— Тогда как? — Альта подняла на мужа глаза, которые до краев наполнились болью и страхом.

— Не знаю, — Мавиус глубокой задышал, явно пытаясь сдержать слезы и гнев, что обуял его. — Я не знаю…

Он уже было собрался вернуться в комнату, туда где лежала их маленькая дочурка, но остановился, услышав громкий топот на лестнице. Через несколько секунд красный, словно рак, и тяжело дышавший наверх вбежал Норинг.

— Вилион, — задыхаясь заговорил он, — он у вас?

— Да, — кивнул Мавиус, совершенно забыв поздороваться. — Что случилось?

— Лоне стало хуже, — всё еще тяжело дыша заговорил плотник. — Температура подскочила, можно руку обжечь. Я подумал…

О чем думал Норинг Альта уже не услышала, земля ушла из-под ног, глаза покрылись мутной пеленой, а после на них опустилась кромешная тьма. И в этой тьме она видела лишь два образа. Её маленькая дочка, в чисто белом платье, а рядом с ней стоял некто облаченный во всё черное. В руках его были песочные часы из белого дерева, а весь красный песок, что находился в них, лежал в нижней чаше.

Альта сидела на кровати в своей комнате и смотрела в окно. На улице дул холодный осенний ветер, а на небе ходили низкие серые тучи, но хозяйке трактира до этого не было никакого дела. Альта сейчас была полностью погружена в себя, её мысли были заняты только одним, а взгляд смотрел не вперед, а в прошлое. Перед глазами у неё пролетали отрывки из той жизни, где она и вся её семья были счастливы, где они вместе смеялись, плакали и радовались, и от этих воспоминаний ей становился только больнее. Плакать она больше не могла, за три дня она выплакала всё что могла и сорвала голос в истерики до такой степени, что теперь могла лишь хрипеть. На протяжение всех этих дней, которые прошли словно в забвение, её много раз пытались успокоить сын и муж, но они, прибывающее в ненамного лучшем состояние, чем их мать и жена, успехов не добились.

В дверь кто-то тихонько постучал и даже спросил разрешения войти, но не получив ответа, аккуратно приоткрыли дверь. В комнату проник Шэнтер, одетый во все черное, с распухшим носом и красными глазами, под которыми были мешки. Он медленно подошёл к матери, присел рядом с ней на кровать и приобнял её. Она не реагировала на него, а он не пытался привлечь её внимание, он просто сидел рядом и пытался собраться с духом и силами, чтобы сказать эту страшную фразу.

— Мам, — дрогнувшим голосом наконец проронил он. — Отец ждет внизу, — он стиснул зубы и прикрыл глаза, пытаясь сдержать слезы. — Нам нужно с ней попрощаться.

Альта моргнула, затем ещё раз, после чего перевела взгляд на сына. Она посмотрела на него пустыми глазами, в которых не было даже намека на жизнь, сейчас в них была лишь пустота, словно это были не глаза человека, а кукольные бусинки, черные и бездушные. Но несмотря на все это, Альта, скорее на машинальном уровне, чем на осознанном, поднялась, что тоже далось ей крайне непросто, плохо слушающимися руками оправила чёрное платье, после чего с пятой попытки попала ногами в черные туфли, и медленной походкой направилась к двери. Шэн пошёл за ней, взяв со стола черный платок, который его мама забыла. По лестнице хозяйка трактира спускалась медленно, пустым взглядом смотря вперёд, но никак не под ноги, которые сейчас больше походили на две деревяшки, прямые и негнущиеся. Её сын шёл за ней, ничего не говоря и не подгоняя свою мать, прекрасно понимая, что ей сейчас и без такого очень плохо.

Спустившись в главный зал, Альта, шагая словно заводной солдатик, пошла вперед, прямо к входной двери, возле которой её ждал муж. Мавиус ожидал супругу и сына будучи облаченным в черный свитер и мешковатые штаны темно-синего цвета, другой одежды траурного цвета у него просто не было. Когда Альта встала возле него, он хотел ей сказать что-то такое, что приободрило бы её, но увидев её пустой взгляд, передумал. Приняв из рук сына платок, Мавиус аккуратно накинул его на плечи жены, на что та никак не отреагировала, открыл дверь и пропустил её вперед.

До моста через речку все трое шли молча. Альта шла впереди, а два её мужчины на шаг позади. Шэн смотря на маму чувствовал боль и горечь, которая от неё исходит, а когда он смотрел на отца, выглядевшего очень серьёзным, но при этом с неутолимой печалью в уголках глаз, скорбь начинала разъедать его с двойной силой. Когда они перешли мост и шли мимо насаждений, растущими вдоль дороги на погост, Шэнтер хотел догнать маму, обнять её и сказать что-то такое, что смогло бы вывести её из этого жуткого транса, но не успел он сделать и шагу, как на плечо легка рука отца. Шэн поднял голову, посмотрел в глаза отца и смог прочитать в них лишь одно слово “не стоит”.

Каменная арка, ведущая на кладбище, показалась сразу же, как только Альта сделал первый и единственный поворот налево, который был на этой дорожке. На вершине арки, свесив одну ногу, а другую прижав к телу, сидел каменный ангел, весь покрытый маленькими трещинами и сколами. Лицо его было печальным, а в руках он держал два цветка. Пройдя через арку, которая служила вратами, между миром живых и мертвых, состояние Альты резко ухудшилось. Как только она ступила на земли мёртвых, она замерла, словно вкопанная, а неподвижные глаза, что продолжали смотреть куда-то в себя, наполнились слезами.

— Альта, — с левой стороны раздался тихий голос мужа. — С тобой всё хорошо?

— Нет, — едва слышно ответила она. — Но я справлюсь. Я должна… ради неё.

Больше Альта не сказала ни слова, она лишь пару раз моргнула, смахивая слезы, и пошла дальше. За очередным склепом, принадлежавшему некогда жившей в деревне семье, показалась толпа. Все жители деревни, одетые в траурные одежды, стояли вокруг двух свежих вырытых могил, а рядом, на невысоких деревянных опорах, стояли два гроба, крышки которых еще были открыты. Вокруг них ходил худощавый мужчина в бело-красной рясе, в руках его было кадило, а лицо было сосредоточенным и печальным одновременно. Это был один из служителей церкви из города Ларкис, который приезжал в деревню только по церковным праздникам или же на прощание с усопшими. Несколько секунд понаблюдав за тем, как церковки обходит гробы, окуривая их каким-то травами и маслами, Альта на одеревеневших ногах пошла в сторону скорбящих и с каждым шагом её сердце всё больше сжималось от боли, в голове пролетали мысли, которые ранили её, а воздух вокруг становился таким тяжелым, что дышать становилось невыносимо.

Когда Альта подошла к толпе, все лишь безмолвно расступались, пропуская её, мужа и сына к двум гробам. Когда Альта оказалась возле них, слезы, что она старалась сдерживать, полились из её глаз с новой силой, а сердце, которое и так невыносимо болело уже несколько дней, защемило с такой силой, что в глазах потемнело, а ноги начали подкашиваться. В ближайшем к Альте гробу лежала Лона, дочь Норинга и Вильмы. Она была в белом саване, вокруг неё лежали цветы и игрушки, одной из которых была кукла в синем платьице, которую ей сделал отец. На руках и шее девочки виднелись последствия болезни, которая унесла её жизнь. Загрубевшие участки кожи, похожие на змеиную кожу, были очень большими и черными, отчего они выглядели намного хуже, чем у того безымянного юноши. В соседнем от неё гробу лежала Вельда, в таком же белом саване, как и её подруга. Вокруг неё также лежали цветы и игрушки, но среди всего прочего выделялось желтое платье в белые горошек, то самое, которое ей купил отец, и которое она так и не успела показать матери. Красная драконица оставила шрамы на её теле куда сильнее и грубее, чем на Лоне или том юноше. Почти все руки, ноги и шея были в загрубевшей чешуи, а цвет они имели угольно-черный.

Альта больше не могла смотреть на свою дочь, ведь её глаза закрыли слезы, а ноги окончательно ослабли, от чего она упала на колени и заплакала. В голове у неё жужжали мысли, которые жалили так сильно и больно, что Альте начало казаться, что они её убьют.