Саня тяжело вздохнула и промолчала. Володя, амбициозный, ухоженный москвич, оказался изнеженным созданием. Его разбаловали вниманием женщины – все-таки завидный жених из состоятельной семьи. И принять тот факт, что Саня не пищала от восторга при каждой встрече, он явно не смог. Они встречались меньше месяца, а Сане казалось, что прошли годы, потому что за это время она успела наслушаться упреков в том, что недостаточно внимания уделяет своему парню. «Ты иногда про меня напрочь забываешь, как такое вообще возможно?» – обижался он. По характеру он был замкнутым и совершенно не сентиментальным, и откуда взялась эта жажда контролировать свою девушку – непонятно.

«Как?! Ну как ты можешь меня ревность не только к людям, но и к вещам, к занятиям?» – удивлялась Саня. Она никогда не скучала в одиночестве и всегда была при деле. И такое всеобъемлющее внимание со стороны, казалось бы, очень занятого человека, работающего в дипмиссии, подавляло ее. Но достоинства Володи перекрывали этот недостаток.

Он был словно Кен, возлюбленный Барби. Хорошо воспитанный, благоразумный, порядочный. Рядом с таким мужчиной было легко мечтать о размеренной семейной жизни, лишенной тревог, об уютном доме в Александровском и о детях. Саня, выросшая без братьев и сестер, хотела бы иметь минимум двоих детей, мальчика и девочку.

С «Кеном» их как раз таки объединил общий подход в создании семьи. Саня верила в любовь, но реалист в ней тоже не дремал: за всю жизнь она не встретила ни одной пары, где чувства продержались до конца. Все же вечная любовь – «зверь» крайне редкий и неуправляемый. Строить на такой шаткой основе дом с детишками – дело ненадежное. А вот взаимное уважение, согласие в базовых вопросах дает возможность создать крепкую семью, обеспечить детям светлое будущее. Именно такого принципа придерживаются те избранные семьи, которые правят миром. Они потому и правят миром, что ими правят не эмоции, а трезвый ум.

У подруги, Насти Тереховой, мать умерла молодой, в тридцать пять, и отец Насти не смог пережить потерю. Остался вдовцом в расцвете лет и до сих пор один. А ведь он богатый, влиятельный человек… Это, пожалуй, единственный пример преданной любви, известный Сане… Ну, еще отчим с мамой. Они родом из Звенигорода и когда-то давно встречались несколько месяцев: мама Таня училась в выпускном классе, а Валентин Геннадьевич заканчивал универ. Получив диплом, он уехал работать за границу по линии дипмиссии, и с мамой Таней они больше не виделись. Встретились вновь год назад и уже не расстаются.

Увы, такие случаи – один на сотню, и рисковать Саня точно не собиралась. Семейное счастье было ее мечтой наравне со спасением мира от Тьмы. Саня мечтала о собственном маленьком, уютном мире, с детишками и мужем, который читает газету по утрам за чашкой кофе. Разве это плохо?

Чувства можно контролировать, нужна лишь сила воли. Да и любовь, если вдуматься, – понятие спокойное, гармоничное, ни капли не истеричное. Именно к таким отношениям она стремилась с Володей.

А страсть… она к любви вообще отношения не имеет. Страсть – это вспышка, после которой остается только пепел на месте души. Один раз Саня пережила подобное и снова наступать на те же грабли не собиралась.

«Я все делаю правильно», – повторяла она про себя, как заклинание, глядя на первые бледные ленивые огни вечерней Москвы, но мысли то и дело возвращались к Стасу. Он вызвал в ней странное для девушки желание – защитить взрослого мужчину… Да, именно это хотелось сделать – защитить его. «Если я ему об этом скажу, он сделает себе харакири. Честь воина не вынесет такого позора. Даже воина, который считает, что у него нет чести».

– Жизнь – непредсказуемая штука, – пробормотала Саня и, подышав теплом на боковое стекло, нарисовала знак вопроса… А вопрос был простой.

Логика помогает достичь стабильности и спокойствия.

Чувства привносят хаос и глубину ощущений.

…Их нельзя совместить. Ведь нельзя же?

Клуб «Бронкс энд Баррет» располагался в районе Патриарших прудов, на Малой Бронной. Любимое место Насти Тереховой. Сюда съезжалась не просто «золотая молодежь», а интеллектуальная элита… по крайней мере, они себя таковой считали. Войти внутрь – значит попасть в круг избранных, но для этого нужно иметь либо членский билет, либо приглашение. Других путей, в общем-то, не существовало.

Было еще рано, девять часов вечера, но народу уже собралось немало. Все же последние выходные перед осенним семестром, а среди завсегдатаев половина – студенты. Будущие политики, банкиры, фэшн-иконы.

Настя стояла у бара, потягивая любимый грейпфрутовый сок, когда Саня подошла и шепнула:

– Только не комментируй внешность моего нового охранника, Володя и так на взводе.

– М-м? – Настя оглянулась и, заметив Стаса… сделала вид, что не заметила.

Подруга собрала длинные светлые волосы в хвост а-ля «Я сегодня не расчесывалась», а одежду явно подбирала вслепую. Синие брюки, клетчатая свободная рубашка мужского покроя.

– Ты для Цербера так «расстаралась»? – предположила Саня, и подруга кивнула.

– Сил нет больше его видеть. Если бы ты только знала… Даже в порядок себя приводить муторно.

Володя вежливо вмешался в разговор и сообщил, что выбрал столик на втором ярусе, в VIP-зоне.

– Забавно, правда? В VIP-клубе есть VIP-зона, – протянула Настя и рассмеялась. – Вип-вип, ура!

Стас позади усмехнулся, а Володя притворился, что не слышит Терехову. Он критически относился к распущенным манерам у девушек и подругу не жаловал, хотя и знаком-то с ней без году неделя.

Странное все-таки дело. Настя была девственницей, умницей, из приличной семьи, но… любила ехидничать, спорить и просто быть собой. И ее осуждали. В то же время Санька нагрешила в жизни похлеще Дориана Грея, но была мила и учтива. И ею восхищались. Сила стереотипного мышления в действии.

– Владимир, а что вы такой печальный, как байроновский герой? – поинтересовалась Настя. – Вас клонировать, и люди решат, что наступил зомби-апокалипсис.

Володя проигнорировал выпад, поцеловал Сане руку и молча ушел вперед.

– Зомби ведь мозгами питаются, а общая масса мозгов на количество населения слишком мала. Так что апокалипсис накроется медным тазом.

Колкое замечание принадлежало Стасу, и Саня крепче сжала сумочку в руках, услышав глубокий бархатистый голос. Захотелось пить, и она отобрала почти пустой бокал с соком у Насти, хоть и не любила горькие напитки. Подруга внимательнее присмотрелась к охраннику и, похлопав в ладоши, сказала:

– Браво. Наш человек. То-то Владимир осатанел.

Но, помня просьбу Сани, Терехова не стала развивать беседу со Стасом и молча направилась к столику, вскинув руку вверх и скандируя: «Вип-вип, ура!». Настя нервничала, потому что с вечеринок ее обычно забирал ставленник отца, Данила Летов. Когда-то она его безответно любила, а теперь клялась, что ненавидит. «Цербер» – так она его прозвала.

Следующие два часа пролетели незаметно, в разговорах, встречах со знакомыми и выпивке. Саня не пила спиртного, обходясь безалкогольными коктейлями.

Телохранитель находился в нескольких шагах, внимательно осматривая каждого, кто подходил к Сане, изучая круг ее общения.

– Стас?!

Оклик заставил вздрогнуть, и она резко повернулась, чтобы увидеть человека, который узнал Архипова.

– Вы обознались, – ответил охранник, но мужчина оказался навязчивым. Это был известный российский ди-джей, уже нетрезвый; из семьи медиамагната Данберга, кажется.

– Ты че, друг? Ты мне снишься, что ли? Ходил слух, что ты умер сто лет назад… А он стоит, светит белозубой улыбкой. Как жизнь? Моя сестра до сих пор на твои плакаты плачется.

Видимо, чтобы не привлекать ненужное внимание, Стас отошел с приятелем подальше, послав Сане предупреждающий взгляд, и она ободряюще ему улыбнулась.

– А он, оказывается, не простой солдат, да? – холодно поинтересовался Володя.

– Извини, но это военная тайна, – нашлась Санька.