Снова в доме на Запрудной улице.

— Так вы, Софья Самуиловна, утверждаете, что ваш сын провел ночь не дома? — держа блокнот с ручкой, поинтересовался напустивший строгий вид высокий молодой сотрудник, когда вместе со старшим своим коллегой их пригласили внутрь для беседы, на которой так настаивала эта парочка, откровенно неожидавшая обнаружить кого-либо живого и, чего уж там, непосредственного в квартире Силиных, которую не понадобилось вскрывать.

— Ой, да вы таки кушайте прянички, — щебетала весьма колоритная хозяюшка, угощая гостей и при этом прямо-таки окутывая их едва ли не материнской заботой. Во всяком случае рыжему именно такого рода внимание и досталось. — Чаю подлить, Витенька?

— Спасибо, не надо, — смутился тот, чуть утратив свою строгость.

— Павел Петрович? — промурлыкала явно симпатизирующая видному мужчине чуть склонившаяся над ним с заварничком обладательница внушительного содержимого весьма скромного, но от этого не менее притягательного декольте, по достоинству оцененного упомянутым.

— Не откажусь, — трудно понять отчего бы не отказался, всё же протянувший чашку обладатель не только седых импозантных висков, но и, как мы помним, весьма наблюдательных глаз, коими сейчас не с самыми профессиональными целями изучал собеседницу, с благосклонностью принимающую такое внимание.

— Что мне утверждать, когда он прямо сейчас всё ещё со своей девочкой. Ах, негодники, ещё ж и школу прогуляли. Ай-яй-яй! Вот я ему, — вроде как пожурила кровиночку, будучи явно довольная своим чадом, мамаша.

— А в каком часу вы легли спать, говорите? — отдавая должное угощениям, ну и видам ещё более довольной по этому поводу одинокой женщины, мягко и как-то даже вкрадчиво, но с достоинством пророкотал также вдовец.

— Ой, да рано совсем, — непроизвольно начав поправлять волосы, то ли отвечала на вопрос, то ли томно флиртовала Силина, безмерно при этом смущая желавшего куда-нибудь испариться Виктора, но и не забывающего фиксировать показания. — Так выматываюсь на работе сейчас, так выматываюсь. Этот квартальный отчет, будь он неладен, да ещё и Вениамин Абрамович ни в какую не желает терять контракты, вот и торопит меня, чтоб всё попало... хотя это не важно.

— И Вячеслав ещё не вернулся к тому времени? Превосходный чай!

— Спасибо. Нет. Говорю же, рано спать пошла.

— И не возвращался? Ну, может шум там какой слышали, когда он за

сменой белья, например, заходил или ещё за чем понадобившимся, — вел непринужденную беседу с лукавой особой опытный профессионал, держа себя стойко в атмосфере явно повышенного межполового напряжения и будучи ни капли не смущен, в отличие от старавшегося слиться с мебелью молодого коллеги, чего-то там корябающего в своем блокноте.

— Нет. Крепко спала. Что ещё остается одинокой женщине, — тяжело вздохнула поправив бюст сокрушающаяся по поводу несправедливости судьбы очаровательная, для своих лет разумеется, особа.

— А вот, проснулись вы совсем недавно, я правильно понял?

— Да, что-то совсем я заспалась. Теперь Вениамин Абрамович будет причитать, а вы не представляете, какой он нудный. И разводиться не желает, подлец, — последнее было добавлено уже тише, с прикушенной губой и устремленным вдаль озадаченным взглядом, однако продлилось это недолго, и вскоре большие черные глаза, определенно крашенной под знойную блондинку, невероятно обаятельной женщины вновь дарили авансы импозантному собеседнику.

— И когда проснулись, то не заметили изменений? Ну там, чашка немытая в раковине, носки разбросанные вдруг появились, или может быть ещё какие-либо следы того, что Вячеслав приходил, пока вы спали.

— Ой, да что вы, что вы. Славик у меня такой аккуратный! Но нет, ничего такого. Уж я то заметила бы. Что же вы совсем не кушаете?

— Спасибо, — развернув конфету, несколько по-отечески протянул вынужденному принять её Виктору его старший коллега, прежде чем с невозмутимым видом продолжить расспросы. — И позвонил он вам, получается, уже когда вы проснулись?

— Да, повинился, что, мол, с подружкой часов не наблюдал, поросёнок такой, вот совсем и позабыл про мамочку. Но обещал контрольную написать на отлично! — утерев слезинку, умилялась Софья Самуиловна, вещая о ненаглядном дитятке. — Элечка, лапочка, обещала подтянуть его. Замечательная девочка, я ее вот с таких лет знаю. И папа у неё положительный. Жаль, молоденьких любит, проказник.

— А где они сейчас, вы говорите?

— Так не говорила ж. Поехали покупать купальник девочке, собираются на выходные рвануть на Большое Озеро там у нас дача в Чистенке.

— А деньги, извените что любопытствую, вы ему сами даете, или он подрабатывает где-нибудь? Всё же девушка — это всегда расходы. Кино там, мороженное.

— Ох, это даже уже в моем детстве устарело. Сейчас запросы у девочек несколько поменялись.

— Ну-у-у, тоже скажете, — шутливо оспорил весельчак, отставив пустую чашку, но тут же задумался с делано печальной миной. — Хотя может и так. Давно уже никого не водил... в кино.

— Ну, вы ещё очень даже...

— А можно мне ещё чаю, Софья Самуиловна? — громко прочистив горло, прервал Виктор эту... прям прелюдию уже какую-то.

— Конечно-конечно, Витенька. Вот. И возьмите печеньку. Вкусно? Вот и хорошо, — вогнала в краску рыжего эта коварная женщина, отчетливо показав, кто здесь настоящий мужчина, а кто просто мальчик, что Виктора не особо-то и заботило, но слегка обидно всё же было. — Что же касается карманных денег Славика, то у нас взаимозачет по итогам четверти. Он мне — хорошие отметки, я ему — гонорар за успеваемость, причем с о-очень прогрессивной шкалой. Так что мой ребенок, можно сказать, подрабатывает у меня же, предпочитая не прозябать хорошистом, а шиковать отличником.

— А за «неуды» вы, полагаю, ещё и штрафуете?

— Беспощадно! Крупные же выплаты четыре раза в год, а не за каждую оценку по-отдельности, способствуют развитию финансовой дисциплины и формированию накоплений на подобные случаи. Все по-взрослому.

— Ясно, спасибо вам большое за уделенное время и угощение, Софья Са...

— Для вас: просто Сонечка.

— Эм, в общем, нам пора. Всего хорошего.

— Заходите ещё. Я буду ждать, — от последних слов, а точнее интонации, даже Виктору непроизвольно захотелось как-нибудь заглянуть, но он, увы, удостоился лишь теплой, словно материнской улыбки. Ну и легкого пинка в спину от сдерживающего улыбку Петровича, когда с неуверенным видом пытался разобраться в своих желаниях, застряв на выходе.

— Ах да, забыл спросить, — остановился уже в дверях мужчина в сером костюме. — Вы не могли бы дать мне контакты Эль...

— Эльвиры Сомовой, — подсказала потянувшаяся к смартфону... Сонечка.

— Та самая: Сомова? — с непонятной интонацией переспросил, замерший с откровенно дежурной и даже несколько механической улыбкой на лице, так и не попросивший называть его Павликом, мужчина.

— Да. А Артурчик — её папа, — как само собою разумеющееся и всё объясняющее, сообщила очаровательная его собеседница.

— Тогда не нужно. Артура Германовича... кто же не знает, — закончил он явно не так, как намеревался сначала.

— Ну, тогда всего хорошего, — проводила гостя Силина.

— До свидания, — уже после закрытия двери себе под нос произнес задумчивый Павел Петрович.

— Генерал Сомов? — не удержался наконец, до того старавшийся не отсвечивать Виктор.

— Угу, брат Сашки, — то ли ответил, то ли сам для себя озвучил свои мысли вслух, пребывающий в задумчивости седоволосый, а затем встрепенулся и, чуть подумав, внёс немного подробностей о своих взаимоотношениях с родителем Элечки. — У меня с ним... ещё там, за речкой, не сложилось. Да и с братом они всегда были как кошка с собакой.

— Да, Александр Германович был жестким человеком. Профи. Многому научил, — словно припоминая, с немалым уважением отозвался Виктор о дяде Эльвиры, явно покойном.

— А брат у него полная противоположность, — невесело дополнил Петрович. — Политик в погонах.