«Мне скучно, мамочка, — ответила Кэт. — Я хочу общаться с людьми». — «Но разве мы с отцом — не люди?» — с глубокой обидой сказала мать и вышла из комнаты. Напрасно Кэтлин просила прощения — мать не разговаривала с ней целую неделю.
***
Она отключила компьютер. Уходить из рубки не хотелось, и она смотрела на звёзды, вспоминая прошлое.
Розамунда появилась позже. Высокий рост и большой вес делали её заметной среди других женщин, и все ей завидовали. Кэтлин тоже завидовала: у Розамунды были великолепные чёрные волосы, спускающиеся до пояса, а у Кэтлин жалкий пух, не поддающийся никакой укладке. И, разумеется, Розамунда имела неизменный успех у мужчин. В том числе у Патрика.
Кэтлин посмотрела на часы. Половина пятого вечера! Как летит время. Вернулась на кухню и начала просеивать муку для печенья — сегодня она испечёт своё любимое, с орехами и ванилином. Разложив тесто на противне и включив духовку, подпёрла кулачком голову и стала ждать. И снова пришли воспоминания.
***
Платье для выпускного вечера мать готовила ей целый год, расшивая длинную рубаху золотой нитью и мелким жемчугом. На этот жемчуг ушли едва ли не все семейные сбережения. Платье получилось громоздким, но мать всё равно осталась довольна: «Пусть оно некрасивое, зато самое богатое», — шепнула она. Кэтлин платье не понравилось, но она надела его, чтобы не огорчать мать.
Это был чудесный день! Кэтлин фотографировалась на память с другими выпускницами и обсуждала с ними планы на будущее, а на время танцев уходила в буфет, стесняясь своей неумелости.
Внезапно гость вечера, профессор Йенс, прервал танцы, поздравил всех с окончанием учёбы и объявил фамилии нескольких выпускников, которым предоставлялось место работы в его институте. Задыхаясь от счастья, она услышала свою фамилию. У неё будет работа в институте! Ей не придётся подрабатывать официанткой, имея в кармане диплом! Она приняла решение завтра же уйти из дома и снять квартиру. Пребывая в эйфории, не сразу поняла, что её кто-то зовет.
— Кэтлин! — кричал Патрик. — Я искал тебя! — он тоже был в числе избранных.
— У меня будет работа! — сияя, сообщила она.
— Рад за тебя. Может, окажемся в одном отделе. Потанцуем?
— Я не умею, — виновато улыбнулась она.
— Я тебя научу.
И он учил её танцевать. Ни до, ни после того дня Кэтлин не была так счастлива. Она была готова танцевать с Патриком хоть всю ночь, но тут вихрем налетела Розамунда, грубо оттолкнула её и стала танцевать с Патриком сама. Кэтлин подождала немного, потом взяла такси и уехала домой.
Она вытащила печенье из духовки и пересыпала в деревянную хлебницу. Было время пить чай.
А утром разразилась такая драма, что даже сейчас, по прошествии многих лет, Кэтлин не решалась о ней вспоминать. Ещё ночью, возвратившись с выпускного бала, она собрала необходимые вещи и документы в походный саквояж. Утром, выйдя к завтраку, сказала родителям, что собирается начать самостоятельную жизнь. Воцарилась нехорошая пауза. Отец швырнул вилку и вперил в Кэтлин яростный взгляд. Мать, не веря, размешала в стакане молока ложку сахара и безмолвно протянула Кэтлин. Но Кэтлин не хотела завтракать.
— У меня есть работа, и теперь я в состоянии сама себя обеспечить.
Отец медленно встал из-за стола. Надвигалась буря.
— Кэтлин, девочка! — запричитала мать. — За что такая чёрная неблагодарность?
— Какая неблагодарность, мама? Я всего лишь хочу быть самостоятельной.
А дальше был скандал, в конце которого отец, опрокинув стол со всей посудой, стремительно ушёл в кабинет, а мать долго умоляла свою кровиночку не бросать их на старости лет, но Кэтлин была непреклонна. Она знала, что поступает бесчувственно, но скандалы происходили ежедневно, а работу в институте предлагают один раз, и ей не хотелось из-за обычного скандала пожертвовать карьерой.
В институте она просиживала перед компьютером дни напролёт и сначала очень уставала, но через несколько недель усталость отошла на второй план, да и свои деньги не были лишними. Каждый день, спеша на службу, Кэтлин вся светилась от гордости: она работает в научно-исследовательском институте! Сейчас, сидя в корабле, она помнила, что работа была связана с компьютером, но все детали, поручения, отчёты — да чего там, само название должности — поглотила амнезия. Боль в усталых глазах и крики начальника отдела Кэтлин помнила, а работу — нет. Если бы у неё сейчас спросили: «Кем вы работали в институте?» — она не смогла бы ответить, кем числилась, инженером или бухгалтером. Да и спросить было некому.
Как-то раз она позвонила родителям, но они не захотели с ней разговаривать. Это и только это омрачало ей жизнь. С Патриком она теперь виделась не только в рабочие дни, но и каждое воскресенье — в ресторане, гольф-клубе или уютной палатке за городом. В палатке они пили чай из термоса, играли в карты, а потом Патрик говорил: «Ну, всё, мне пора». И разъезжались по домам. Патрик работал по другой специальности, в одном отделе с Розамундой, и если он, извиняясь, предупреждал Кэтлин по телефону, что не сможет прийти на свидание, она знала, что он идёт к Розамунде, и проводила этот выходной с поп-корном за телевизором.
Она помнила день, когда впервые увидела космический корабль — двадцать четвертого мая их группу привели на космодром, и «Магни», огромный, как скала, и ослепительно-белый на фоне синего неба, оставил неизгладимое впечатление в её душе. Тогда-то и родилась мечта о космосе. Кэтлин бредила космическими полётами. «Моя звёздная принцесса» — шутливо назвал её Патрик, когда она поделилась с ним своей мечтой. Она улыбнулась в ответ и сказала:
— Я обязательно полечу туда. Чего бы мне это ни стоило.
Она сдала все тесты, и начались тренировки. Медленно, но верно приближалась Кэтлин к своей цели…
Она встала, чтобы прибрать на кухне. Отсутствие на корабле телевизора или видео мешало расслабиться. Там, на Земле, она привыкла смотреть телевизор за едой, и теперь пришлось отучиться от этой привычки. Вместо телевизора она созерцала белые, без единого украшения, стены.
Довольно сильная зубная боль не давала ей снова уйти в воспоминания. «Не следовало есть орехи», — с досадой подумала Кэтлин и ушла в ванную чистить зубы. Это помогло, но ненадолго. Она рассердилась: не хватало ещё зубной боли! Ну уж нет, она не позволит такой мелочи, как больной зуб, отвлечь её от намеченного плана. И она принялась устанавливать банки в корзину.
В трюме оставалось ещё много свободных полок после того, как Кэтлин расставила свои заготовки. Ей было приятно смотреть на готовую работу: все банки были одинаковые, блестящие, с железными застёжками наверху. Кэтлин прошлась по трюму. В отсеке для полуфабрикатов двумя рядами стояли высокие морозильные камеры. Продуктов должно было хватить на много лет, «Магни» предназначался для дальних рейсов. Отсюда Кэтлин брала зерно для муки, сухое молоко и прочее.
В другом отсеке, поменьше, находился склад материалов и инструментов. Там была даже швейная машина и не меньше двадцати роликов разных тканей. Последний, самый большой отсек, занимали чёрные металлические контейнеры, обозначенные в компьютере под кодом «F». Что скрывалось в них, Кэтлин не знала и не задавалась этим вопросом никогда. Она взяла из холодильника яркую упаковку и, даже не поглядев на название, вернулась наверх.
На третий день боль стала невыносимой, Кэтлин едва сдерживала стоны. Казалось, болит не один зуб, а вся челюсть. Пульсирующие удары отзывались в голове каждую секунду. Она испугалась: у неё редко болели зубы, и если болели, она сразу же шла к врачу. Но здесь врача не было.
— Это всего лишь флюс, — успокаивала она себя, — скоро боль утихнет, а через месяц мне вылечат зуб.
Боль, однако, не утихала, а усиливалась и усиливалась. Целыми днями Кэтлин лежала на диване, отвернувшись к стене, и ни о чём не думала: от мыслей становилось больнее. Что, если бы это был не больной зуб, а сердечный приступ? Она впала в отчаяние. Ну почему именно к ней так несправедлива судьба? «Наверно, я ужасно выгляжу»,— подумала Кэтлин и ощупала своё распухшее лицо.