— Где моя сестра? — сходу задала вопрос женщина, обращаясь напрямую к лорду.

«Она ведь должна знать, что нельзя делать так, — с досадой подумал Эстергар. — Она должна бы знать, потому что Хостбин знает об этом».

— Пойдемте под крышу, лорд Моррет, сир Овайн, — кивнул Рейвин мужчинам, решив про себя, что рыцарь, скорее всего, принадлежит к благородным, а значит, такое обращение будет ему по чести. — У нас не принято говорить о важном, стоя у ворот.

Тем более, что кругом уже начинала собираться челядь, желая поглазеть на южную родню своего лорда. К счастью, подоспевший комендант парой слов разогнал непрошенных зрителей, а Рейвин повел своих гостей в замок.

Они, конечно, видели и стены, и башни, и внушительный донжон, возвышающийся надо всем остальным, но Эстергхалл по-настоящему поражал, если смотреть на него, стоя на мощеной площадке у главных дверей. Все одинаково задирали голову в этот момент, даже северяне, даже лорды, что же говорить о южанах с их карликовыми замками и пузатыми башенками в три оборота винтовой лестницы. И Хостбины знали, конечно, что лорд Эстергар богат, знали и когда отдавали за него свою девицу, но вряд ли представляли, насколько. «Варвары, не считающие золота» — говорили на Юге о северных лордах. Рейвин бы поспорил с этим, он-то отлично знал, что северяне, даже самые знатные, считают и золото, и серебро и медь с железом, когда приходится. Но истина была в том, что Эстергхалл отличался от замка Хостбинов, как стена бутового камня, сложенная века назад, отличается от деревенского частокола. Рейвин не намеревался пускать им пыль в глаза или чваниться больше положенного, но, в конце концов, он на своей земле и в своем замке, а они — гости, приехавшие без приглашения, и он не даст им об этом забыть.

Мужчины поняли его быстро, но женщина, похоже, была из тех, кто любит хватать лошадей под уздцы.

— Где моя сестра? Почему она не вышла к нам? — снова спросила она, окинув взглядом проходной зал. Она была первым человеком на памяти Рейвина, кто уделил Эстергу с его самоцветами меньше двух секунд своего времени.

— Розамунда, помолчи, — лорд Моррет попробовал унять племянницу, но это мало помогло.

Рейвин уже почти не сомневался, что именно она заставила их всех приехать. А ведь еще совсем недавно он думал, что все южные женщины такие же, как его жена.

— Вас проводят в купальню, там вы найдете все необходимое, чтобы привести себя в порядок после долгой дороги. Когда будете готовы, нам подадут ужин в малой зале, — непререкаемым тоном сообщил Эстергар. — Тогда и обсудим все дела. На Севере принято так.

Он надеялся выиграть хотя бы несколько часов, в течение которых очаровательная леди Розамунда не сможет влиять на своих спутников, а у него появился возможность обдумать дальнейшие действия. А подумать было о чем.

Он не мог показать им Лейлис. После того, что с ней стало — не мог. Никто не должен смотреть на своего близкого человека и видеть в его взгляде чужое, мертвое существо. Они, скорее всего, даже не поймут, даже не увидят — южане не привыкли распознавать такие вещи. Они могли слышать о чудовищах в лесах; почти каждый, хоть раз бывший на Севере, видел поземников и снежных лошадей, а некоторые даже встречали упырей на трактах, но как объяснить им что-то настолько темное и таинственное, что даже в древних северных трактатах не было ни одного упоминания?

За ужином Рейвин попотчевал южан той же историей, которую рассказал лорду Хенреду в день его приезда, не понимая даже, что поступает ровно так же, как ненавистный ему лорд Фержинград. Моррет и женщина слушали, ловя каждое слово, рыцарь только кивал — похоже, его меньше всех интересовала цель визита.

— Что это, «холодная рука»? — смахнув слезы, наполнившие ее прекрасные темные глаза, спросила леди Розамунда, когда он закончил рассказ. — Отчего она приходит и как с этим справиться?

— Одна из тех вещей, что были созданы прежде нас и будут после, — пожал плечами Эстергар. — Женщины справляются с этим… как с любым подобным несчастьем. Леди Эстергар тоже справится. Но нужно запастись терпением. Когда моя леди-жена будет готова, она покончит со своим трауром и возобновит переписку с вами. Или, может, вы сможете снова посетить ее, к примеру, летом, когда дороги безопаснее…

— Какой траур не позволяет женщине выйти и поприветствовать своих родичей?! — возмущенно прервала его леди Розамунда.

— На Севере строгие порядки во всем, что касается траура, — спокойно пояснил лорд Рейвин, взглядом обращаясь к лорду Моррету. Сир Ойван так и не произнес ритуальной фразы, разрешающей другому мужчине говорить с его женой — он, конечно, просто не знал о существовании такого обычая — но Эстергар пользовался этим, чтобы не отвечать леди Розамунде. — Женщины закрывают лица и хранят молчание, тем дольше, чем тяжелее их утрата, — продолжал он. — Сколько будет длиться траур, решает сама женщина. Это может быть неделя, месяц, даже год. Но все остальные обязаны уважать ее решение. Особенно — если это решение жены лорда и хозяйки замка. Поэтому… мы с женой очень рады, что вы приехали. Хотя мы и не ждали вас. Но вы приехали и это показывает, насколько сильны ваши родственные чувства по отношению к нам.

Он встал, торжественно отсалютовав Моррету кубком и вынуждая обоих мужчин последовать его примеру.

— Родичи моей жены — всегда желанные гости в моем замке, — возвестил он. — Вы вольны остаться, на сколько пожелаете. Любой мой слуга почтет за честь служить вам. Но есть правила, обычаи, традиции, которые много значат для меня, моей семьи и моих подданных. Боюсь, вы сможете увидеть леди Эстергар, только если она сама пожелает выйти к вам.

Рейвин распорядился, чтобы гостей поселили подальше друг от друга, в разных частях замка. Он не мог, конечно, разделить мужа и жену, но позаботился о том, что леди Розамунда не смогла переговорить с дядюшкой после ужина. Рейвин очень надеялся, что поутру тот не надумает ничего лучше, как уехать обратно на Юг, и что леди Розамунде придется с этим смириться. Но он еще не знал эту женщину.

Рейвин даже не сообщил Лейлис о приезде ее родственников. Он вообще мало разговаривал с ней в последние дни, это имело все меньше и меньше смысла. Даже прежние просветления случались все реже и реже. Она уже не принимала участия ни в каких делах по хозяйству и большую часть времени проводила в своих покоях, взаперти. Рейвин знал, что она хочет вернуться в лес, и знал, что однажды должен будет ее отпустить. Но не раньше, чем перепробует все, что доступно смертному, чтобы ее вернуть.

Он продолжал проводить вечера, а иногда и ночи за книгами, надеясь отыскать если не ответ, то хотя бы подсказку. Мастер Ханом все больше болел последнее время, его состояние вообще уже многие годы ухудшалось зимой, поэтому лорду обычно помогал менестрель-южанин. От него все равно было сложно что-либо утаить, ведь он был мужем Шиллы, а эта южанка была с Лейлис каждый день, с той самой ночи, когда все началось. Но иногда, как в этот вечер, переходящий в ночь, Рейвин читал в одиночестве, оттягивая момент, когда все-таки придется подняться к жене.

— Вижу, вам не спится, милорд, — послышался за его спиной очень приятный, чуть насмешливый женский голос.

Эстергар дернулся от неожиданности. На секунду, когда он только обернулся к дверям залы, он успел испугаться, что кто-то выпустил его жену. Они все же были очень похожи — ростом, сложением, цветом волос и даже голосом, так что и разница в семь лет почти не бросалась в глаза.

— Вижу, вам тоже, — ответил он, прочистив горло. — Где ваш муж?

Он все-таки не мог до конца поверить, что женщина может ночью загуливать по чужому замку в одиночестве и оставаться наедине с хозяином. Да есть ли, в самом деле, у этой южанки стыд?!

— Он-то, как раз, спит, — бросила она, скривив уголок очаровательных губ в полуулыбке.

Минуту Рейвин раздумывал, что делать. Позвать кого-нибудь из слуг, велеть отвести леди в ее комнату, к мужу. Ей здесь не место, она не может ходить, куда ей вздумается, заговаривать, с кем пожелает… Она же позорит свою сестру, неужели она этого не понимает? Он продолжал еще цепляться за правила, условности, деление на принятое и непринятое, потому что только это и оставалось теперь четким и понятным. Но он понимал и то, как мало смысла во всем этом теперь, когда его жена даже не здесь. Давно уже не здесь.