконечную звезду. Что-то в ней меня смущало, я могла двигаться в любую сторону, смотря на башню и мне казалось, что она движется вместе со мной. И тут я поняла – одним своим концом он смотрела как раз в сторону той большой улицы, с которой я пришла. Чтобы подтвердить свою догадку, я пробежала вдоль забора до следующей такой улицы и убедилась, что соседний конец башни-звезды смотрит именно туда. И на той круглой площади тоже было пять дорог. Значит, в этом городе есть определенная схема постройки, какая-то идея. Я решила чуть позже расспросить кого-нибудь об этом подробнее. А пока пошла вдоль стены, оставив на углу последнего дома резинку для волос, чтобы по ней сориентироваться, когда буду возвращаться. Никаких дверей и ворот в стене не было, хотя я прошла уже две дороги.

Вдруг я услышала какой-то шум, гул голосов. Прислушавшись, я разобрала мелодию – пел небольшой хор, прекрасными нежными голосами. Мелодия была веселая, ритмичная. Я пошла на звук вдоль стены, голоса становились громче. Да, пение раздавалось из-за стены, кто-то внутри пел, и теперь я могла различить голоса – это были дети. И пели они о том, какой прекрасный сегодня день, как ярко светит солнце и как они хотят радоваться этому дню и делиться радостью со всеми. Обычная детская песня, но как же странно она звучала здесь, среди голых улиц, белых пустых домов. Где-то за границей этого чистого города гибнут люди, льётся кровь, земля расплескивается грязью от рук человеческих, от ранящих её бомб, звери и птицы разбегаются, напуганные страшным воем. А дети, запертые в этом искусственном мире, как в вакууме – ждут радости, поют песни солнцу. Они не знают, какая страшная участь их ждет. Когда они подрастут, то им сошьют зеленые или синие мундиры, наденут на них блестящие черные сапоги, серые плащи, выделят комнату в пустом белом домике на окраине и отправят умирать. Умирать с этой песней, спрятанной где-то глубоко в душе. И они никогда не улыбнутся своим родителям, потому что не знают их, потому что нет у них мамы и папы. Есть только друг, товарищ, который так же безмолвно будет умирать и убивать других. Они никогда не узнают, как здорово возвращаться не в пустой дом, а к родным; как приятно, когда на пороге тебя встречает кошка или собака. Они будут есть, пить, спать и воевать. Свои прекрасные детские мечты они оставят за этими стенами, в архивах одной из десятков башен.