– И в чём же тут интерес?

Модест Платонович Левкович, еще одна «звезда» папенькиного заведения. Подающий надежды молодой человек, уже пребывавший в чине Коллежского секретаря, однажды, придя поутру на службу, принялся уверять, что он есть ни кто иной, как Наполеон Бонапарт. Требовал отвезти его на родину, возмущался произошедшими за последнее время изменениям в мире, даже хотел попасть на приём к императору. Что удивительно, но по-французски Модест Платонович стал говорить с заметным итальянским акцентом4, чем приводил всех в большое изумление. Так как по словам родителей, каждый месяц навещающих сына, такого ранее замечено не было, а итальянского он вовсе не знал.

– Ну как же, пенял ему за Виктора Нуара5, и ругался, что тот позорит фамилию.

– Так я же говорил тебе, чтобы ты не разрешал своим пациентам читать газет, даже старых. Я и своим этого не советую в процессе выздоровления…

Личико маменьки начало кривиться невысказанными эмоциями, но она сдержалась. Ей не нравилось, когда младший из братьев поучал старшего. Мамá относилась к дяде тепло и можно даже сказать питала братскую привязанность. Её родной брат погиб в Крымскую6 войну и долгое время эта боль не затихала. Потому родительница всячески поддерживала связь между братьями. Понимание необратимости возможной потери немного примиряло её с характером деверя. Она всегда старалась сглаживать конфликты или недопонимания между ними.

– Как дела у племянников? – дядя попытался сменить тему.

– Всё хорошо, Мишенька обещался приехать на вакации, – с удовольствием включилась в беседу матушка.

Мой младший брат Михаил в данный момент учился в гимназии и не мечтал провести каникулы в поместье, вдалеке от друзей, но всё-таки уверял в письмах мамá, что непременно приедет. Старший Николай – студент в университете Петербурга, тем более не хотел ехать в эту глушь, но он хотя бы честно об этом заявлял.

– Пройдусь-ка я, перед чаем, – заметив знак дяди, я решила ретироваться, чтобы он мог наконец-то обсудить с родителями мой вопрос, для чего, собственно, и приехал.

Выскользнув во двор, поспешила к давно доживавшемуся меня верному другу.

Наше поместье немного обветшало и конечно не выглядело так, как ранее, до Крестьянской реформы7. Однако после объявления многие старые дворовые остались в роли слуг, они очень любили бабушку и не хотели никуда уходить. Но она уже умерла, а мы тут бываем редко, в основном летом, поэтому поддерживать большой штат прислуги просто не имело смысла. Из старых дворовых остался только Степан, всю свою жизнь проживший в имении и по старости выполняющий роль то ли сторожа, то ли смотрителя.

Конюшня уже разрушилась от времени, как и многие другие постройки. А для моего мальчика подновили какой-то сарай. Мой Ветер был очень приветливым мерином, его купил для меня ещё дедушка и учил на нём ездить. Небольшое яблоко, захваченное со стола, было с благодарностью им принято. Но без нашего обязательного ритуала меня бы просто не отпустили. Прижаться головой и погладить гриву, нашёптывая нежности. Ветер всхрапывал, нежно касаясь меня тёплыми губами. Ну вот и всё, пора возвращаться, надеюсь основную бурю я уже пропустила.

Одно из красивейших помещений поместья – старинная портретная галерея, наполненная большим количеством картин. Чтобы сократить дорогу, решила пойти через неё. Всегда любила бывать здесь одна, хотя вечерами зала и наполнялась странными тенями. Взгляды предков иногда были приятственны, а бывало и нет. Моё же внимание постоянно привлекали три последние картины. Да и сейчас я остановилась именно рядом с ними. Три женских портрета, так похожих друг на друга: отличались причёски, одежда, позы, даже взгляды. Но черты лиц подчёркивали их родственную связь. Открытые, чуть овальные, с высокими лбами, у каждой небольшой носик правильной формы, яркие, живые светло-зелёные глаза. Почему-то так получилось, но два поколения подряд это имение наследуется именно по женской линии. Сначала оно досталось моей бабушке, после того как оба её брата погибли. Со смертью же маминого брата, имение перешло к ней. Прабабушка, бабушка, мама… говорят я очень похожа на бабушку в молодости. Надеюсь, с моими братьями всё будет хорошо, Ники получит это имение, а мой портрет, как хозяйки поместья не появится на этой стене. Я собираюсь стать доктором, а не провести всю жизнь тут.

В столовой буря была в самом разгаре:

– Эта Блэкуэлл8 совсем вскружила всем головы, – родительница явно была не в духе.

– Ну почему же, Катенька. Больше двадцати лет прошло, как появилась первая женщина-врач. Чем же Аннушка хуже? Умна, талантлива. России давно пора перейти на новый уровень мышления и уйти…

– Ты хочешь, чтобы она стала какой-то там феминисткой и не имела семьи? – мамá была против, её ещё больше злило то, что папá поддерживал дядю в этом вопросе.

– Боже мой, мамá, при чем тут семья и диплом врача? Вы считаете, что от этого я буду хуже выглядеть в глаза общества? Мне это безразлично! – не выдержала уже я. – Или вы почитаете недостойным занятием лечение страждущих? – я пыталась успокоиться и говорить тише. – Даже если моими пациентами будут только женщины – я нисколько не против. Многое они просто стесняются рассказать врачам-мужчинам. Это даже лучше!

– Катенька, прогресс не стоит на месте. В любых ситуациях мы поддержим Аннушку. Да и Ники думаю, будет рад за неё, – Виктор Иванович подошёл и обнял за плечи супругу, пытаясь оную успокоить.

Екатерина Павловна прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Она не хотела отпускать меня. Сама она, безусловно, была горда, что хотя и где-то далеко мисс Элизабет добилась признания и смогла пройти мытарства со всеми патриархальными барьерами в получении заветного признания, но для меня такой участи явно не желала.

Семейный совет закончился довольно поздно, но с радостным для меня лично решением. Родители выделят денег на поездку и обучение, хотя дядя при этом, на какое-то время явно впадет у мамá в немилость.

Видимо, яркие и положительные эмоции, пережитые вчера, придали мне сил, и я встала рано, когда заря только окрашивала небосвод в оттенки красного. Постояла у широко открытого окна, наслаждаясь рассветом. Хотелось обнять весь мир, но такое поведение точно не найдет одобрение у мамá. Решила прокатиться на Ветре, он, наверное, застоялся и тоже обрадуется прогулке. Хотя его наверняка выгуливают в наше отсутствие, но вчера было заметно, что он скучал без меня.

Амазонок у меня несколько, но у новой, была слишком большая, густо расшитая юбка, а это мне будет только мешать. Надеюсь, любимые юбка-брюки не слишком шокируют наших соседей, если я, конечно, встречу хоть кого-нибудь из них в такое раннее утро. Яркий новый жакет и так смотрелся слишком вычурно, но пришлось надеть ещё и цилиндр с вуалью, чтобы уж совсем не вызвать упреки со стороны родительницы, и выслушивать очередную лекцию о пристойной одежде.

Ездить на Ветре огромное удовольствие. Иноходец, особо выученный для меня ещё при дедушке. Улучшенное дамское седло Пелье9 с новой подпругой, специально было сделано под меня и полностью безопасно. Отец очень беспокоился о том, что я могу упасть, поэтому его заказывали в Петербурге. По словам родительницы, папá баловал меня безмерно, но для меня это было проявлением его любви и заботы.

Ветер уже был готов и осёдлан. Я забежала на кухню и захватила для себя пару булочек и яблоко своему мальчику. Исполнив наш постоянный ритуал, выехали из поместья. Подворье жило привычной жизнью и готовилось к пробуждению хозяев.