- Давай мыль лучше, не сачкуй! - гаркнул кто-то в коридоре.
Мышиное ширканье ответило горлачу сверху, с подволока. Майгатов еще раз посмотрел на часы. Ширкали не мыши, а швабры на палубе. На "Альбатросе" шла большая приборка.
Взгляд с каютных часов упал на пустые бутылки, брезгливо прижавшиеся к переборке от вида окружавших их огрызков хлеба, колбасных шкурок и ополовиненной банки кильки, из красной жижи которой торчали сигаретные фильтры. Что-то никакой пьянки за собой Майгатов не припоминал?
Встал, обернулся к верхней койке и еле сдержался от того, чтобы не скривить лицо. Какой-то зловонной смесью перегара, дешевой махры и блевотины на него дышал широко, как будто в крике, открывший рот Силин.
- Можно? - тихо спросила дверная щель.
Майгатов рванул гнутую, в миллионе вмятин, дюралюминиевую створку и этим резким открытием отбросил худенького человечка от двери.
- С приездом, - переборов только что прочувствованный испуг, поприветствовал его Молчи-Молчи.
Майгатов поздоровался, с удивлением глядя на восковое лицо особиста, которого он менее всего ожидал увидеть на корабле. Ведь на дальние походы в океан, на боевую службу, назначить на борт могли любого из отдела, следящего за их бригадой, и после прихода в базу Молчи-Молчи становился как бы уже и не своим. А ведь пришел за чем-то. И стоит, никак порожек комингса не переступает, будто и хочется ему кого-то "заложить" и жалко, что приходится это делать такому мелкому по званию и должности офицерику, как Майгатов.
- Проходите, присаживайтесь, - прижавшись спиной к верхней полке, предложил особисту сесть на стул-вертушку.
- Благодарю, - мгновенным, каким-то вспышечным взглядом охватил тот следы пьянки на столе, бурое лицо Силина с черной пропастью рта, укоризненно посмотрел на Майгатова и только потом, тихо скользнув мимо, беззвучно сел на вечно скрипящий стул.
Майгатов ни в чем разубеждать его не стал. Человеку, наверно, приятно, что есть о чем доложить, в том числе и о Майгатове, так зачем его лишать такого удовольствия?
- Как расследование? - зачем-то спросил Молчи-Молчи. Как будто ему уже все не доложили в тонкостях.
- Потихоньку, - тоже присел на деревянный ограничитель койки.
Помолчали. Каждый - о своем.
Молчи-Молчи сидел мумией. Выходило похоже, что это Майгатов пришел к нему, и теперь особист, тяготясь его присутствием, ждет, когда же он уйдет. И вдруг маска мумии дрогнула. Звонок, вонзившийся в каюту, по трансляции, дернул его щеки, блеклые, птичкой, губы, оживил серые капли глаз. После паузы прошел второй звонок, третий... На них особист уже не реагировал. Наверно, как и Майгатов, мысленно считал... Четвертый, пятый... Тишина, чуть дольше обычной паузы тишина. Пять - это комбриг, Бурыга. Вахтенный старшина на юте, упреждая командира корабля о его приходе, привычно дал сигнал. Хлопнула дверь, прошлепали сандалии Анфимова. Чего это Бурыгу сюда принесло? Неужели тоже по его душу?
Обратные шаги Анфимова и глухой, как удар кувалдой, топот Бурыги не замерли у его двери, продлились дальше, явно до командирской каюты.
Внутреннее напряжение спало. Наверно, и у Молчи-Молчи тоже, потому что он вдруг чуть громче своего привычного пришепетывания спросил:
- Тебе этот матрос... Голодный... как?
Майгатов ответил пожатием плеч.
- А мне он не нравится. Я врача в санчасти попросил у него кровь на анализ взять. Он даже не понял, зачем...
Майгатов тоже не понял, зачем?
- А чертежники тебе - как?
- Они дали показания, что спали. И спали, видно, крепко, раз часовой их не мог разбудить...
- А, может, не спали? - и собрал хитрые-прехитрые морщинки возле углов глаз.
- Думаете, это... они?
- Я не думаю. Я прорабатываю версии...
- Ради старого радиоприемника? - подначил Майгатов.
Но мумию трудно подначить. Только глаза стали уже, а губы сжались плотнее, как у волка перед атакой на отбившуюся от стада овечку.
- Ради истины.
- А вы ее знаете?
- Пытаюсь понять. И, боюсь, она - в сейфе...
- В каком? - зачем-то посмотрел на старенький ящик-сейф в своей каюте Майгатов.
- В том, с которого сорвана печать.
- Но там же все на месте.
- А, может, хотели взять то, чего там не было...
Майгатов задумчиво сдвинул брови, и тут дверь отшвырнули нараспашку. Она с грохотом ударила по койке со сразу всхрапнувшим Силиным и открыла вид на разъяренного Бурыгу, за которым еле угадывалась огненная шевелюра Анфимова.
- А-а, товарищ Сюськов, - смягчился Бурыга.
Оба офицера стояли по стойке "смирно". Только Майгатов одной спиной, вдоль по стальному брусу старался задвинуть шторку над верхней койкой.
- Как расследование? - не входя, бахнул из коридора Бурыга. Он даже пустых бутылок на столе не замечал.
- Идет по плану, товарищ капитан второго ранга! - по-солдафонски четко доложил Майгатов, который уже успел закрыть вискозной шторой лицо Силину и полтуловища.
- Вечером доложишь! А ты, - повернулся к Анфимову, - со своей секреткой разберись. Бардак по высшему сорту! Хранишь то, что давно положено сдать. Мне уже сверху пригрозили проверкой всех секретных частей на кораблях. А ты, - снова вспомнил о Майгатове, - не тяни резину с этим делом. Купим этой дуре новый приемник - и ныть не будет. Кор-роче, в двадцать ноль-ноль - ко мне с докладом, - и загрохотал по мыльной, поканой палубе "Альбатроса" к берегу.
5
Перо дернулось и выпустило из-под себя черную каплю.
- Ну, ск...колько м...ожно мочалками р...исовать, - возмутился старшина и в сердцах швырнул ручку о стену.
Клякса жирным, дегтевым пятаком висела в той колонке, над которой стояла надпись: "Хищения личного имущества". Чертежники уже вторые сутки рисовали огромную, в три метра длиной и два метра шириной, план-схему состояния воинской дисциплины в бригаде за девять месяцев года. Больше всего времени ушло на графу "Самовольные отлучки и уклонения от воинской службы". Немаленькой вышла и графа "Хищения государственного имущества", которую закрывала самая свежая надпись: "Пропажа горюче-смазочных материалов (следствие закрыто ввиду отсутствия доказательств)" . А вот колонка "Хищения личного имущества" была, как и год, как и два года, как и десять лет назад, девственно чиста. Пропавшие деньги, часы или "гражданка" офицеров никогда не волновали командиров высокого уровня, а потому и не заносились в схему. А если бы их однажды записали, то перетяжеленная бумага, наверное, грохнулась бы оземь со стены. И вот теперь приходилось по приказу Бурыги записывать в пустую колонку глупую фразу про приемник и пятьдесят долларов.
- Пы... просил выдать н...новые перья... Без т...толку, - уже потише проговорил старшина.
- Чего ты психуешь? - грубо спросил сидящий на пустом столе годок и сощурил и без того маленькие, как смородинки, глазки. - Небось, от того старлея в штаны наложил?
- Да не-е, Т...аньку жалко...
- Ну, пойди ее пожалей. Только чихать она на тебя хотела. У нее свой ухажер есть. Такой амбал, что тебя одним пальцем завалит...
- Моя пайку плинес! - ввалился в комнату бурят с нанизанными на стальной держак кастрюльками. - Жрать ужасно будем!
- О! Побакланил! - ловко спрыгнул годок со стола, приподнял крышечку и втянул носом запах. - Рассольничек! А там?
- Гречка с мясом, - ответил бурят с таким важным видом, будто он сам ее варил, а теперь вот соизволил угостить.
- Не туфти! Откуда там мясо? Если есть пару ниток - и то хорошо. Короче, я их "забил"...
- Хоросо, - обреченно согласился за обоих бурят, который и без того уже знал, что мясо, - если оно попадется, - годок все равно заберет себе.
- Может, р...ассказать все этому ст...тарлею? - тихо, словно у самого себя, спросил старшина.
- Ага! Пойди, посиксоть! Потом мамочке будешь из зоны письма катать. Ушел, мол, мама, в дальний поход, в такой дальний, что должны мне за него орден дать... Татуированный. На груди...
