«Опять продалась, сучка», – ругалась Карина на подругу, сжимая в кулаке его рубашку. Челюсти стиснулись. Она не любила, когда ее личное становилось публичным. Не хотелось делиться со всеми планами, особенно с Зайкиным, от которого она давно мечтала улететь в другую галактику, хотя не сомневалась, что тот бы кинулся за ней и в черную дыру.
– Ты же знаешь, я от всего сердца, – жалобно протянул парень, сделав несколько быстрых затяжек носом. – Полезная ведь штука. Чего ты выпендриваешься?
Однокурсники давили на нее легким недоумением и брезгливым осуждением. Зайкин ее бесил своей непосредственностью. И всем своим нелепым видом. В желтом пиджаке не по размеру на голый торс он выглядел особенно глупо. Ее раздражала и его слепая влюбленность, и навязчивость, и вечное желание ей услужить, и внимание остальных, которое он постоянно привлекал к ней тупыми ухаживаниями.
– Зайкин, блин, достал! – не выдержала Карина и резко двинулась к нему. – Отвали от меня уже. Сколько можно? Не нужны мне твои подарки.
Она смахнула корзину со стола и выбила ладонью сертификат из пальцев. Карточка закругленным уголком уткнулась ему в живот, спикировала вниз, поскакала с носка на носок алых ботинок и, наконец, успокоилась под партой. Цветы неровным веником развалились у ног Самойловой, что сидела напротив. Корзина откатилась в угол. Парень нагнулся за сертификатом и осмотрел развалившуюся кучку растений с такой тоской, будто сам выращивал, а какая-то коза их пожевала и выплюнула.
Поднявшись, он посмотрел ей в глаза и негромко произнес:
– Я же люблю тебя.
Карина побагровела то ли от гнева, то ли от стыда и вознесла лицо к потолку, сдерживая порыв впечатать ему что-нибудь твердое в рожу. Ничего подходящего вокруг не нашлось. И она с размаху шлепнула по шарику с громким хлопком.
– Подавись своей сраной любовью, – процедила девушка.
Сердечко резко дернулось в сторону и стукнуло парня слева по голове. Тот зажмурился и съежился, как будто удар нанес ему невыносимую боль. Гнев на мгновение сменился жалостью, но она тут же разозлилась опять, словив упрекающие взгляды однокурсников. Толпа снова зашумела, зашепталась, задвигалась.
– Зай, забей. Она того не стоит, – Игнатьева не могла не высказаться, – Слухи же не просто так ходят. Надежный источник сообщил, что она на первом курсе препода пыталась, но не удовлетворила. Вот он и поставил «неуд». А ты перед ней распинаешься.
Карина покраснела, но ничем таким же хлестким не могла отразить атаку. К Игнатьевой было не придраться: знойная, умная, авторитетная, из приличной семьи, в серьезных отношениях с Гогой с первого курса и одежда всегда подобрана со вкусом. Легче было стерпеть и смириться.
– Трунов – твой надежный источник? – голос Зайкина звучал резче и с нажимом.
Девушка хотела, что-то ответить, но ситуацию спасла вбежавшая в последний момент Настена. Запыхавшаяся, румяная, круглощекая, она смешно перебирала ногами в узкой юбке и пыхтела периодически на розовую челку, которая забивалась в глаза. Русая коса виляла сзади, как коровий хвост.
– Фу, блин, еле успела, – пробормотала она в возбуждении, рухнув на стул на своем месте, и даже не обратила внимания на шарик, разбросанные цветы и настороженную толпу.
Зайкин тем временем пытался вернуть букету приличный вид. Оставив мелкие листья и лепестки на полу, он поднял корзину одной рукой, второй отвязал шарик, а зубами зажал сертификат, и отправился на первую парту вслед за Игнатьевой. Многие на него поглядывали и перешептывались, украдкой смотря и на суровую Карину. Девушка чувствовала эти презрительные ухмылки, но уже устала на них реагировать.
– Че я пропустила? – опомнилась Настена, с любопытством оглядываясь по сторонам.
Карина посмотрела на нее с усталостью и усмехнулась. Подруга тоже не выходила за рамки своего репертуара.
– Из-за тебя еще и на пару опоздаю, – процедила девушка, проходя мимо Зайкина к выходу.
Парень только поджал губы.
В туалете переодеваться было неудобно. Даже грязное платье не хотелось класть на общественный унитаз, пришлось держать его между бедрами, а сверху застегивать рубашку Зайкина. Та пахла кокосом с примесью пряной свежести, что показалось ей необычным. По крайне мере, она такой аромат слышала впервые. Понюхав себя, Карина твердо решила, что больше никогда не будет есть «Баунти» и пить «Пино коладу». И даже употреблять выпечку с кокосовой стружкой перестанет.
Рубашка, действительно, свисала с нее как платье, нормальное такое мини, приличное, почти до колен. В плечах только было слишком широко и по всей длине свободно, но хотя бы не липко и сухо. Она закатила рукава по самые локти, а то мешались. По-хорошему здесь требовался широкий пояс на талию, но девушка уже смирилась, что в этот день ей не суждено быть красивой.
В аудиторию она вбежала за пару секунд до преподавателя. Тот сам в первый день опоздал на целых пять минут, возможно, специально, чтобы дать всем студентам успеть. Зайкин сидел в крайнем ряду на первой парте. Цветы поставил сбоку в проходе, а карточку положил в угол стола. Шарик возвышался над его головой, напоминая всем о недавней сцене. Карина быстро отвела от него взгляд и прошмыгнула к своему месту. Настена глядела на нее во все глаза, но не успела допросить.
– Всем здрасьте, – от двери воскликнул Губкин.
Круглый и мелкий, с овальными очками и в мешковатом свитере, он быстро прошел к кафедре и небрежно забросил под ноги грузный портфель. Серые глаза едва было видно из-под толстых век и густых седых бровей, но он всегда все зорко замечал в аудитории. И сейчас, прежде чем начать лекцию, мужчина остановил внимательный взгляд на Зайкине и парящем над ним шарике.
– Поздравляю, – хмыкнул он, засветив желтые зубы.
– С чем? – удивился парень, резко подняв голову на преподавателя.
– С именинами, очевидно.
Юрий Петрович обошел кафедру, опершись на нее локтем, и встал сбоку, поближе к Зайкину, кивнув на шар.
– Аа, нет, это не у меня, – простодушно ответил парень, опустив голову. – Это просто мой подарок отвергли.
На пару секунд зависла тишина. Только простудное всхлипывание носом разносилось по аудитории. Преподаватель поджал губы и добавил:
– Обидно.
– Не представляете, как, – вздохнул Зайкин и положил руки на парту перед собой.
– Дай, отгадаю, кто эта жестокосердая красавица. Ермакова?
– Она самая, – сразу сдал виновницу парень и растрепал рукой короткие кудряшки.
Губкин провел пытливым взглядом по аудитории и остановился на Карине, коварно ухмыляясь.
– Ермакова! – крикнул он, как прапорщик на построении новобранцев. – Прими, подарок! А то зачет не поставлю!
Девушка напряглась и выстрелила разрывающим взглядом в поклонника, но тот даже не почувствовал.
– Юрий Петрович, это злоупотребление, – проговорила она с неохотой.
– И коррупция, – невозмутимо хмыкнул Губкин. – А мой гонорар зависит от твоей согласительности. Так что, давай, Ермакова, прими подарок, чтобы я мог получить свой.
Он оскалился фирменной декановской ухмылкой, которую показывал, когда студенты жаловались на всякую мелочь, которую нельзя было удовлетворить.
Карина до последнего упиралась, борясь внутри себя. Все-таки один раз по глупости ее уже отчисляли, но тогда по собственной. Зайкин смотрел на нее во все глаза, самодовольно улыбаясь. Его идиотское выражение лица возбуждало единственное желание – пнуть в него с разворота. Она долго колебалась, выдерживая строгий взгляд преподавателя.
– Незачет, Ермакова, – пригрозил тот спокойным тоном.
Настена больно ткнула подругу в бок. Карина, гневно пыхтя, поднялась с места и отправилась за подарком. В разных концах аудитории раздавались мелкие смешки. Зайкин засиял. Он встал, когда девушка подошла к нему, и торжественно вручил корзину, шарик и сертификат. Торт уже валялся в мусорном ведре у входа.
– С днем рождения, Кариш! – повторил парень так же ласково, как до пары. – От всего сердца!