– Платье мое где, кстати? – вспомнила она вдруг, поставив компьютер на стол.

Вместе с потоками воздуха по комнате закружила приятная попсовая мелодия на французском языке. Карина специально ее слушала, для практики аудирования.

– В химчистке, – ответил парень, хрустя яблоком. – В понедельник привезут прямо в универ.

Он шмыгнул носом и посмотрел на пакет с продуктами, который валялся в прихожей.

– А рубашка моя?

– В корзине. Постираю, верну.

Зайкин выпучил глаза и сорвался в ванную, воскликнув: «Не надо!». Гога даже привстал с дивана, чтобы проследить за ним. Карина переглянулась сначала с Игнатьевой, затем с Настеной. Все смотрели с любопытством. Варданян крикнул:

– Зай, ты че бесишься?

Парень уже вернулся в промежный коридор с рубашкой в руке.

– Блин, это же реликвия! Не надо ее стирать. Тут еще твой запах остался.

Он приложил рубашку к носу и блаженно зажмурился.

– Ты точно псих, Зайкин, – Карина косилась на него с опаской, скрестив руки.

Остальные заулыбались, видимо, привычные к его полоумным поступкам.

– А ты токсичная, – он наигранно пофикал. – Толерантно говорить: «Без ума от любви».

Персиковые губы оскалили белые зубы. Игнатьева посмотрела на Карину, мотая головой с усмешкой, как бы поясняя: «Его не исправить».

Варданян уже сидел на корточках перед Настеной и осматривал щеку. Они о чем-то очень тихо шептались, не обращая внимания на остальных. Девушка румянилась. Парень весь превратился в один большой извиняющийся жест. Гога печатал сообщение в телефоне.

– Ну, че, вы поиграйте во что-нибудь пока, а я сейчас кесадилей наделаю, – сказал Зайкин, кинув рубашку поверх спортивной сумки, которая так и валялась в прихожей, а сам взялся за пакет.

– Ты готовить умеешь? – не без издевки спросила Карина, тоже глянув на набитый всякой всячиной мешок. Мозг распознал пока среди продуктов только кукурузные лепешки.

– Ну, как умею? – заскромничал Зайкин и стал выкладывать продукты на стол. – Люблю просто. Вегетарианцев же среди нас нет?

Он не стал оглядывать остальных гостей, видимо, знал их гастрономические предпочтения заранее, а смотрел только на хозяйку. Девушка замотала головой, облизавшись. Поклонник продолжал ее удивлять. Другие реагировали спокойно, видимо, тоже давно были в курсе его гастрономического увлечения.

– Так, Кариш, тебе надо уйти отсюда, – он взял ее за плечи и мягко подтолкнул в сторону гостиной. – Не терплю, когда мне мешают на кухне.

Смешок из нее сам собой вылетел, но упираться Карина не стала, впрочем, далеко она тоже не ушла, опершись спиной на стенку гарнитура у кровати. Зайкин захлопал шкафами.

– А, может, порнушку глянем, раз тут все… смотрящие? – усмехнулся Гога, оглядывая бесхитростным взглядом присутствующих.

Игнатьева хлестнула его по руке и добавила поучительно.

– Поменьше с Гурьевым водись, озабочка.

Парни посмеялись.

Игнатьева сбегала в прихожую и, покопавшись в Зайкинской сумке, притащила несколько разноформатных картонных коробок – настольные игры. Сверху лежала небольшая, размером с блокнот, игра под названием «Свинтус». Карина не очень любила в нее играть, но для такой компании было самое то. Игра предполагала несложный геймплей – перебивание карт одной другой, бесконечный круговорот колоды и легкий азарт. Делать все равно больше было нечего. Главный заводила затих и сконцентрировался на готовке.

Карина время от времени на него поглядывала, следя за тем, чтобы он ничего не испортил на кухне. Парень шустро нарезал какие-то продукты, ловко подбрасывал их на сковороде, с легкой руки обсыпал приправами и ставил на керамическую плиту. А пока то жарилось, смешивал соус из незнакомых ей ингредиентов. Синие глаза горели белым пламенем. Он явно был увлечен и выпал из их реальности. Девушка даже засмотрелась. Слишком легко и технично у него все выходило.

– О, Ермакова, загребай три карты, – вырвал ее из задумчивости злорадный голос Игнатьевой.

Сверху на торчащей во все стороны стопке карт лежало изображение человекоподобного свина, прижимающего к пузу кипу бумаг, а внизу имелась надпись «Хапеж». Карина уже сидела с десятью и разочарованно опустила губы. В этой партии она была главным кандидатом на проигрыш. У самой Игнатьевой на руках осталось только три карты, у остальных чуть побольше. Зато в тройке новых ей попалась «Хлопкопыт». Она сбросила ее и тут же сверху положила ладонь, смяв всю стопку. Первым отреагировал Гога, за ним Игнатьева, потом Настена. Азарт так и прыгал по их глазам.

Последним остался Варданян, положивший ладонь поверх Настениной. Они переглянулись. Он не торопился убирать руку. Она затаила дыхание. Румянец, кажется, с самого начала не слезал с ее лица. Карина по первому порыву улыбнулась, заметив их контакт, а потом по голове пронеслась угнетающая мысль: «Зачем ты ее мучаешь, Артур?».

– Карты бери, – указала она недовольно на остатки колоды.

Варданян вздохнул и убрал руку, схватив ей две штуки сверху. Настена посматривала на него сбоку украдкой без тоски, но с застывшим неудовлетворенным желанием.

Компания сидела кругом на ворсистом ковре в центре маленькой гостиной. Игнатьева с Гогой опирались на диван, Настена – на окно, а точнее радиатор под ним, Варданян на комод под телевизором. Карина сидела спиной к кухне.

– Кар, подлей вина, пожалуйста, – попросила подруга, видимо, испытав жаркое волнение.

Хозяйка потянулась к ней за стаканом. Сбоку вдруг появились еще два.

– И нам тоже, плиз, – фальшиво лыбилась Игнатьева.

Карина сразу глянула на Варданяна, ожидая, что и тому захочется пополнить запасы, но парень разглядывал карты, будто просчитывал стратегический план дальнейшей игры. Будучи спортсменом, он алкоголем не злоупотреблял. Хотя тот же Трунов частенько уходил в запой на выходные, а они играли в одной команде – сборной университета по волейболу.

Хозяйка подошла к столу, где Зайкин раскладывал кусочки мяса и овощей в пахучем оранжевом соусе по лепешкам. Разило чесноком и острым перцем. Она оглядела приготовленное, наливая в стакан из открытой бутылки. Желудок сразу распознал еду и по запаху определил ее как нечто аппетитное, потому заурчал следом. Зайкин обернулся на девушку, видимо, только сейчас ее заметив, и улыбнулся.

– Осталось чуть-чуть потерпеть.

Карина хмыкнула, уведя взгляд в стакан, который от забывчивости наполнила до самого края. Игнатьевой и Гоге досталось чуть меньше. На этом вино и закончилось. А себе она тоже хотела добавить, потому потянулась за второй бутылкой.

– Ой, Кариш, вытри мне сопельки, пожалуйста, – попросил Зайкин, разворачиваясь за ней к холодильнику.

Руки он держал перед собой. Они все были в соусе. Синие глаза опять краснели. Карина чуть бутылку не выронила от такой наглости.

– Еще чего, сам подтирай!

– Ну, пожалуйста, – парень сдвинул брови жалобно и поднял подбородок, чтобы ни капли не упало. – Щекотно очень.

– Офигел?

Карина никак не решалась, внимательно разглядывая острый кадык.

– Да не укусит он тебя, чего боишься? – Игнатьева быстро оказалась рядом и, оторвав кусок бумажного полотенца, приложила его к носу Зайкина. – Смотри, какая зая.

Лицо парня приняло блаженный вид. Рот приоткрылся, глаза, наоборот, закрылись.

– Спасибо, – протянул он на выдохе, когда Игнатьева убрала руку, и отвернулся к столу.

– Аллергия у него на пыль, – упрекнули рыжие глаза девушки.

Выбросив салфетку в мусорное ведро и схватив два стакана с вином, та вернулась в компанию. Карина почувствовала укол совести.

– Как ты живешь вообще?

– На таблетках, – пожал плечами парень. – А дома у нас каждый день убираются.

Она помотала головой, не испытывая ни особого чувства жалости, ни сочувствия. Убирался он, наверняка, не сам, и тем более не мать. Богатство сильно облегчало его быт. Это в ее семье ему пришлось бы не сладко. Там пыль даже после уборки никуда не девалась, а диваны и кровати использовались на протяжении всей жизни, не меняясь. Он на таких без таблеток, наверняка, схватил бы анафилактический шок. Карина только поджала губы и вернулась в круг.