– Быстро вставай! Ты не поверишь! – верещала голова. – Он к нам зашёл! ОН к НАМ зашёл! Ты представляешь?

Карл Моисеевич с легким недоумением и довольно легко читаемым призрением и недовольством в глазах посмотрел на открывшуюся дверь. Но голова все не унималась!

– Давай вставай! Вставай же! Быстрее! Только посмотри на него! Упустишь такой шанс и будешь жалеть до конца жизни!

Любопытство начало потихоньку брать верх над всеми остальными скопившимися в данный момент чувствами Карла Моисеевича.

В проёме двери появилась ещё и рука от головы и стала так же бесцеремонно зазывать его за собой!

Ничего не сказав, Карл Моисеевич резко встал со стула, аккуратно обошёл стопки бумаг и протиснулся в дверь.

А там уже столпилась вся кухня. Даже самые матёрые повара, как любопытные дети, смотрели куда-то в зал. Им было нельзя выходить, но не Карлу Моисеевичу. Вместе с официантом, что его зазывал, он протиснулся сквозь толпу лоснящихся от пота и масла поваров и вышел в зал.

Вокруг одного из столов собралось уж очень много народу. А все гости, кто ещё сидел на своих местах, жадно смотрели в сторону «того самого».

– Вы в это можете поверить? – спросил у подошедший управляющий зала.

– Нет! Как можно! Такой человек и у нас! – дрожащим от волнения голосом ответил Петруха.

– Ещё бы не у нас! Где же ему ещё быть! Не в этой же богадельне "Герцог"! Там же одни… – на этом слове администратор резко прервался и посмотрел на Карла Моисеевича, как на выползшего из кладовки клопа. – Карл Моисеевич, мне кажется, нам с вами стоит к нему подойти, поприветствовать его от нашего заведения, так сказать. – с ухмылкой он его подначил. Будто бы это была такая забава у персонала трактира – подначить нелюдимого Карла Моисеевича общаться с гостями. – У вас же такой блестящий ум! Хозяин всегда о вас так отзывается! Не робейте, не робейте. Пойдёмте.

Не успел Карл Моисеевич ничего возразить, как администратор уже схватил его под руку и направился к столу, у которого толпились люди, которые изрыгали своё восхищение. Оно разлеталось повсюду и било словно шрапнель. Понять, для кого же оно было адресовано – было сложно. Как кошка, которая готова вылизывать себя и всех вокруг, дабы избавиться от запаха человека, вплоть до самого человека. Действие ради действия.

Лишь протиснувшись через эту плотную толпу людей, Карл Моисеевич увидел ради кого здесь все собрались. Это был человек с плакатов. Его лицо смотрело в будущее народа со всех флагов. Перед ним сидел Ленин. Кажется, так его звали.

Карл Моисеевич окинул взглядом всех людей нависших над знаменитостью. Они выказывали ему своё бесконечное уважение, делились своими мыслями и идеями, и попросту струились от счастья. Затем он посмотрел на администратора, все ещё держащего его подруку. Увидев Ленина собственными глазами, тот аж засветился от счастья. Его лицо растеклось в бесконтрольной улыбке, а глаза выражали такой дикий восторг, что в них можно было увидеть, как залпы салюта взрываются тысячами разноцветных искр, разрывая последние мысли. Если не в правом глазу, то в левом точно.

А что должен чувствовать сам Карл Моисеевич? Он не понимал. Перед ним сидел человек, о котором он толком ничего не знает, и узнавать не хочет. Который делает какое-то, видимо важное, дело, но до этого дела Карлу Моисеевичу и дела то нет. Но он знаменит. Он ведет куда-то, за собой, людей. Все вокруг теряются от восторга. Может и он должен чувствовать, в присутствии этого человека, какую-то безмерную радость, восхищение, может даже раболепие, которое он увидел в глазах администратора. Но он этого не чувствовал. А может тогда отвращение? Этот человек должен вызывать у него чувство презрения? Может быть, даже желание сиюминутно уйти отсюда, убежать. А может страх? Ведь за ним, наверное, стоят влиятельные люди. И если он захочет, то прямо здесь… Нет. Карл Моисеевич не чувствовал ничего. Для него это был обычный человек, который повстречался в его обычной жизни. Не более.

– Мы рады приветствовать вас от ресторана "Понтий Пилат". Благодарим, что выбрали именно наше заведение. Надеюсь, Вам все по душе. И, кстати говоря, ваша сегодняшняя речь была очень вдохновляющей! – обратился к гостю администратор.

– Благодар-рю вас, товарищ!

Глава 2.

Прошла уже неделя с тех пор, как Карл Моисеевич увидел своими глазами “товарища” Ульянова в кабаке "Понтий Пилат". За это время он не много чего нового узнал о нем для себя. Единственный вывод, который он смог сделать из своих умозаключений – Ленин был не однозначной личностью. Однозначно было лишь то, что он собирался менять жизнь в стране.

Но не вопрос истории или общества не давал покоя Карлу Моисеевичу всю эту неделю. При нем творилась история. Прямо на его глазах происходило что-то поистине великое, о чем будут рассказывать ещё не одному поколению “новых людей”, о чем будут судачить не один год великие умы этого мира. А что он чувствовал? Что он должен был чувствовать?

На первый вопрос ответ был простым – ничего. Его совершенно не волновало происходящие в стране события. А вот что он должен чувствовать? Этот вопрос тревожил его, держал в состоянии беспокойства, а по ночам мешал спать.

Когда Ленин сидел там, в "Понтий Пилате", все вокруг него испытали какое-то действительно необъяснимое чувство одухотворённости, воодушевления. Люди были словно заворожённые. Даже те, кто считал его деятельность подрывающей позицию императорской власти и даже террористической, при нем, в его присутствии, забывали о своих словах и объясняли всем вокруг, что все же он борется за народ, за правое дело.

Но Карлу Моисеевичу не было особого дела до народа в целом. Для него народ – был он сам. А кто стоит у руля страны? Есть война или нет? Какая разница? Цифры будут всегда, значит, ему будет что считать.

Белые ночи в Петрограде закончились, и летнее темное небо из-за всех сил давило на Карла Моисеевича, заставляя его думать над не покидавшим его голову вопросом. Благо, думать пришлось не долго. Сегодня, по долгу службы, его занесло в кабаре "На Садовой". Работы там, как всегда было не много, и закончил он ее быстро. А значит, было время для того чтоб отдохнуть, расслабиться, выпить стопку другую джина и посмотреть, как танцуют, задирая ноги выше головы, молодые нимфетки.

Карл Моисеевич вышел из подсобного помещения, располагавшегося в подвальной части кабаре, и очутился в просторном темном зале. Приглушённый свет и стены бархатного цвета создавали интимную обстановку и концентрировали внимание гостей на сцене, освещенной софитами и возвышающейся над столами гостей, где сейчас заканчивала своё выступление Обворожительная Аннет. К большому сожалению, Аннет выступала практически для пустого зала. Хотя сегодня и был вечер пятницы, но в последнее время дела у кабаре "На Садовой" шли из рук вон плохо, и такие “пустые” вечера были обычным делом. Как посчитал Карл Моисеевич – если дела пойдут так и дальше, то через два месяца заведению придёт конец.