— Коль, а причину не назовёшь? — это я так, для проформы спросила. Давно знала, что к этому идёт.
— Причину? — он вскинул бровь. — Да ты на меня наплевала! Ты хоть вспомнила о моём дне рождения?
О господи! Это же был день нашего возвращения от Анжелы.
— Коль, извини, пожалуйста, я так закрутилась. Поздравляю тебя…
— Сейчас уже не надо.
— Коль, я в тот день так перепугалась из-за детей. Ну, сам бы напомнил, если у тебя такая беспамятная жена.
— А я напомнил. Спросил: где носки? У вас, у баб, привычка нам по праздникам носки дарить.
Мне было ужасно неудобно.
— Коль, прости, пожалуйста.
— Не нужны мне твои «прости». Я не слепой и прекрасно вижу твоё ко мне отношение. Чем быстрее ты увезёшь свои вещи, тем лучше. Оля не любит разгребать чужое барахло.
— Оля? У тебя вроде Катя была.
— Времена меняются, — изрёк муж.
— Это да, всё меняется. Только ты, старая сволочь, не меняешься, — беззлобно сказала я, и это был наш последний разговор.
Есть такой литературный приём — скомкать сюжет. Именно это мне и хочется сейчас сделать, потому что есть вещи, о которых писать невозможно. Наконец я подвела повествование к тому месту, ради которого и затеяла его, но поняла, что о самом главном не напишу ни строчки. Я бы могла написать большой медицинский роман с тучей кровавых подробностей, материалу у меня на целый трёхтомник, но не здесь и не сейчас. И не я. Пусть напишет кто-нибудь ещё, для кого мои дети чужие, а я уже никогда ничего не напишу. В принципе, мой рассказ подошёл к концу, но я должна уточнить некоторые детали.
Мы в спешке перебрались в город. Детям никак не могли установить правильный диагноз и делали рентген за рентгеном.
— Я смотрю, вашим детям не все прививки поставлены, — строго сказала врачиха, просмотрев карточки. — И чего же вы хотите? Нужно ставить. Больных и ослабленных нужно защитить в первую очередь.
Поставили несколько прививок, но это не помогло. Мы перешли к другому врачу, в другую клинику, и нам по новой назначили рентген. Наконец-то я своими глазами увидела цифровую аппаратуру. Эти снимки я и вручила врачу, когда он пришёл в палату к девочкам проконтролировать перевязку.
— Патологий не вижу, — успокаивающим тоном произнёс он, и я с облегчением улыбнулась: по крайней мере, у моих девочек нет туберкулёза. Аля к тому времени уже почти не ходила, и я сама превратилась в куклу с коляской, только коляска была инвалидная.
Молодая санитарка перестилала постель — совсем девчонка, едва школу окончила. Я вечно забывала, как её зовут — Настя или тоже Алина, и дважды в неделю молча совала ей в карман сотню.
— А у Пхоши на чехдаке ентген лучше был, — сказала Эля.
— На каком ещё чердаке? — поинтересовался врач.
— Они летом играли в больницу, — пояснила я. — Не обращайте внимания.
— Нет уж, я обращу. Что за Проша? Что за рентген? Рассказывайте.
И дети рассказали. Говорила в основном Алина. Произошло следующее: Проша раздобыл то ли у друзей, то ли на блошином рынке списанную рентгеновскую лампу, купил книжку и построил, как мог, рентгеновский аппарат. Умный мальчик, любит науку. Вспомнились слова Анжелы: «У него на чердаке телескоп, микроскоп и ещё какой-то хреноскоп…»
И в тот дождливый день все мои дети в течение нескольких часов торчали в душном чердачном помещении в обществе этого юного гения и делали опыты. Просвечивали друг друга, книжки, цветы, просто сидели рядом — день-то скучный, на улицу не выйдешь. И всё это время лампа была включена.
— Теперь понятно, — сказал врач и развёл руками. — Ну, а что вы хотите. Они доигрались.
— Я знаю! — раздался звонкий возглас, и все посмотрели на юную санитарку. Её было не узнать: глаза сияли, волосы выбились из-под чепчика, она возбуждённо улыбалась и подпрыгивала. — Я читала в интернете! Сначала один мальчик сделал такую установку, потом ещё один, и вообще сейчас многие так играют. Покупают списанную лампу и делают установку. Я знаю, я читала! Я знаю, я читала!
— Помолчите, Настя, — строго сказал врач. — Это все читали. Ну что ж, не они первые, не они последние. Дураки на земле никогда не переведутся.
Настя — значит, восемнадцать уже есть. Моложе-то восемнадцати все Алины. Типичная современная девушка, где уж ей знать о хороших манерах! Ну не могла она замолчать, настал её звёздный час, и Настенька тарахтела взахлёб:
— Мы над ними так ржали на форуме, вы даже не представляете. И над этими будут ржать, вот увидите, я сегодня же выложу на форуме, вы даже не представляете.
Ей было невдомёк, что рушится чья-то жизнь, она спешила показать свою осведомлённость. Младшие девочки удивлённо хлопали глазами, а старшая что-то смекнула и уставилась на врача. Почуяв опасную тему, я предложила выйти в вестибюль, и мы продолжили беседу на диванчике для посетителей.
— Доктор, по-вашему, из-за дурацкой детской игры они все теперь больны? Думаете, я в это поверю? Скажите лучше сразу, что не можете поставить диагноз.
— Уже поставил. Жаль, что так поздно, — он просматривал карточки моих детей и вдруг нахмурился. — А прививки зачем делали?
— Ваша коллега велела. Сказала, что больных и ослабленных нужно защищать в первую очередь. Что, не надо было делать?
— Прививки надо было делать в своё время по графику. А все вместе они только посадили иммунитет. И рентгеном ещё радиации добавили.
— А зачем вы назначаете процедуры, от которых только хуже? — чуть не кричала я.
— Женщина, успокойтесь. Скажите, ну кому в мирное время придёт в голову подозревать у больного лучевую болезнь? — врач был спокоен и рассудителен. — Неудивительно, что моя коллега ошиблась.
— Доктор, у моих детей… лучевая болезнь?
— Мне жаль.
— Но это абсурдная ситуация! — крикнула я. — Этого не может быть!
— У ваших детей то же, что было у детей Чернобыля и у японской девочки, делавшей журавликов, но с той разницей, что ваши расплачиваются не за чужую глупость, а за свою собственную, — и он положил карточки на журнальный столик.
Я встала, потом села. До меня начало доходить. Врач предложил мне валерьянки. Я старалась собрать воедино обрывки знаний о радиации. Помнится, от неё выпадают волосы, и она делает людей бесплодными.
— Скажите, доктор, — взволнованно спросила я. — Это может повлиять на моих девочек, когда они вырастут? Смогут ли они родить детей?
Врач добродушно рассмеялся.
— Женщина, они получили смертельную дозу радиации. Каких детей? Никто из них не вырастет. Что вы как маленькая. Если бы лечение начали сразу, прогноз был бы благоприятным, но время упущено.
Я молчала, оглушённая. Получается, всё зря? В моей голове пронеслось множество мыслей. Всё, о чём я мечтала — школьные оценки, выпускные балы, институтские годы, свадьбы… Внуки, оценки внуков… Получается, ничего этого не будет? Хотела же как лучше, хотела помочь брошенным детям, но вместо этого всех угробила. Значит, я хуже Колиной Лёльки? Я так волновалась за Егорку, а выходит, ему повезло. Васе повезло, Арминэ — всем, кого у меня вовремя забрали. Разве я мать после этого?
Игрушки, платьица, оценки, домашние пироги — ничего больше не будет. Впереди только больница, капельницы, аппараты искусственной вентиляции лёгких, бессонные ночи и… Что они видели в жизни? Наш грязный городишко да два раза побывали на речке. Мои дети никогда не были в лесу и в луна-парке. У них не было качелей — я боялась, что они сломают шею. Ни в кино, ни в театре они тоже не были, мне просто в голову не приходило их туда сводить. Меня в детстве никуда не водили, мама считала, что телевизора достаточно, вот и я следом за ней... Я запрещала им изучать борьбу, разлучила Ваню с другом. Я каждый день на них орала — да-да, теперь я это припоминаю. Они вздрагивали от моих криков. Из-за проклятой бытовухи мне некогда было спросить, как у них дела. Я надеялась, что недостаток внимания смогу восполнить им в будущем, но врач только что объявил, что будущего нет.
Из-за несчастной списанной лампы? Не верю! Я вцепилась пальцами в столешницу и подалась вперёд.
