Наверное, несмотря на расслабленную позу, вид у него был угрожающим, в глазах появилось выражение жестокости, и Лилька, учуяв опасность, тотчас смолкла. Вряд ли Ян посмел ее оскорбить и тем более поднять на нее руку; несмотря на то, что отношения их начали развиваться совсем недавно, Лиля уже успела изучить Яна. Он был прекрасно воспитан и не позволил бы себе выразить свое недовольство в нецензурной брани и, тем более, в рукоприкладстве. А вот молча встать, отвернуться, уйти, не слушая никаких возражений, он вполне мог. И назавтра это был бы уже совершенно другой человек – далекий, замкнутый, отстраненный, холодный. Чужой. И обратного пути не было бы. Ян был не тем мужчиной, которого можно было заставить униженно просить прощения. И вряд ли он стал бы любить женщину, которая вздумала бы его унижать.

Лилька была красивой. Очень красивой, невероятно. Каждой своей чертой, глубиной серых больших глаз, изгибом бровей, трепетом длинных пушистых ресниц, аппетитностью форм – всем. Красивая женщина, соблазнительная, игривая. Не глупая, далеко не глупая. Интересная даже. Умела зацепить. Но отчего же тогда с ней наедине было так… скучно и тяжело?

Лилька отчаянно хотела понравиться. Всем, каждому. Очаровать, обаять, произвести впечатление. Приковать к себе все взгляды, запомниться. Пускала в ход свои чары, все свое умение нравиться, весь шик, красоту, ум. Женщина-праздник. Шумная и яркая. И ей всегда удавалось привлечь к себе внимание. Она была центром внимания для всех. Не для кого-то одного. Не было в ней интимности и сокровенности. Котиками для нее были все – и он, и его личный шофер, и молоденький курьер. Все.

А Саша с разными глазами, внезапно понял Ян, даже не попыталась произвести впечатление. Даже странно. Но на ее простом милом личике даже мысли не отразилось, что можно позаигрывать с ним – с ее директором, между прочим, – чтобы расположить его к себе… Так, на всякий случай, на будущее. Да и просто из женского кокетства, из желания понравиться. Что это, верность подруге? Или своему парню, тому храпящему в коридоре пьянице? Или простая бесхитростность? Вот не подумала – и все? И тотчас ушла в защиту, стоило ему подойти ближе, выстроила стену между ними.

"Подарок моего парня. Парня…"

Не трогай чужое руками!

– Да Михи Никольского, – вместо Лильки ответил безопасник, откидываясь на свой шезлонг. – Программист. Башковитый парень.

– Еще какой, – язвительно подтвердила Лилька, плюхаясь на свое место и сердито надувая губы. – Даже не смотри на нее, милый, тебе там ничего не светит. У нее с Мишей все чудесно-о-о, – премерзким голосом пропела она, явно дразнясь. – Потому что он, в отличие от некоторых, провел эту ночь в номере, и был на высоте-е-е!

– Неужели? – с самым безразличным видом переспросил Ян, нарочно игнорируя ее оскорбительные намеки в свой адрес, и Лилька язвительно сощурилась:

– Она сама мне сказала. Практически похвасталась! Я рыдала, как дитя, от зависти! Такая любовь, такая страсть!

Еще одна отвратительная привычка Лили – выносить их отношения на всеобщее обозрение, и неважно – ссоры или наоборот, какие-то милые моменты. Она, ничуть не стесняясь, выбалтывала тайны, какие-то интимные секреты, несмотря на наличие рядом посторонних людей. Запросто могла называть его ласковыми прозвищами при всех, при собеседниках, которым совершенно не нужно знать, что наедине она называет его Сахарком. Она словно хотела лишний раз похвалить находящегося рядом с ней мужчину, продемонстрировать всем, как она им гордится – и за что, – но выходило это неловко, неуклюже, неуместно и грубо. Словно в этот момент Лилька лишалась всего своего природного чутья и такта.

– Сказала, – не унималась Лиля, зло щуря подкрашенные глаза, – что он у нее с фантазие-е-ей!

Ян промолчал, пригубив свой бокал с пивом. На высоте, хм… Ну, хоть "фантазии" его девушке понравились. И этот Никольский еще не устроил ей сцену, судя по всему. За это можно выпить.

– Все, прекрати, – рыкнул на злопыхающую Лильку Ян. – Я просто спросил. Можно было обойтись без этих подробностей?

***

Саша вернулась в номер в слегка возбужденном состоянии. Внезапный интерес к ее персоне со стороны Яна взбудоражил ее, ощущение прикосновения к груди никак не проходило. И этот его внимательный взгляд, смех, зажигающий искры в синих глазах…

Не думать, не думать!

Саша даже не обратила внимания на Мишу, который к ее приходу уже проснулся и привел себя в порядок. Кажется, даже комнату проветрил – воздух был морозный, Саша почувсвовала, как ее мокрой голове стало холодно. Она слышала его вежливое покашливание в комнате, но не окликнула его, не спросила ни о чем – выспался ли он, хочет ли завтракать… Ни о чем.

Внимательный взгляд Яна будоражил ее сознание. Его близость, его улыбка, рука, порывающаяся провести по ее спине… Саше до сих пор казалось, что она чувствует жар его ладони, едва не коснувшейся ее талии. Это и злило ее, и заводило одновременно. Злило оттого, что Саша искренне считала, что просто попала не в то время и не в то место. Влюбленные поссорились, и Ян, чтобы насолить Лильке, которая, видимо, сернула ему всю кровь, обратил свое внимание на Сашу. Решил слегка поиграть, значит, а ее, Сашу, выбрал в качестве средства мести. Как удобно ложащийся в руки ремень для порки. Как вещь, вот черт! Лилька еще спросит с нее за то, что ее мужчина любезничал с ней, дружба дружбой, но это золотце дракониха-Лилька никому трогать не позволит. Ссориться с ней Саша не хотела и выслушивать ее язвительные вопросы и подколки тоже, поэтому настроение ее испортилось. Но не одни лишь предстоящие разборки с подругой омрачали ее настроение.

Ян.

Его близость неожиданно для самой Саши оказала на нее гипнотическое воздействие. Оказавшись там близко с грозным шефом, Саша не почувствовала испуга или напряжения, напротив – она вдруг увидела в нем мужчину. И он, несмотря на все установки и предстережия матери – не смотри, не по себе кусок хочешь! – понравился ей. До дрожи в руках. До бессовестной влаги в трусиках. И, что хуже всего – она, даже упомянув о наличие парня, все равно со странной надеждой заглядывала Яну в глаза, желая рассмотреть там интерес к себе, и, кажется, рассмотрела… Или ей это только казалось? Просто хотелось в это верить?

– Это что ж такое?! – бормотала она, залетев в ванную и захлопнув за собой двери. Руки дрожали, из зеркала на нее смотрело какое-то незнакомое, не ее лицо – щеки красные, глаза шальные, с расширенными зрачками, губы дрожат… – Что это такое, а?!

"Да он бабник бесстыжий, – думала Саша, стараясь убедить себя в этой немудреной мысли, взывая к собственному разуму. – Вот и решил сверкнуть обаянием… Лилька же сказала, что он где-то болтался всю ночь. Крас-сивый мужчина, мать его… Небось, отказа не знает, привык к всеобщему вниманию. Ему все равно, за какой юбкой волочиться. Лишь бы за зад ухватить! Да это вообще лилькин ухажер, в конце концов. Не сметь думать о нем!"

И, тем не менее, улыбки генерального, его прикосновение волновали Сашу, ей хотелось думать и думать о них, и она с упорством мазохиста прокручивала в памяти мгновения, когда он стоял рядом, чуть склонив голову. Чтобы успокоиться, она открыла кран с холодной водой и пригоршней песнула воды в пылающее лицо.

– Саша? – Мишка деликатно стучался в запертую дверь, но девушка словно не слышала его, умываясь ледяной водой, набирая пригоршнями еще и еще, до тех пор, пока не заломило от холода покрасневшие пальцы. – Саша, все хорошо?

– Да! – грубо выкрикнула она, чувствуя, как к остывшим щекам ее снова приливает горячая кровь, и становится нестерпимо стыдно.

– Дура, какая же я дура! – ругалась она, яростно терзая ни в чем не повинное полотенце. Утренняя эйфория казалась ей смешной и наивной. Ночная идиллия, нежные поцелуи, которые, казалось, предать было невозможно, растворились в одной улыбке этого бессовестного человека, в его синих смешливых глазах. От осознания этого становилось нестерпимо стыдно; Саша заставляла себя вспомнить стастную ночь, заставляла себя думать о Мише, который стоял сейчас за дверями ванной и с тревогой в голосе о чем-то спрашивал, но одно прикосновение, одно невинное прикосновение Яна к ней затмевало все, и Саша яростно кусала губы, кляня себя последними словами.