И ничего не намечается.

В итоге, подложив картонку под ножку стола последний раз, сажусь за стол и открываю ноут. Включаю его и отчаянно желаю, чтобы он загружался как можно дольше, и чтобы желательно еще зверски тупил, чтобы мне пришлось его перезагружать.. но проклятая машина загружается быстро, пиликает, возвещая о начале работе и позволяет мне без проблем нажать на тошнотворно знакомый синий значок.

Блям!

Мгновение и мой начатый еще черт-знает-когда сценарий открывается.

«Здравствуйте, самые ужасные 27 листов в моей жизни – Здравствуй, самый ужасный слившийся сценарист, Генри. Мы уж заскучали, ты вернулся? – Да, вернулся, начнем? – Ха-ха, ну давай. Настрочи еще парочку таких же говеных страниц, да закрой ноут до самого Рождества, олух».

– Не в этот раз.

– Ты что-то сказал, милый? – Альма как раз выходит из коридора, управившись с делами на кухне.

– Да. Говорю, мне надо немного тишины.

Она озадаченно вскидывает брови:

– Так в доме и так тишина.

– Вот и отлично. Пусть так и будет.

– Ладно.

Бросив на меня еще один озабоченный взгляд, она поднимается наверх. Подозреваю, что к Гретте, но мне уже плевать. Я и мои говеные 27 страниц начинаем новую битву.

Да, может в НЮ они и одерживали всегда победу, но вчера Ронни Бри и Белль Ромстранг сами мне сказали, что этот город всем дает шанс. А глядя на них и их ниспадающий успех – у меня нет никаких причин в это не верить. Да. Может в НЮ я и не мог накропать больше полутора ужасных страниц – но здесь все изменится.

Сейчас я занесу пальцы над клавиатурой, и из меня польется настоящий поток вдохновения, поток самого лучшего сценария, от которого загорятся глаза Чарли Грейс и..

И мои руки замирают над клавиатурой.

Пока что никакого чуда не происходит.

Мне вновь приходится лишь «выжимать» из себя слова, словно плохо переваренные грубые волокна из кишечника, и получается это ужасно. Я мучаюсь так пять минут, после чего открываю окно и запускаю свежий воздух. Да, пусть дух Провинстауна озарит меня. Давай. Я жду.

ХА-ХА-АХАХА.

Смех.

Такой резкий и визгливый прямо со второго этажа. Потом минутная тишина и вновь смех – теперь уже смех Альмы. И вновь потом смех Гретты.

– ТИХО! – ору, надеясь, что меня услышат.

Вновь воцаряется тишина.

Но теперь, со стороны окна, я слышу их приглушенные разговоры о чем-то. Видимо, их окно тоже открыто. Голова начинает разламываться, и кажется что их голоса сверлят в моем черепе одну огромную дырку, через которую выливаются все мозги.

– МНЕ НУЖНА ТИШИНА! – ору, обернувшись к окну.

Говор прекращается.

А в следующее мгновение сменяется тихим-тихим шепотом. Чувствую, что сейчас взорвусь, потому резко встаю (стул, не в силах удержаться, с грохотом из-под меня падает на пол) и с шумом закрываю окно. Поворачиваю ручку.

Прекрасно.

Теперь шепота не слышно.

Проклятье!

Но ведь дело не в шепоте. Дело в том, что я обращаю чрезмерное внимание на отвлекающие факторы по причине того, что мне совершенно нечего написать. Вернее, написать есть что – но оно идет сложно, вернее сказать, вообще не идет – а когда все-таки появляется на страницах.. то оформляется в нечто настолько кошмарное, что и ребенок бы написал лучше.

Поверхностное понимание. Я будто сухо излагаю происходящее, как в гнилой пьесе, когда должен как следует отобразить характер персонажей, их чувства и мысли. Их бунтарство, покорность или напротив полный анархизм!

А у меня получается лишь какие-то пластилиновые фигурки, которые падают от любого порыва ветра и источают живости не больше, чем пластмассовые цветы. Думаю, Чарли Грейс, увидев этот сценарий (который ждет уже столько времени), отказалась бы даже поверить в тот факт, что его написал создатель Черного Окна.

Потому что создатель Черного Окна даже в своем самом страшном сне не смог бы создать такое дерьмо. Даже если бы очень постарался.

Правильно, что Барри мне вчера не дал Дикую Индюшку (до того, как за меня попросил Ронни). Я недостоин этого бурбона для талантливых ублюдков, которые приезжают сюда делать деньги. Мне и водки с соком будет много.

«Ну что Генри, с тебя хватит? Или помучаешь сраку еще четверть часа? Ха-ха, неужто думал, что одолеешь нас?».

Захлопываю крышку ноутбука с такой силой, что, опасаюсь, открой его – и увижу треснутый экран да сплющенную клавиатуру. Но нет, как то всегда и бывает, человеческое сознание многое утрирует. Когда я открываю его – нет даже царапины.

Вздыхаю и вновь заношу руки над клавиатурой.

Последующие час с небольшим становятся самыми мучительными за последние сутки. Даже столкновение с бомжом не было столь изнурительным для меня. Выхожу я из этой битвы помятым, побежденным и с одной написанной говеной страницей. Теперь их 28. 28 нестерпимо отвратительных страниц, которые прибавляют понемногу в количестве, но точно не в качестве. И какой смысл их писать, если эти 28, все равно что любое число, умноженное на ноль? 28 страниц умноженные на 0 качественного текста = 0 страниц сценария. Как тебе такая арифметическая задачка, Генри?

Ты как ветряная мельница – крутишь лопастями, но толку от этого совершенно никакого. Ты имитируешь деятельность, но при этом не делаешь совершенно ничего, не продвигаешься день ото дня ни на шаг, и ты об этом знаешь. Ты можешь искусно лгать жене, агенту, коллеге и остальным людям – это дар сценаристов, писателей, драматургов и всех, кто делает деньги на собственном воображении. Да, ты искусно можешь солгать кому угодно и о чем угодно. Но оборотная сторона этой медали – проклятие. Потому что лучше всего ты можешь лгать самому себе. Прямо-таки филигранно, виртуозно, взахлеб. И самое отвратительное – что ты не всегда это сам понимаешь. Ты на каком-то профессиональном уровне попросту этого не замечаешь, отметаешь этот факт, потому что суть твоей профессии – это вера в собственный вымысел.

Вот уже сколько времени ты считаешь, что пишешь отвратные страницы, медленно и очень плохо. Но знаешь, в чем самая главная ложь, которой ты себя тешишь и в которую успел поверить за это время? Хочешь знать, что это за ложь?

Что как бы ты не обзывал эти страницы, с какой бы скоростью их не создавал – ты раз за разом именуешь этот процесс словом «ПИШУ».

Но на деле ты не пишешь, Генри. Ты только имитируешь. И очень хорошо себе врешь.

Ты пишешь? Как здорово. А сможешь дать хоть одну из написанных страниц Чарли Грейс? Нет? Значит, ты не пишешь. Значит, сколько бы ты не написал – пока текст не задышит жизнью, у тебя все время будет оставаться 0 страниц, сколько бы не показывал в левом нижнем углу ворд.

Ноль страниц, Генри.

Так будет до тех пор, пока ты не починишь свою писчую машину.

Я едва не вскакиваю из-за стола, едва время подходит к полудню. Будто самый нерадивый сотрудник, я просто высиживал время до «конца рабочего дня», чтобы поскорее слинять это и забыть до следующего дня.

В холодном поту и с раскалывающейся головой, я закрываю ноутбук и бреду в спальню. Переодеваюсь в джинсы, кофту. Возвращаюсь в холл и снимаю с вешалки куртку (уже и не помню, кто и когда успел ее повесить сюда, ведь вчера я кинул ее на пол).

– Альма! – зову ее, глядя на лестницу снизу вверх – Альма!

Скрип двери и поспешные шаги. Она, откинув прядь волос назад, доходит лишь до половины лестницы, когда я говорю:

– Я пошел. Какой замок купить? Такой же засов, или по типу гаражных?

– А какой лучше?

– Оба неплохие. Какой тебе даст спокойно спать ночью?

Она неуверенно жмет плечами:

– Возьми какой-нибудь металлический и потолще.

– Ладно. Думаю, к двум точно буду, приготовишь что-нибудь на обед?

– Да, я думала запечь семгу?

– Отлично – улыбнувшись, целую ее в лоб – я быстро.

– Я могу спросить у соседей инструменты для того, чтобы врезать замок.

– Думаю, поищу и найду что-нибудь у Саманты – кричу уже с крыльца. И лишь когда выхожу на тротуар слышу хлопок нашей двери.