Отвратительно.

Я поспешила отделаться от этого чувства, схватила сумку и выскочила на лестничную площадку. Заперев дверь, я бросила ключ в карман к таблеткам.

Не хочу возвращаться.

Здесь пахнет мертвым человеком. Здесь пахнет мной.

Городская больница встретила меня привычным шумом, пахло здесь совсем по-другому – хлоркой, лекарствами и больными. Сумрак, проникающий с улицы через широкие окна, постепенно отступал.

Это лучше Тайной квартиры, намного лучше. Здесь-то людям можно помочь, их можно вылечить, спасти. А вот мне уже никто не поможет.

Дориан Харрингтон устроил мне на лестнице засаду, и стоило ступить на второй этаж, как мой локоть оказался в крепких тисках его пальцев.

– Кая, – болезненный шепот резанул хуже бритвы по коже, – когда ты вернешься домой? Когда прекратишь валять дурака?

При последнем слове я уставилась на него с каменным выражением лица, но Дориан не смутился. От него тоже пахнет мертвечиной, подумала я, он тоже мертв.

– Кая, ему плохо без тебя. Возвращайся, пожалуйста, пожалуйста! Возвращайся домой!

– Дориан, – ровным тоном сказала я, осторожно убирая с халата его пальцы. – У меня больше нет дома.

Он сам отступил; отшатнулся от меня как от огня, словно испугался, разочаровался. В глазах появилось что-то чужое, незнакомое, а руки повисли вдоль тела как две белые безвольные веревки. Я не стала трусливо сбегать, а терпеливо ждала возражений, объяснений, хоть чего-нибудь. Но Дориан ничего не отвечал, потому что знал: это правда. У меня нет дома, у меня больше ничего нет.

Он отвернулся и ушел, и, глядя в его прямую спину, я знала, что он продолжит думать над происходящим. Дориан будет пытаться анализировать, найти какой-нибудь выход. Пусть. Несмотря на жалкие попытки, он знает: у нас нет выхода. Ни у него, ни у меня.

Отмахнувшись от невеселых мыслей, я поднялась на второй этаж, чтобы заняться рутиной: сделать обход палат и под руководством доктора Арнетта проверить пациентов. Повседневные занятия спасают. От Скалларк. От Аспена.

– Доктор Айрленд! – Моего плеча коснулась рука доктора Арнетта. – Ну, как дела, доктор Айрленд?

Он специально называл меня доктором, чтобы рассердить. Мне действительно было не по себе. Чувство было такое, будто с каждым таким обращением на плечи ложится громадная ответственность, и теперь я не только за жизни Скалларк и Аспена в ответе, но и за жизни других людей. Они ждут, что я приду им на помощь, но я больше не могу. Я не буду бороться.

С каждым шагом вперед я вгрызалась в себя сильнее, припоминая разговоры с Аспеном, наш план спасти Скалларк. Но когда я собиралась бороться до конца, и когда хотела жить, и когда верила, что время еще настанет – не сейчас, когда-нибудь, – я еще не знала всей правды. Я уже не успела пожить. И никогда не успею. Не увижу северное сияние, не увижу дядюшку Полли в Румынии, я никогда не… больше никогда.

Теперь моя цель – предотвратить самоубийство Леды Стивенсон.

Я совсем отвлеклась, поэтому прослушала половину болтовни доктора Арнетта. Очнулась, только когда он деловито произнес:

– Я так понимаю, ты снова остаешься на ночное дежурство с нашим врачом?

– Да.

– Зачем? – Доктор Арнетт остановил меня, снова коснувшись плеча. Я повернулась и вздохнула, потому что знала, что последует дальше. – Ты устала, Кая. Ты выглядишь больной. Тебе нужен длительный отдых. Тем более после того, что случилось на Хеллоуин. Аспен…

– Доктор Арнетт, пожалуйста, – с нажимом сказала я. Сердце на секунду замерло. Взгляд наставника смягчился – он тут же стал меня жалеть. Вижу это. Впитываю жалость каждый день. Пытаюсь бороться, но она меня уже захлестывает. Пока что я до конца не осознала, что случилось на самом деле. Со Скалларк. С Аспеном.

– Хорошо, – наконец сдалась я. – Я подумаю.

Доктор Арнетт знал, что не стану думать, но он, как и все, кто имеет со мной дело, притворился, что поверил мне. Кивнув с сочувствующим видом, он направился дальше по коридору в сторону кабинетов.

Впереди меня ждала еще одна неприятная встреча. С человеком, которого я почти ненавижу, который причинил мне и моим близким много боли. Но именно с этим человеком я вынуждена сталкиваться каждый день. Ее лицо все еще мертвенно-бледное и уставшее, но усталость мигом слетает, когда она видит меня. Когда она встречается со мной взглядом, она пугается, вздрагивает от чувства вины и внутренне сжимается в маленький, но колючий комок.

Я открыла дверь в палату Аспена, и Кира тут же вздрогнула, будто не ожидала меня увидеть. Хотя только я каждые полчаса захожу сюда в надежде обнаружить Аспена с открытыми глазами, но вместо него вижу ненавистное лицо Киры Джеймис-Ллойд, которое приводит меня в ярость.

Вот уже целую неделю Аспен в коме. Голова перемотана белой повязкой, руки, лежащие вдоль тела на покрывале, все в ссадинах и синяках. Он попал в аварию в ночь на Хеллоуин. Слетел с дороги в овраг в тот момент, когда мы говорили по телефону. Я думала, пропала связь, но на самом деле пропал Аспен. И все никак не вернется. Лежит на своей койке днями и ночами, будто так и надо. Не реагирует на Киру. Хотя раньше он бы попросил ее уйти. Я бы тоже попросила.

– Что смотришь?! – взъелась она, защищаясь даже до того, как я нападу. Вскочив на ноги и скрестив руки на груди, она сделала шаг вперед, загораживая тонкой фигурой Аспена. Прищурилась. Лицо вялое, серо-зеленого цвета. Волосы грязные. От нее немного пахнет по́том и еще чем-то. Кажется, лапшой быстрого приготовления.

– Я не к тебе пришла, – отрезала я. – И ты здесь только потому, что я разрешаю тебе здесь находиться.

Игнорируя Киру и ее напряженное выражение лица, я подошла к Аспену и крепко сжала его безвольную ладонь. Как я мечтала о том, чтобы моего прикосновения было достаточно… Если бы при помощи силы можно было вытащить разум Аспена на волю, я бы так крепко сжала его пальцы и потянула на себя, что сломала бы их; если бы могла, я бы прыгнула следом в ту черноту, где он находится, и помогла выбраться, потому что вдвоем иногда легче.

Кира продолжала дрожать от ярости за моим плечом. Краем глаза я видела, как она сжала кулаки, пытаясь держать себя в руках. Было бы здорово, выйди она из себя. Я могла бы с чистой совестью выставить ее за дверь…

– Ты меня винишь в том, что случилось той ночью? – спросила она в тысячный раз. – Думаешь, если бы не я, Аспен не попал бы в ту аварию?!

– Да, – ответила я, отпустив руку Аспена и обернувшись.

– Ты… ты же не серьезно?!

– Я серьезно, Кира.

Ну вот опять… Как по команде ее ноги подкосились, и Кира плюхнулась на стул и поморщилась от горя.

– Я не виновата… – голос преломился.

Я бросила взгляд на Аспена: вдруг он увидел, как я вновь довела Киру до слез. Но он не видел ничего. Уже много часов.

Глянув на Киру, я нехотя сказала:

– Ладно, пока оставлю тебя.

Едва я развернулась и сделала шаг к двери, как Кира неожиданно рявкнула:

– Ты что, думаешь, я могу ему навредить?!

Я медленно обернулась.

– Ты себя не контролируешь. Ты вскочила. – Она опустила взгляд на свои ноги, чтобы убедиться, что я говорю правду, затем нервно облизала губы и с надрывом произнесла:

– Знаешь, почему ты ненавидишь меня? Потому что ты такая же, как я. Мы с тобой слишком похожи, и ты это видишь. И когда ты смотришь на меня, Кая, ты видишь себя. Ненавидишь именно себя, – злобно прошипела она словно пресмыкающееся.

Я несколько секунд смотрела в ее лицо, вспоминая нашу драку в спортзале в Старом городе, а затем бесстрастным тоном ответила:

– Может, и так. Но я никогда не стану мучить других, чтобы почувствовать себя лучше.

Когда Кая ушла, Кира склонилась к Аспену, взяла его лицо в ладони и, поцеловав в лоб, прошептала:

– У меня… есть одна история. – Кира судорожно втянула воздух и вытерла нос влажным рукавом свитера. – Прости… прости, что плачу, Аспен. В моей груди все болит. В горле все горит огнем. Может быть, если я все расскажу тебе, ты поймешь, как мне плохо, и вернешься?.. В общем, это история о принцессе. Самой красивой и самой доброй во всем королевстве. Она была очень одинокой и несчастной и много времени проводила у единственного окошка в башне. Однажды ночью, стоя у окна и любуясь темно-синим небом, принцесса вдруг увидела прекрасного принца там, внизу… И тогда ее сердце забилось в тысячу раз быстрее. Ее сердце рванулось принцу навстречу, и он бережно взял его в ладони и прижал к себе. Он пообещал защищать его от ветров и обжигающих лучей солнца.